«Папа, меня чуть не схватила полиция, я нарисовала рисунок»
«Вам срочно нужно явиться в школу, вашу дочку забрали сотрудники ФСБ», — с таким сообщением в апреле 2022 года позвонили 54-летнему жителю Ефремова Тульской области Алексею Москалеву из школы.
Накануне на уроке ИЗО учительница попросила 6 «А» класс, в котором училась его дочь Маша Москалева, нарисовать рисунки в поддержку российских войск в Украине. Девочка нарисовала российский флаг с надписью «Нет войне» и украинский с надписью «Слава Украине». Посредине она изобразила женщину с ребенком, на которых летят ракеты со стороны России.
После жалобы учительницы директор школы вызвала полицию. В тот день Маше удалось убежать от полицейских, представившись им чужой фамилией.
На следующий день мужчина, как и обещал дочери, пришел в школу — на что директор незамедлительно вызвала полицию. Полицейские сразу нашли, что предъявить самому Алексею, — «дискредитацию ВС РФ» (ч. 1 ст. 20.3.3 КоАП) за комментарий в «Одноклассниках»: «Армия России. Насильники рядом с нами». Его тут же оштрафовали на 32 тысячи рублей.
«Мы вышли из суда под вечер, — вспоминал Алексей в разговоре с журналистами, — дочка была голодная и заплаканная, ее трясло. Я сказал ей: “Машенька, успокойся. Суд состоялся, меня оштрафовали, теперь от нас отстанут. Все позади”. Она сказала: “Я боюсь ходить в школу”. Но я убедил ее, что волноваться больше не о чем».
Но уже на следующий день в школу пришли сотрудники ФСБ, чтобы «провести беседу» с Машей, и Алексей получил тот самый звонок из учреждения. После этих разговоров у дочки началась истерика, она умоляла отца больше не приводить ее в школу. Он согласился с ней — но на этом ничего не закончилось.
Утром 30 декабря к Москалевым приехали с обыском. По воспоминаниям Алексея, вокруг дома «стояли три полицейские машины, еще две машины стояли с торца, чуть дальше — машина МЧС и пожарная». Около двенадцати человек — сотрудники ФСБ и полиции — вышли из машин и пошли к подъезду.
«У них была болгарка. Я сразу понял, что это к нам», — рассказывал Алексей.
Вскрыв дверь, сотрудники ФСБ перетряхнули квартиру, изъяли все документы, технику и их с Машей накопления — 125 тысяч рублей и 3150 долларов.
После обыска Алексея отвезли на допрос в ФСБ, а Маша впервые попала в «социальное учреждение». На Москалева тогда завели уголовное дело за повторную «дискредитацию войск» (ч.1 ст. 280.3 УК), а на допросе, по воспоминаниям мужчины, к нему применяли силу, били «головой об стену и об пол».
Алексея отпустили вечером того же дня. На следующее утро мужчина сам забрал дочь из детского приюта и вскоре семья уехала из Ефремова в город Узловая Тульской области — там жила близкая подруга Москалевых, волонтер из общественной организации «Тульский областной народный совет» Елена Агафонова. В Узловом 1 марта Москалева снова задержали.
«Мне Маша позвонила, говорит: “Приди ко мне, пожалуйста. Папу увезли. Я сижу одна, жду опеку”», — рассказывала Елена Агафонова. В итоге, после задержания отца (и отправки его под домашний арест) 13-летнюю Машу вновь забрали в ефремовский социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних. С тех пор они так и не виделись и не общались вживую.
3 марта появилась информация, что комиссия по делам несовершеннолетних в Ефремове подала в суд иск об ограничении родительских прав Алексея Москалева. Первое заседание по этому иску запланировано на 6 апреля.
Семью поддерживают волонтеры, независимые депутаты и жители Ефремова. Они пишут обращения во все инстанции и требуют отпустить девочку из учреждения. Все попытки до последнего времени были безуспешны. Но 28 марта в учреждение пустили адвоката от правозащитного проекта ОВД-Инфо Владимира Билиенко. Ему удалось поговорить с руководством центра, сфотографировать письмо Маши для папы и забрать ее рисунки. Правда, девочку ему так и не показали, сославшись на то, что она уехала на мероприятие.
