Карьерный взлет: от экстремистки до террористки
Мы с Ириной знакомы с февраля 2021 года. Тогда она выходила на митинг в поддержку Алексея Навального. Точнее, как она сама об этом говорила – вышла не за Навального, а за себя – «потому что у моих детей просто нет будущего». Для некоторых тогда это звучало еще как преувеличение.
В то время я приехала к ней домой как журналистка, познакомиться поближе. Ирина жила (и сейчас живет) в Новой Деревне Парфинского района посреди полного отсутствия сотовой связи и разрушенных дорог.
Ирина, всю жизнь проработавшая юристом в российской глубинке, рассказывала мне, как ее вызывали дежурным адвокатом на похищение куриц и мелкой домашней утвари.
«Был такой случай, бабка под 90 лет вызвала нашего участкового из-за того, что у неё сосед украл золотую каемку с блюдечек. Мы сидим и не знаем, что ему вменять. Проводить экспертизу на вменяемость бабки смысла нет, материал отказной однозначно, но она сидела и четыре часа крутила нам мозги. В итоге удалось ее убедить просто пойти домой», — описывала Ирина.
В тот год ей за попытки протестовать назначили 20 часов обязательных работ. Их она так и не отработала, говорила, что не планирует даже так «сработать на режим».
Приговор не научил Ирину быть удобной для государства гражданкой, она продолжила выражать свою позицию и выходить на одиночные пикеты. Ее быстро поставили на учет в центр «Э». А после 24 февраля на новгородчину пришли первые гробы, и Ирина оставила комментарий на официальной странице губернатора Новгородской области Андрея Никитина в социальной сети «ВКонтакте»: «Ну все, груз-200. Давайте просто все дружно все встанем и сожжем военкоматы — нету дела, нету тела».
Дальше Ирине, как она выразилась, «прилетел страйк». Смена тактики сработала безотказно, такой призыв заметили моментально. Так Ирина из экстремистки стала террористкой. Уже на следующий день к ней домой из Москвы приехали два сотрудника «с толстой папкой», взять показания.
— У меня многие спрашивают, ты же адвокат, могла сослаться на 51 статью [Конституции], но вот эта вот либеральная *** (ерунда), когда ты сначала что-то *** (сказал), а потом забираешь свои слова обратно или говоришь, что они были «вырваны из контекста» — я такое не принимаю, это вообще не про меня.
Ирина вообще производит впечатление упрямого человека, который всегда говорит прямо именно то, что думает. Таких людей и в Новгородской области, и в России сейчас встретишь нечасто — но по выпирающему гвоздю молоток бьет в первую очередь.
В итоге в отношении матери четырех детей из Парфинского района возбудили уголовное дело по части второй статьи 205.2 Уголовного кодекса Российской Федерации: «Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганда терроризма».
Не служил — не мужик, не сидел — не оппозиция
Мы встречаемся с Ириной за несколько дней до суда в областном центре, в Великом Новгороде, родине российской демократии — Новгородской вечевой республики, где на вече собирались представители всех сословий и решали, призвать им нового князя или изгнать старого. Но вечевое самоуправление было уничтожено после захвата Новгорода Москвой шесть веков назад, и сейчас Новгородская область не самый протестный регион. Треть населения тут — пенсионеры, молодежь предпочитает уезжать в Петербург или Москву, все митингующие в основном наперечет, а на митинги против мобилизации люди просто не вышли. Тут несложно стать экстремистом, достаточно публично выразить свое мнение. После Ирины таковым стал активист Антон Горбань, который завернулся в мешок из желто-синей ткани и держал в руках блокнот с фразой: «Я мертвое тело мирного жителя городов Буча, Мариуполь, Харьков, Краматорск, Львов, Сумы, Киев». Сейчас он покинул Российскую Федерацию, как и почти все новгородские оппозиционеры.
Ирину я узнала не сразу, она шла мне навстречу, широко улыбаясь, у нее красивые фиолетовые ресницы и яркий маникюр. Мне пришлось прийти с младенцем, что ее совершенно не смутило, наоборот, она тут же попросила разрешения подержать ребенка на руках. Конечно, завязался разговор о детях, мамам всегда есть, что обсудить. Старшему сыну – Никите 14 лет, Вене – 10 лет, Яну – семь, они учатся в местной школе в Новой Деревне. Младшей дочери Лене только четыре года. Я осторожно спрашиваю, что будет с её детьми, если суд приговорит ее к реальному лишению свободы.
— Я же прагматик. У меня все заранее продумано. Двух детей заберут их родные отцы, а старший сын и маленькая дочь останутся с моим лучшим другом. С детьми мы тоже это обсудили. Старший понимает, что я это делаю все ради них, ради моих детей, — объяснила она.
На одном из допросов, следователь спросил у Ирины, что ее побудило написать такой комментарий. «Я отвечаю — у меня три сына. И тут этот мужчина говорит, что у меня старшему 14, мне не о чем переживать, на войну его не заберут. Я ему объясняю, что война идет уже восемь лет и вряд ли она закончится завтра, невозможно быть спокойной за детей в такой стране», — говорит Ирина.
Пока мы гуляем по недавно отстроенной набережной, мы обсуждаем, что в соседней стране война уничтожила несколько таких прекрасных набережных, городов, десятки сел и деревень. Ирина рассказывает о том как помогала собирать средства для ВСУ, когда была такая возможность — до блокировки счетов (Росфинмониторинг блокирует счета людей, внесенных в список экстремистов и террористов, — «Черта»). Шутит, что сейчас наговорит мне еще на статью.
— Раньше все говорили «не служил — не мужик», а сейчас «не сидел — не оппозиция».
Почему не я
Почему люди в России не выходят протестовать — одна из главных тем дискуссий в российских (и не только) соцсетях последних полугода. Ответы у всех похожи: у кого-то дети, кто-то боится за родителей, кто-то считает, что это ни к чему не приведет. Позиция Ирины очень простая: «Почему не я?»
— Я в первую очередь думаю о своих детях. Вот что они хорошего видели? Их будущее отобрали уже давно. Я не могу об этом молчать. Рано или поздно политики сядут и договорятся, а людей, которые погибли — их уже не вернешь, — говорит Ирина.
Эта война, рассуждает Ирина, поставит крест на нескольких поколениях — сейчас забирают всех подряд, не особо глядя на возраст.
— Поколению наших детей будет не от кого рожать, а нам будет не с кем встретить старость. Одиночество ждет всех. Никто об этом не думает. Наше правительство живет так, будто завтра не будет. Но если кто-то у меня спросит насчет коллективной вины, мне есть, что ответить. Я боролась, как могла, я рискнула своей семьей, — говорит она.
После записи мы еще какое-то время гуляем, и Ирина несколько раз повторяет, что нашу страну ждет развал — и с каждым разом она все менее весела. Она рассуждает о тех, кто погиб, о том, что будет с ее детьми, если они окажутся в детском доме.
Вчера прошло судебное заседание. Коллегия из трех федеральных судей приговорила ее к штрафу в 300 тысяч рублей. Таких денег у многодетной матери нет, она намерена объявить сбор средств. Если вы готовы ее поддержать — контакты есть у редакции.
Никто в Новгородской области военкоматы сжигать не стал. Те, кто открыто высказывался против войны, уже покинули регион. Ирина осталась, зная, что ничего хорошего ее тут не ждет. Но по-другому она не может.
