C начала войны у многих появилось ощущение, что борьба за права женщин — проблема второго ряда: куда нам до гендерного равенства, когда наша страна развязала войну в 2022 году. Вам знакомо это чувство?
У меня тоже было такое ощущение, но оно быстро прошло. Еще казалось, что, начав войну, государство отбирает у меня мою идентичность. Как будто бы все, за что я борюсь многие годы, становится совершенно неактуальным из-за действий кучки людей и из-за ужасных разрушений, которые они несут прекрасной соседней стране. Я провела в оцепенении примерно неделю после 24 февраля, а потом поняла, что нужно делать в этих обстоятельствах— и запустила проект #женщиныУкраины в своем телеграм-канале «дочь разбойника».
Мне показалось важным зафиксировать женский опыт. Женщины участвуют в войне и имеют дело с ее последствиями наравне с мужчинами. Кроме женщин, которые непосредственно воюют в ВСУ (украинской армии), есть огромное количество тех, кто спасает других людей, занимается волонтерской работой, несет ответственность за детей. Пока мужчины воюют, женщины становятся поддержкой и опорой тем, кто слабее: старшим и младшим родственникам.
Со временем я стала понимать, что даже не столько гендерное равенство, сколько борьба за права женщин становится гораздо более актуальной. Потому что все, что мы видим на войне — это то самое насилие, о борьбе с которым так много говорили феминистки. Это насилие в его самом уродливом, в самом безудержном виде. И с одной стороны можно сказать, что раз такое происходит — мы проиграли, нас никто не услышал. Нас никто ни во что не ставил и вот мы оказались здесь. С другой стороны, теперь наша деятельность нужна еще сильнее. Насилие над людьми недопустимо — эта простая и довольно очевидная идея становится нужна как воздух. Многие люди сейчас держатся за нее как за спасательный круг.
Может показаться, что война обесценивает важные вопросы, которые много лет волнуют женщин, но на самом деле она делет их только острее. И в этой ситуации нам нужно еще больше сил, гораздо больше терпения, желания переть как танк, несмотря на то, что повсюду вырастают препятствия. У меня ощущение, что из-за всего, что происходит, в России с правами женщин будет все хуже и хуже, хотя, казалось бы, куда хуже? Значит, теперь нужно бороться еще более отчаянно.
Сейчас людей интересует гендерная тематика или все внимание направлено на войну?
Мне, честно говоря, все равно, кто что думает. Я точно знаю, чем должна заниматься, и делаю свое дело с прежним упорством. Конечно, комментаторы пишут мне, что «феминизм неактуален», но мне плевать на это мнение. Я думаю, что эти люди считали, что феминизм неактуален и в 2020 году, потому что: «Пандемия же, ну какие права женщин?». Но как раз пандемия показала, что феминизм важен — именно потому, что женщины в первую очередь страдают от глобальных передряг. То же самое нам показывает война.
Почему все так ошалели от изнасилований в Буче, от того, что сексуализированное насилие, оказывается, оружие войны? Удивились те, кто не представлял себе масштабов насилия над женщинами, которое происходит и без войны. Все, что там произошло — это чудовищно, это очень пугающие картины. Но к сожалению, это происходит в нашей стране и без войны.
Война была бы возможна, если бы у власти были женщины?
Мы не знаем, какие женщины были бы у власти. Сейчас у нас во власти есть женщины, но, к сожалению, моих интересов они не представляют. Это женщины, которые разделяют точку зрения, которую им навязывает государство, и они с позиции силы решают все вопросы. Есть исследования, что если женщин на управляющих постах больше, то шансов, что конфликты будут решаться без оружия, больше.
(по данным некоторых исследований это не совсем так — «Черта»)
С марта вы ведете рубрику «Женщины Украины» в телеграм-канале. Как пришла эта идея?
Мне показалось очень важным зафиксировать, что происходит с женщинами, живущими в стране, на которую напала соседняя ядерная держава. Это свидетельство эпохи. Это не просто хор людей, пострадавших от войны, а именно голоса женщин, которые вывозят на себе невероятную нагрузку, которые вынуждены быть выносливыми, которые должны оказывать сопротивление на самых разных уровнях, которым приходится спасать своих детей и пожилых родителей, переживать чудовищные потери. И для меня очень важно, что это именно голоса женщин.
Женщины пишут вам сами или вы ищете героинь?
Я начала искать героинь в Инстаграме, писала призывы делиться своими историями. Потом украинки стали рассказывать о рубрике друг другу, в итоге так и появились все эти истории. Сейчас поток немного иссяк, мы опубликовали больше 80 монологов.
Есть дневник девушки Светы из Харькова, она его ведет с начала войны. Он уже очень большой, там все время появляются новые записи. Надеюсь, что когда-нибудь его издадут. Сейчас как будто бы первый шок и ужас проходят, и я больше занимаюсь помощью украинским женщинам, которые оказались в Европе: от поиска молокоотсосов в Брюсселе до попыток найти жилье в маленьких городах. То есть сейчас я действую из позиции человека, который может что-то сделать, а не человека, который фиксирует происходящее.