В тот же день суд вынес Алексею Москалеву приговор по делу о «дискредитации армии» — два года колонии. Самого мужчины на заседании не было. После оглашения приговора УФСИН сообщила, что Москалев сбежал из-под домашнего ареста, а через сутки его задержали в Минске предположительно при содействии сотрудников КГБ Беларуси.
Независимый депутат из Ефремова Ольга Подольская, которая все это время помогает вернуть Машу из приюта, рассказала «Черте», что желание забрать к себе девочку выразили несколько ее родственников. То же самое сделала и подруга семьи Елена Агафонова. Она ждет 6 апреля, когда будет вынесено решение по иску об ограничении Москалева в родительских правах. Без этого решения ни Агафонова, ни родственники Маши не могут податься на опеку.
«Но здесь имеет право сказать свое слово и сама Маша, так как ей больше 10 лет (по закону, дети с 10 лет имеют право выбирать, с кем им жить — “Черта”). В любом случае, нужно постараться о Маше не забыть и под давлением общественного мнения спасти ребенка из этого центра, который теперь охраняется полицией», — заключила Подольская.
Уже после вынесения приговора Алексею появилась информация, что Машу готова забрать ее кровная мать Ольга Ситчихина. Женщина заявила, что «отобьет ее [Машину] политику, антипропаганду и рисунки». Однако до этого она отказывалась приезжать к девочке после возбуждения уголовного дела против Алексея Москалева и именно по ее заявлению Маша попала в приют. Адвокат Билиенко назвал это идеей администрации — той самой, которая хотела ограничить Ситчихину в родительских правах.
По словам активистов, изначальная идея отправить Машу в социально-реабилитационный центр, была у его директора и по совместительству муниципального депутата города от «Единой России» Ольги Денисовой. Все время, пока разворачивалась история вокруг семьи Москалевых, она практически не давала никаких комментариев СМИ об этой ситуации. Однажды коротко сказала корреспонденту MSK1.ru, что с Машей все хорошо, но подробностей раскрыть не может.
Однако Денисова довольно охотно и развернуто комментировала войну в Украине: «Я полностью поддерживаю нашего Президента Владимира Путина. Терпеть многолетний геноцид наших братьев славян за желание сохранить традиции своих предков, говорить на родном языке и по-своему воспитывать своих детей, больше было невозможно. Поэтому Россия откликнулась на просьбу ДНР и ЛНР и пришла на помощь жителям Донбасса».
В приемной Ольги Денисовой в социально-реабилитационном центре для несовершеннолетних №5 на звонки корреспондента «Черты» не ответили.
«Государство ставит публичные интересы превыше частных»
По словам адвоката правозащитного проекта «Первый отдел» Валерии Ветошкиной, прийти в семью с проверкой могут только в случае угрозы жизни и здоровью ребенка либо при условиях, препятствующих его нормальному воспитанию и развитию. Обычно этим занимаются органы опеки.
Забрать ребенка в специализированное учреждение от дееспособных родителей возможно в трех случаях:
1) Если родители лишены родительских прав по решению суда, регулируется статьями 69-71 Семейного кодекса РФ. Лишают родительских прав обычно за неуплату алиментов, физическое или сексуализированное насилие над детьми, алкогольную или наркотическую зависимость, умышленно совершенные преступления против своих детей.
2) Если родители ограничены в родительских правах по решению суда, регулируется статьями 73-76 Семейного кодекса РФ. Ограничивают в родительских правах в случае, если ребенку опасно оставаться в семье как по независящим от родителей причинам, например, из-за психического расстройства взрослого, хронического заболевания, тяжелой жизненной ситуации, так и по их вине. При ограничении прав семье дается время на исправление ситуации.
3) При угрозе жизни и здоровью ребенка решение суда не нужно для его изъятия из семьи регулируется статьей 77 Семейного кодекса РФ. Изымая ребенка из семьи, органы опеки и попечительства обязаны сообщить об этом прокурору и найти место для временного размещения. Это могут быть не только социально-реабилитационные центры, но и другие родственники, готовые принять ребенка.
