Рассылка Черты
«Черта» — медиа про насилие и неравенство в России. Рассказываем интересные, важные, глубокие, драматичные и вдохновляющие истории. Изучаем важные проблемы, которые могут коснуться каждого.

«В школе все позавидуют твоей растяжке». Как девушка из Удмуртии добивается наказания для насиловавшего ее отчима

насилие отчим изнасиловал
Читайте нас в Телеграме

Кратко

В Верховном суде Удмуртской республики 18 апреля начнут рассматривать дело в отношении 53-летнего Романа А., который больше десяти лет насиловал свою падчерицу. Суды нижестоящих инстанций признали его вину, но мужчина подал апелляционную жалобу на приговор. Он не только регулярно насиловал девочку разными способами, но и создал для нее свою систему «воспитания»: Настя должна была жить по определенному графику, выполнять ряд домашних обязанностей, от которых не могла отказаться, а в качестве наказания ее ставили в угол, лишали сна и не давали есть.  Настя училась, добивалась больших успехов в спорте, работала, а позже переехала жить в другой регион, но пережитое насилие продолжало оказывать на ее жизнь большое влияние. Девушка стала работать с психологом и первый раз в жизни рассказала о том, что переживала в детстве и подростковом возрасте. Обращаться в правоохранительные органы Настя опасалась, так как после изнасилований прошло несколько лет и шансы, что насильника бы привлекли к ответственности, казались низкими. Осенью 2020 года Роман позвонил Насте сам, а она записала разговор на диктофон. В нем мужчина несколько раз признался, что насиловал и бил падчерицу. Настя заявила о преступлении в Следственный комитет. О том, как проходило расследование, судебные процессы и как травма влияет на жизнь пострадавшего, — читайте в нашем материале.

Карлос Кастанеда как оправдание насилия

Когда Насте было 8 лет, ее родной отец умер, а через год в их с мамой Яной жизни появился Андрей. Поклонник учений и творчества Карлоса Кастанеды, мужчина полностью поменял свои данные и стал Романом А. — в честь одного из героев, связанных с произведениями любимого писателя. У Романа не было своего жилья, и он сразу начал жить с Настей и ее мамой, а спустя два года стал убеждать Яну в том, что она должна оформить опекунство над дочерью на его родителей — девочка, говорил он, мешала их совместной жизни. 

Она согласилась с этим требованием. Следствию во время показаний она так и не смогла объяснить, почему. Сейчас же понимает — Роман очень хорошо умел манипулировать. Он убедил ее в том, что дети отбирают энергию у родителей, что они вредят родителям. 

Не выдержав разлуки, спустя два месяца она все-таки забрала дочь обратно. К тому моменту Роман убедил Яну еще и продать квартиру в Ижевске и переехать в маленький Сарапул — там ему будет проще контролировать каждый контакт женщины (включая полный запрет на общение с родственниками) и сделать себя главным в их отношениях, чтобы только он мог принимать какие-то решения, касающиеся быта. И секса: он требовал его часто, без презервативов и исключительно в тех позах, которые нравятся ему.

Роман редко работал по дому, только иногда ремонтировал мебель или помогал по стройке, а большую часть времени занимался «духовными практиками» — читал Кастанеду, медитировал и делал гимнастику, голым. Когда ему удавалось заработать денег, то тратил он их на то, что его интересовало — на мотоциклы и квадроциклы.

Периодически Роман бил жену, и несколько раз дело доходило до развода, но в последний момент он каждый раз уговаривал ее не идти на этот шаг. А потом вел себя так, будто ничего не произошло.

Летом в 2002 году, когда Насте было 11 лет, Яна вернулась домой и увидела, что дочь в полностью обнаженном виде делает гимнастику, прогибает спину, стоя на руках и ногах на полу. Роман находился в той же комнате. В ответ на вопрос о том, что происходит, Роман стал нервничать и ушел из квартиры. О том, что Роман регулярно насиловал Настю, ее мама узнает много лет спустя.

Жизнь по строгому расписанию

Сразу же как Роман появился в семье, он пытался избавиться от маленькой Насти. Однажды они даже ездили по республике в поисках монастыря, в который можно сдать ребенка. Яна протестовала, и тогда Роман решил, что «перевоспитает» девочку под себя.