Какая из опубликованных историй впечатлила вас больше всего?
Я помню все истории, но привести в пример почему-то хочется именно эту. Одна из женщин рассказала, как они с семьей бежали из Харькова вместе с двумя детьми и собакой до Испании. В Харькове была работа, квартира. Всего этого не осталось. В Испании они жили в социальном жилье. Накопления закончились, работы у них там не было, пособие крошечное. Она рассказала, что была вынуждена рыться в помойках, чтобы найти для своих детей одежду, необходимые им в быту вещи. Она говорила про себя: «Я, человек с высшим образованием, вынуждена заниматься вот этим».
Для меня это иллюстрация того, как война разрушает жизни: потому что она разрушает их не только непосредственно убийствами других людей, но и вот таким способом.Ты теряешь свою безопасность, дом, карьеру, становишься экономически зависимой от незнакомых людей в другой стране. Довольно сложно себе это представить. Но я рада, что такой опыт тоже отражен в этой летописи. Это наглядное пособие, почему войны никогда быть не должно.
Много ли ваших подписчиц и подписчиков отписались от вас из-за этой рубрики? Был ли хейт со стороны тех, кто поддерживает войну, или со стороны украинок?
Я с хейтом сталкиваюсь всю дорогу, и в сортах этого хейта мне разбираться уже не так интересно. Поначалу у меня были отключены комментарии в канале, не хотелось, чтобы женщины, которые рассказывают мне свои истории, читали какое-то говно. Потом я вернула комментарии, но внимательно слежу за тем, чтобы там не было оскорблений.
Большинство комментариев, конечно, абсолютно поддерживающие и сострадательные. Многие благодарят за эту рубрику и говорят, что это очень тяжело, но необходимо читать. Потому что важно знать, что происходит в Украине от нашего имени. Эту рубрику читает много украинских женщин, для них это тоже важно.
Мы же знаем, что тяжелый опыт становится чуть менее болезненным, если ты понимаешь, что ты не одна через него прошла. И хочется верить, что для многих рубрика «Женщины Украины» становится немного терапевтичной. Мы стараемся помогать в тех местах и тем людям, кому это нужно. Большое количество моих читательниц по всему миру таким образом получили возможность поучаствовать в судьбе отдельных героинь, помогая им посылками, деньгами, консультациями, кровом. Получилось, что это коммьюнити людей, которые могут рассказать, что именно сейчас с ними происходит, и людей, которые могут им как-то помочь. Мне кажется, что это очень важно.
Например, той самой Свете, которая ведет дневник, мы собрали денег и помогли перебраться с детьми в безопасное место, где она до сих пор живет. То, что хотя бы в одной судьбе мы смогли принять какое-то посильное участие, — для меня довольно поддерживающее ощущение.
Конечно, я читала про себя, что я «мразная росфемка», украинцы и украинки желали смерти мне и моему ребенку. Я понимаю, почему могут возникать такие эмоции. Но я также получила много сообщений со словами благодарности. Думаю, что все это было не зря.
Вы ведете подкаст о материнстве «Ты же мать», где рассказываете про пятилетнего сына. Какие качества нужно воспитать в мальчике, чтобы он не стал озлобленным? Чтобы не был готов по приказу идти убивать, когда вырастет?
Этот вопрос продиктован общим представлением о матерях как о людях, которые почему-то целиком и полностью отвечают за то, какими вырастут дети. Это немного не соответствует действительности. Несмотря на то, что я родила своего сына, мое влияние на него все равно ограничено. Будет еще много самых разных людей, событий и впечатлений, которые могут повлиять на него не меньше, чем я.
Я стараюсь с сыном жить в любви и обращаться с ним без насилия. Не люблю слово «воспитание» — в нем много начальственного по отношению к подчиненному. Я не употребляю его и надеюсь, что сына не «воспитываю». Мы просто два человека, которые друг друга очень любят. Моя задача — сделать так, чтобы он жил в мире, в котором ему будет максимально комфортно. И дать ему понять, что он здесь любим, что его желания важны и он сам важен.
Школа с каждым годом все больше становится местом, в котором детям насаждают идеологию и где учат мыслить стереотипами. Не страшно отправлять туда ребенка?
Мой сын не пойдет в школу в России, я больше не живу здесь. Я уехала сразу после начала войны, поскольку угрозы, которые и так мне поступали, стали более частыми и конкретными. Предполагаю, что они исходили от активистов каких-то мужских движений, потому что похож почерк. Были люди, которые писали: «Я тебя сдам в ФСБ», «Твой канал уже на столе у майора».
Возвращаться в Россию я не собираюсь. Так что он не пойдет в школу, в которой учитель может орать, бить или заставить его участвовать в патриотических линейках.