Юрист и аналитик ОВД-Инфо Дарья Короленко подчеркивает, что за активизм или антивоенную позицию родителей или ребенка реальных претензий к семье от органов опеки быть не может. Однако возможно давление — визиты и проверки, чтобы запугать родителя или ребенка, и они больше не проявляли политической активности.
Опека и полиция обычно приходят с проверкой домой к семье под предлогом сообщений от бдительных граждан, что детям угрожает опасность. А реагировать, по закону, они обязаны на любое сообщение, в любой форме и от любого лица.
Дальше, по словам юриста «ОВД-Инфо», эти проверки могут перерасти в требования судов об ограничении или лишении родительских прав. Например, органы могут заявить, что семья не соблюдает материально-бытовые условия или не обеспечивает ребенку образование.
«Государство ставит публичные интересы превыше частных, хотя само всегда говорит о том, что семья — важная государственная скрепа Российской Федерации, — добавляет адвокат правозащитного проекта “Первый отдел” Валерия Ветошкина. — Для органов опеки совершенно нормально нанести ребенку тяжелейшую травму, изъяв его из семьи, в которой он прожил всю жизнь, просто из-за ее активной гражданской позиции».
При этом, напоминает юрист, Россия — один из подписантов Конвенции о правах детей. В девятой статье документа сказано, что разлучение родителей и детей возможно только в интересах ребенка.
Пенсионерка против Z-наклейки
В апреле 2022 года 61-летняя пенсионерка из Бурятии Наталья Филонова ехала в маршрутке, в салоне которой висела наклейка с буквой Z, и попросила водителя снять ее. В ответ мужчина высадил всех пассажиров, а саму Филонову отвез в отдел полиции. Женщину оштрафовали на тысячу рублей и арестовали на пять суток за мелкое хулиганство (статья 20.1 КоАП) и неповиновение полицейскому (19.3 КоАП).
За этот же инцидент в маршрутке Наталья получила еще один штраф в 35 тысяч рублей — только уже по статье о «дискредитации» армии (часть 1 статьи 20.3.3 КоАП), после того, как рассказала о нем в эфире на ютуб-канале правозащитницы Надежды Низовкиной, ее постоянной представительницы в судах.
Спустя полгода на Наталью завели еще и уголовное дело. 24 сентября в Улан-Удэ прошел митинг против мобилизации, на котором задержали освещавших это мероприятие Надежду Низовкину и Наталью Филонову. Они провели двое суток в ОВД, а затем выездной суд обвинил их в повторном нарушении правил организации массовых мероприятий. Позднее СК скажет, что пока Филонову доставляли в суд она ударила двух полицейских — и на нее возбудят уголовное дело (части 1 и 2 статьи 318 УК).
Как рассказала «Черте» Надежда Низовкина, 22 октября Наталью поместиили под домашний арест в связи уголовным делом. Все это время ее 15-летний сын с инвалидностью Володя оставался с ней. 15 ноября женщины выехали в Следственный комитет на допрос, и Низовкину привлекли свидетелем по уголовному делу Натальи. В связи со сменой статуса она потеряла возможность представлять Филонову в суде как подзащитную.
Хоть Наталья не давила на свидетелей и не пыталась сбежать, «правовая» причина отправить ее в СИЗО нашлась. За две недели до этого она нарушила условия домашнего ареста и съездила к семье в Забайкальский край. Тогда сын Володя гостил у ее мужа, и мужчина внезапно попал в больницу с инфарктом. По словам Низовкиной, не дозвонившись до сына, Наталья попросила следователя отпустить ее в короткую поездку домой из-за форс-мажорных обстоятельств. Но следователь ей отказал.
Несмотря на запрет, Филонова все-таки выехала в Забайкалье: проведала мужа в больнице, забрала Володю домой в Улан-Удэ и дала следователю объяснение по этому факту.
«На две недели эта ситуация была предана забвению, и инцидент был исчерпан. Но на допросе его снова вспомнили, — рассказывает Надежда Низовкина. — Расценили поездку как попытку к бегству».
17 ноября 2022 года Наталью Филонову поместили в СИЗО, она до сих пор не вышла на свободу. Сына забрали в детский дом.
