В списке рейтингов результатов президентских выборов странах СНГ лидирует бывший президент Туркменистана Сапармурат Ниязов — на выборах 1992 года он набрал 99.5% голосов и был единственным кандидатом. Зачем вообще нужны такие выборы?
Действительно, на первый взгляд, непонятно, зачем проводить такие дорогостоящие выборы, зачем тратить так много усилий и времени на эту процедуру, когда и так очевидно, какой будет результат. Можно просто сказать: «Я вам гарантирую, что я выиграю на этих выборах, давайте сэкономим эти деньги и потратим их на что-то другое». Но это так не работает: президенты даже авторитарных государств должны черпать откуда-то свою легитимность. Это должна быть или легитимность от бога, как в монархиях, или она должна быть основана на безумной популярности. Должен быть прецедент, который бы доказал, что за этим человеком точно пойдут все. Например вариант революции, когда народ следует за очень популярным лидером. Так произошло в Кыргызстане в 2021 году, когда Садыр Жапаров вышел из тюрьмы и стал президентом.
Есть третий, самый простой способ получить электоральную легитимность: провести непрозрачные выборы, сделать все для того, чтобы их выиграть, и потом продемонстрировать обществу результат голосования. Из-за того, что каждый голосует по отдельности, у людей складывается ощущение, что хоть сами они и не голосовали за авторитарного лидера, но вокруг них точно есть те, кто проголосовал. Таким образом авторитарные лидеры газлайтят общество.
В том же Туркменистане уже в 2022 году было восемь других кандидатов, а нынешний президент Сердар Бердымухамедов набрал 72,97% голосов. Но если уж международные наблюдатели все равно расценивают выборы в Туркменистане как фиктивные — так почему бы просто не продолжить рисовать 99%? В чем логика такого понижения?
Надо понимать, что в 2022 году в Туркменистане прошли не только выборы, это было продолжение транзита власти от отца к сыну. Перед туркменской машиной власти стояла непростая задача: во-первых убедить общество, что новый президент достоин занимать такой важный пост после Гурбангулы Бердымухамедова. Все 15 лет, пока Бердымухамедов находился у власти, он всеми силами создавал иллюзию, что если не он — то никто, больше на свете такого умелого президента нет. И тут появляется его сын, который приходит на его место. Конечно, с его позволения, но все же необходимо было продемонстрировать, что он не так популярен, как отец. Он получил на 10% меньше, чем старший Бердымухамедов, просто чтобы показать, что есть иерархия, что общество поддерживает Сердара меньше — но все же убедительно поддерживает. Им надо было найти баланс, чтобы процент не был слишком низким, но и не слишком высоким, поскольку это потенциально могло подвергнуть риску репутацию отца. В этом и логика такого понижения.
Насколько для аналитиков авторитарных режимов важна разница в процентах на президентских выборах: меньше 80%, больше 85%, больше 89% — эти цифры о чем-то говорят?
Сами по себе эти цифры ничего не значат, имеет значение тренд. Если мы видим, что в авторитарном государстве с каждым разом проценты за лидера повышаются, или меняется реакция общества на эти цифры — на это стоит обращать внимание. Главный пример — выборы в Беларуси в 2020 году, результат в более 80% голосов за Лукашенко. Общество не согласилось и не поверило, что такое возможно, и отреагировало самыми массовыми протестами на территории независимой Беларуси.
Рейтинг Путина неуклонно растет, но в других авторитарных режимах тенденция другая: проценты последних выборов обычно ниже, чем 10-20 лет назад. То есть в какой-то момент правительству становится выгодно показывать меньший процент поддержки? Почему?
Это зависит от того, в какую сторону развиваются политические режимы стран Центральной Азии и России. В Казахстане и Узбекистане, двух крупнейших политических режимах Центральной Азии, подход к политическому развитию модернистский. Оба режима объявили, что они строят новые государства. В Казахстане это «Справедливый Казахстан», в Узбекистане это «Новый Узбекистан», третий ренессанс, как его называет нынешний президент Шавкат Мирзиёев. Структурно там может ничего и не происходить, но по крайней мере на уровне риторики объявляются реформы. Власти понимают, что общество требует перемен, и они им их подают.
В России ситуация другая. Россия движется в сторону консерватизма, у нее сейчас задача вернуться в «доброе прошлое», а не смотреть в будущее. Надо понимать, что политический режим в России находится в состоянии перманентного кризиса, в котором Владимир Путин борется с противниками как внутри, так и снаружи, с изоляцией, с экономическими санкциями, продолжается война в Украине. В этой кризисной ситуации ему необходимо продемонстрировать, что он пользуется максимальной поддержкой общества, поэтому он такие результаты себе и рисует.
Какими способами в странах Центральной Азии добиваются таких результатов на выборах? Так же как в России — сгоняют бюджетников, вводят электронное голосование — или есть какие-то еще методы?
Инструменты обычные и всем знакомые — это административный ресурс и агитация среди общества. Весь успех выборных процессов состоит в подконтрольном центральном избирательном комитете и в огромном количестве административно зависимых бюджетников, которые все и проворачивают. Но и общество до сих пор считает нормальным, например, отправить одного представителя семьи на избирательный участок, который получит все бюллетени за всех совершеннолетних членов семьи и проголосует за всех — в более традиционалистских обществах стран Центральной Азии обычно это делает отец семейства.
Ничего нового эти режимы не придумывают и, в отличие от России, не вводят электронное голосование. Также в этих странах нет трехдневного голосования — даже учитывая всю жесткость политических режимов Центральной Азии, этого себе никто не позволяет.
На выборы какой из этих стран прошедшие выборы в России больше всего похожи?
Ни на какие не похожи, и одновременно похожи на многие. В том, что касается проблем с наблюдением за выборами, фальсификаций, непрозрачности, вбросов — конечно, ситуации во всех пяти странах Центральной Азии и в России очень похожи. Но здесь нет такой нервозности, которая была на этих выборах в России: не было случаев, чтобы люди портили бюллетени в урнах, поджигали участкиТакие случаи были в Санкт-Петербурге, Асбесте, Краснодаре, Москве и других городах России., делали какие-то громкие заявления или собирались на акции в какое-то определенное время.
Но и здесь бывают какие-то свои особенности. Например, парламентские выборы 2021 года в Кыргызстане закончились тем, что там произошел гражданский переворот, потому что общество было недовольно результатом этих выборов.
Политический режим Кыргызстана еще три года назад можно было бы назвать исключением из стран Центральной Азии, но сегодня я бы говорил о том, что там произошла режимная трансформация. У меня нет сомнений, что Кыргызстан достаточно успешно движется в сторону авторитаризма и становится все больше похож на другие страны Центральной Азии.
Евросоюз признает выборы в странах СНГ легитимными? Непризнанный Лукашенко — это единственный случай, или других автократов тоже не признали президентами?
Евросоюз признал всех действующими президентами в странах Центральной Азии. Во-первых, ни в одной из стран Центральной Азии выборы не вызвали такого массового протеста, как в Беларуси — реакция общества была такова, что признать Лукашенко легитимным президентом было в принципе невозможно. Во-вторых, страны Центральной Азии пытаются соблюдать конституционные условия, и, хоть это зачастую выглядит неубедительно, все же они пытаются держаться в рамках закона, и у Евросоюза нет оснований не признавать их легитимность. Также надо учитывать, что Центральная Азия находится подальше от Евросоюза, чем Беларусь, поэтому и внимания, и требований к ней меньше.