«Она никогда не кричала: “Отпустите меня, у меня ребенок”»
Наталью Филонову хорошо знают в Бурятии и Забайкальском крае как правозащитницу и журналистку, она основала собственную независимую газету «Всему наперекор», была сопредседательницей забайкальского регионального отделения общественно-политического движения «Солидарность» и постоянно участвовала в протестных акциях. Сейчас ее даже называют лицом антивоенного протеста Бурятии (тут она живет с 2012 года, — «Черта»).
Но ее семья — муж, трое взрослых детей и внуки — никогда не поддерживала Наталью в ее политической активности, говорит Надежда Низовкина. Более жесткие разногласия у женщины случились с ее мужем, поэтому в последние годы они не жили вместе. Сыновья от того брака тоже скорее отрицательно относились к ее деятельности, добавляет правозащитница.
15 лет назад Наталья усыновила Володю Алалыкина. Мальчик родился с тяжелой формой ментальной и физической инвалидности, а его родная мать умерла вскоре после его рождения. Филонова была знакома с семьей и взяла ребенка на воспитание.
За все годы своей правозащитной деятельности Наталья публично не рассказывала о своем сыне — не прятала намеренно, но и не брала с собой на митинги, на круглые столы, подчеркивает Низовкина.
«Она никогда не кричала: “Отпустите меня, у меня ребенок”, — продолжает Надежда. — Даже в [последнем] суде старалась не прибегать к этому аргументу. Но я, конечно же, все-таки указывала на это обстоятельство, что Наталья Филонова — мать ребенка, не достигшего 16-летнего возраста, и она не может помещаться под административный арест».
«Пойми, ты — никто»
Судебная кампания по изъятию Володи началась еще летом 2022 года — органы опеки пытались обвинить Филонову в «недобросовестном исполнении опекунских обязанностей». От нее задним числом потребовали детальные отчеты о расходовании опекунских средств — так правоохранительные органы через социальные службы издалека готовились к будущим репрессиям в отношении Филоновой.
Сейчас Володя находится в Баргузинском детском доме. Надежда Низовкина поддерживала с ним контакт и в марте парень передал ей аудиозапись, которую попросил обнародовать. На аудио Володя разговаривает с мужчиной и просит отпустить его на суд к матери. На что тот отвечает ему: «Тебя используют по-черному. Блять, она-то [Наталья Филонова] че думала? Извини за мат, пожалуйста. <…> Она думала, что у нее ребенок-инвалид и [ее] не посадят, а с хера ли не посадят?»
Володя Алалыкин в ответ объясняет ему, что просто хочет узнать, какое наказание назначат его матери, но мужчина снова категоричен: «Зачем тебе туда лезть, ты ребенок, это не твои разборки. Из-за ручки, карандаша, сигареты — вот твой уровень. <…> Блять, парень взрослый, а у тебя мозги… Непонятно, там каша какая-то. <…> Че ты щас приходишь и говоришь: «Я хочу на суд»? Я тебе еще раз объясняю, ты никто, ты пойми, ты — никто».
По словам Низовкиной, парень говорил с директором детского дома Олегом Цыремпиловым. Директор в разговоре с журналистами «Людей Байкала» отвергал факт этого разговора, но когда корреспондент прислал ему запись, перестал отвечать на звонки. После случившегося у Володи отобрали телефон, но вскоре вернули.
Родственники Натальи Филоновой неоднократно обращались в детский дом, чтобы забрать мальчика, но всем им отказали, говорит Низовкина. По ее словам, в учреждении им заявили, что Володю не выпустят оттуда, пока не будет вынесен приговор его матери (и она не будет поражена в родительских правах, — «Черта»). Фактически, определяет правозащитница, ребенок взят в заложники.
Кроме этого, внутри самого учреждения к Володе проявляется особое отношение — не такое, как ко всем другим воспитанникам, отмечает правозащитница. По ее словам, Володя сталкивается с грубостью, давлением и постоянным контролем. «От функции воспитателя детский дом решил перейти к функциям тюрьмы. Володя находится практически в том же положении, что и его мать», — заключила Надежда.
В приемной директора Баргузинского детского дома Олега Цыремпилова на звонки корреспондента «Черты» не ответили.
«Система детских учреждений очень схожа с тюремной»
«Любое разлучение ребенка со значимым для него взрослым — очень травматичный опыт и плохо сказывается на психике ребенка. Если речь идет о приемных детях, которые однажды уже переживали утрату близко, то это уже повторная травматизация», — говорит «Черте» общественный деятель и специалист по детской травме Светлана Строганова.
Когда от начальства им поступает указание проверить определенную семью или взять ее на контроль, они не могут не отреагировать. Они, описывает Строганова, попадают «между молотом и наковальней» общественности и администрации. Все это усугубляется тем, что в опеке просто нет никаких инструментов помощи родителям и детям, весь их функционал ограничивается забиранием ребенка или оставлением его в семье, говорит экспертка.
Что касается системы детских учреждений, в которые попадают дети после изъятий, то она схожа с ФСИН, продолжает Строганова, но связано это с самой ее философией — детский дом представляет из себя «бездушный набор схем и регламентов, призванный быть местом содержания ребенка», а не домом, где его будут любить. То, что система устроена так — само по себе травматично для ребенка, но без серьезного реформирования всей системы защиты детства этого не поправить, считает Строганова.
Чаще всего, говорит она, сотрудники детских учреждений поступают так, как сейчас поступают с Машей Москалевой и Володей Алалыкиным — не пускают к ним родных, ограничивают от общения с внешним миром — потому что боятся.
С ограничениями и препятствиями со стороны детских учреждений сталкиваются не только политически активные родители и активисты, но и самые обычные семьи. В феврале 2022 года Наталья Мина из Красноярского края рассказала, что органы опеки отобрали у нее двухлетнего сына после анонимного сообщения о том, что мальчик просил у мамы поесть, но вместо еды она дала ему воду из колонки и сказала: «Вот ты и поел».
После этого опека приехала домой к Мине с проверкой и сочла ее дом непригодным для жилья. Наталья не отрицала тяжелые бытовые условия жизни, но была готова все исправить и вернуть сына. Но, по ее словам, сотрудники опеки почти сразу нашли мальчику новую семьи опекунов и передали его им. По словам Мины, видеться с сыном ей не давали даже до суда, когда она еще не была ограничена в родительских правах.
Через препятствования в общении с тремя родными внуками прошла и 52-летняя москвичка Алла Гранальская, которая с 2018 года пытается оформить опеку над детьми. После смерти мамы детей их передали под опеку родственникам, которые раньше не принимали участие в их воспитании.
Впоследствии родственники отказались от опеки и не предупредили об этом Аллу Гранальскую. Ее внуков разделили и поместили в разные больницы. С младшими детьми бабушке не разрешали видеться. Старшего внука у нее получилось несколько раз навестить, но потом перестали пропускать и к нему.
Забрать ребят к себе Алла и ее сын — отец детей — могли только после установления родства с ними. Так как сын Гранальской — гражданин Украины, для оформления документов ему нужно было покинуть Россию. В 2019 году мужчина уехал на родину, но вернуться он уже не смог — ему запретили въезд бессрочно.
В конце концов дети попали в замещающую семью, а Гранальская продолжила борьбу за них. Только в 2021 году женщине удалось доказать свое родство с внуками и только спустя три года добиться возможности с ними видеться.
«Стараются наказать как можно больше участников»
С начала войны в Украине случаев, когда семьи сталкиваются с давлением силовиков или органов опеки, становится все больше. Чаще это связано с выражением антивоенной позиции детьми, а не родителями.
Одной из первых громких историй стала история доцента Сеченовского университета Елены Жоликер и ее десятилетней дочери Варвары. В конце сентября 2022 года на их семью написала донос в комиссию по делам несовершеннолетних Майя Булаева — муниципальная депутатка от «Единой России» и директор московской «Школы в Некрасовке», где училась Варя.
Педагог сочла «деструктивным» поведение школьницы, поскольку она больше месяца не ходила на «Разговоры о важном» и поставила на аватарку в телеграме «Святую Джавелину» — изображение Девы Марии с противотанковой ракетой в руках.
После этого сотрудники полиции провели беседу с мамой и дочкой в школе.
«Ей [Варе] сказали: «Ты поедешь с нами», — вспоминала Елена. — Она начала плакать: «Мама, мама!» Началась суматоха, Варя кричала. В итоге они и меня, и Варю скрутили и запихали в эту [полицейскую] машину, прямо на территории школы. Там еще на крыльце школы стояли какие-то родители, я кричала им: «Снимите это кто-нибудь на телефон!». Но они головы оторвали от телефонов — и ничего. Сцена была прям как для кино».
После опроса в отделе сотрудники полиции и представившиеся сотрудниками опеки люди поехали к Жоликер домой и провели обыск, не имея на это никаких оснований. «В уголки заглядывали, постельное белье перерыли, нашли ноутбук, стали его просматривать, спрашивать про мои соцсети», — рассказывала Елена.
В конце октября комиссия по делам несовершеннолетних Некрасовки вынесла постановление, что Елена Жоликер ненадлежащим образом исполняет родительские обязанности, выписала женщине предупреждение и поставила семью на учет. Комиссия посчитала, что Елена «проецирует на дочь свои политические взгляды», «препятствует посещению дочери внеурочных занятий «Разговоры о важном»», с педагогами «на связь выходит несвоевременно» и отвечает им «в саркастической форме».
В марте 2023 года на жительницу Барнаула также составили протокол из-за участия ее 15-летней дочери в антивоенной акции. 24 февраля школьница принесла на аллею Славы табличку, цветы и игрушку в память о погибших украинцах. В итоге, полицейские изъяли у девочки телефон и компьютер, чтобы проверить их на наличие экстремистских материалов, а ее матери грозит штраф за неисполнение родительских обязанностей (статья 5.35 КоАП РФ).
До войны подобная практика запугивания применялась преимущественно к участникам митингов. Полицейские максимально активизировались до, во время и после крупных акций и старались наказать как можно больше участников, говорит Дарья Короленко из «ОВД-Инфо».
Точной статистики, сколько участников митингов сталкивались с вниманием органов опеки или комиссии по делам несовершеннолетних, у проекта «ОВД-Инфо» нет. Но счет идет на десятки — примерно 10-20 случаев после каждой крупной акции, и с каждым годом число все росло, а тенденция была все заметнее, отмечает Короленко.
Обычно родителей привлекали к ответственности за незаконное вовлечение несовершеннолетнего в участие в акции (часть 1.1 статьи 20.2 КоАП) — если они брали детей с собой на акции, либо за неисполнение родительских обязанностей (статья 5.35 КоАП) — если родителя или детей задержали на митинге. Обе статьи предусматривают штраф — от тридцати тысяч до пятидесяти тысяч рублей и ста до пятисот рублей, соответственно.
Были и попытки лишать участников акций родительских прав, но суды отказывали в этом. Так было с семьями Елены и Петра Хомских, а также Ольги и Дмитрия Проказовых в 2019 году. Московская прокуратура потребовала лишить семейные пары родительских прав после того, как они пришли на несогласованные митинги в поддержку независимых кандидатов, снятых с выборов в Мосгордуму, с несовершеннолетними детьми. Суды не удовлетворили эти иски и вынесли родителям предупреждение о необходимости изменения отношения к воспитанию детей.
В июле 2020 года краснодарская активистка Олеся Крахмалева собиралась принять участие в акции в поддержку губернатора Хабаровского края Сергея Фургала. Но дойти до места сбора она не успела — по пути ее задержали полицейские и составили протокол по статье о нарушении правил проведения акции (ст. 20.2 КоАП). Дома у нее остались двое детей подросткового возраста. Через неделю к активистке пришли домой органы опеки, так как от полиции поступило сообщение об оставлении детей без присмотра — на тот момент пока без претензий.
В 2021 году после митингов в поддержку Алексея Навального органы опеки приходили к петербурженке Маргарите Юдиной, которую во время акции полицейский пнул ногой в живот. Приехавшие сотрудники прокуратуры и органов опеки сообщили, что «пришли разъяснить Маргарите ее права», но никаких мер в отношении нее и детей не предприняли.
«Черта» направила запрос уполномоченной по правам ребенка Марии Львовой-Беловой — насколько законно и обосновано вмешательство опеки и ее плотное взаимодействие с полицией в таких историях. А также о том, будет ли уполномоченная подключаться к помощи Маше Москалевой и Володе Алалыкину и почему детские учреждения фактически изолировали детей от внешнего мира. На момент публикации материала ответа получено не было.
«Помогите! Мой папа — оппозиционер»
Летом 2019 года к петербургскому журналисту Максиму Кузахметову пришли сотрудники органов опеки и полиции из-за якобы поступившего сигнала о ненадлежащем обращении с детьми. В тот год Кузахметов выдвигал свою кандидатуру от партии «Яблоко» на муниципальных выборах Петербурга.
У него с женой четверо детей — самой младшей тогда не было еще и года, остальные — школьного возраста. Дверь открыла старшая дочь. Мужчина прогнал пришедших «неприятных тетенек» и на этом ситуация исчерпалась. Накануне визита в местной газете «Екатерингофский вестник» вышла заметка «Помогите! Мой папа — оппозиционер». В ней говорилось, что Кузахметов якобы «толкал коляску с ребенком под ноги сотрудников полиции».
«Это было в тот день, когда мы все стояли в очереди в ИКМО, пытаясь подать документы на выдвижение. Максим и Вероника — многодетные родители, они вынужденно приходили туда с детьми», — рассказывал еще один кандидат в депутаты Федор Горожанко.
В 2020 году опека неожиданно явилась снова — в сопровождении сотрудников полиции. Причиной опять стало анонимное письмо о том, что Максим и его жена бьют детей. Кузахметов, не получивший никаких разъяснений и подтверждающих основания проверки документов, снова выгнал всех пришедших. Никаких объяснений причины повторного визита, кроме мести врагов семьи по городской политике, у Кузахметова нет.
Кузахметов рассказывает, что его жена еще после первого визита опеки пыталась узнать, что происходит — что за «сигналы» им поступают и от кого. Она ходила в отдел полиции, куда пришло анонимное сообщение, но внятных ответов не получила.
После второго визита опека еще раз звонила в школу и садик детей семьи и запрашивала их характеристики. В детском саду, говорит Кузахметов, без проблем дали положительную характеристику про младшую дочку, и сказали, что в учреждении семью знают как благополучную. А в школе «напряглись и очень долго вообще ничего не могли написать», рассказал Максим.
По его мнению, расчет опеки был в том, чтобы застать детей одних без родителей — так можно было бы куда проще надавить на младших детей, и заставить их признаться, что их «один раз оставили без телевизора» или «однажды повысили голос» — и с этим репрессивной системе уже было бы проще «работать».
Сейчас семья живет в Риге, вне доступа опеки, — они переехали туда сразу после начала войны в Украине.
***
Ни Валерия Ветошкина, ни Дарья Короленко не думают, что прецеденты с отбиранием детей у активистов и людей с антивоенной позицией станут распространенной тенденцией. Как минимум, потому, что это невыгодно самим властям: содержание детей, оставшихся без попечения родителей, стоит для бюджета денег, считает Ветошкина. Но давление через детей в других формах может продолжиться.
«Мне не хочется давать советы по самоцензуре или снижению протестной активности. Каждый сам берет на себя ответственность за себя и своих детей. Но если опека уже пришла с официальной проверкой и у нее есть указание “сверху” найти доказательства того, что у ребенка неудовлетворительное состояние здоровья или жилищно-бытовые условия ребенка небезопасны, не сомневаюсь, что она их найдет», — заключает адвокат «Первого отдела» Валерия Ветошкина.
За день до задержания Алексея Москалева его адвокат Владимир Билиенко опубликовал полное письмо Маши, которое она написала своему папе из приюта. Девочка поблагодарила отца за все, что он для нее делает и высказала уверенность, что все будет хорошо и они будут вместе.
«Знай, что мы победим, что победа будет за нами, что бы ни случилось мы вместе, мы команда, ты лучший. Ты мой папа, самый умный, самый красивый, самый лучший папа на свете. Знай — лучше тебя нету. Прошу тебя — только не сдавайся. Верь, надейся и люби. <…> Вот такой знак (нарисованный пацифик) означает противовоенный знак, этот кулон я подарю тебе как самому храброму человеку в мире! Love you, ты герой. Мой герой».