Распорядок дня девочки всегда висел на стене. Все задания должны были выполняться с четким соблюдением времени: подъем в 6:00, холодный душ, медитация «Око возрождения», школа, уборка дома, тренировка, мусор, холодный душ, отбой — всегда строго в 22:00, не важно, был ужин или нет. За каждую провинность Роман обещал стегать Настю скакалкой — и обещание неукоснительно сдерживал, избивал ее за немытый пол или не вынесенный мусор.

Были и другие наказания. Например, он мог посреди ночи поднять Настю и поставить ее к стене, заставляя стоять в одной позе несколько часов. Сам он засыпал, но если вставал посреди ночи и видел, что девочка уснула на полу, — бил ее по затылку рукой или той же скакалкой. Иногда он и вовсе без видимых причин — и  каких-либо объяснений, зачем это нужно — принуждал девочку по часу сидеть в позе лотоса.

«Иногда мама пыталась сказать ему о том, что не согласна с его методами, но он мог придумать очень много “полезных” доводов в свою защиту, убеждая ее в своей правоте. Если эти способы не помогали, то он обвинял ее в плохой “генетике”, оскорблял и манипулировал тем, что оставлял одну, уходя из дома», — вспоминает Настя.

До встречи с Романом семья жила совсем по-другому, вспоминает девушка. «Мама  читала сказки перед сном, учила меня алфавиту, забирала из садика и покупала игрушки и вкусняшки. Она сама решала бытовые вопросы, у нее были сложности с работой и жильем, но мы никогда не оставались не дома или голодными, — говорит Настя. — Были в театрах, в летнем саду, часто бывали в гостях у дедушки и бабушки. Она купила мне велосипед. Я чувствовала себя уютно и безопасно рядом с мамой. Когда мы начали жить с Романом, я не понимала, почему этот мужик вдруг указывает ей, что ей делать, и она слушается, и совсем не защищает меня. Так я перестала доверять и маме».

Нужно немного потерпеть и все наладится

В обвинительном заключении, которое утвердила прокуратура Удмуртии, описано 15 эпизодов изнасилований Насти с 2003 года по 2014 год. Как рассказала адвокат пострадавшей Анастасия Наговицина, их было намного больше, но в качестве обвинения были предъявлены лишь те, которые Настя могла четко описать. 

Первое изнасилование случилось в гараже, когда Насте было 12 лет. Чаще всего насилие совершалось дома, когда никого не было. Несмотря на то, что долгие годы пострадавшая пыталась забыть то, что с ней происходило, некоторые эпизоды сохранились в памяти очень отчетливо.

Девушка вспоминает, как в 7 классе пришла из школы, за окном шел снег, и она села читать «Гарри Поттера». Дома был только Роман. Он схватил ее и потащил в кухню, где на стене висело большое зеркало, поставил на колени и стал насиловать анально, взяв в качестве лубриканта крем жены. Ему нравилось насиловать и смотреть в зеркало. Когда мама пришла домой, она наругала Настю за то, что она якобы взяла ее крем. Со временем акты становились даже более жестокими и изощренными.

Настя хорошо закончила школу и сразу же уехала из дома, чтобы поступить на учебу в Ижевск. Тогда она жила у прабабушки — и впервые за долгие годы перестала голодать. «Я ела много и все подряд: нравилась любая еда. Тети и бабушки всегда много готовили и пекли выпечку. Тогда же часто покупала себе много сладкого и не любила, когда кто-то из друзей просил угостить его. Было совестно, что жадничаю, но хотелось все съесть самой, — вспоминает Настя. — Это потому, что дома я часто оставалась без ужина».

Колледж, куда поступила Настя. Фото Софии Русовой

Но даже после ее переезда, когда ей было уже 19-20 лет, Роман находил поводы, чтобы общаться с Настей. Например, под видом помощи с переездом или обучения вождению. Кончались эти встречи новыми изнасилованиями. Когда Настя обратилась в Следственный комитет, она несколько раз дала показания и описала акты насилия, прошла с Романом очную ставку, возвращалась на места совершения преступлений и проходила очную проверку показаний. Следователь спросил ее — почему она не оказывала сопротивление насильнику, уже когда стала взрослой?

«Когда я была маленькая, то понимала, что происходит что-то необычное и “взрослое”, понимала, что это неправильно и так не должно быть. С другой стороны, поначалу я доверяла этому человеку и считала, что если он что-то делает, значит, это нормально, он же взрослый и знает, что правильно, а что нет. На протяжении всего детства я боялась, что кто-то узнает об этом, чувствовала стыд и вину. Я понимала, что так не должно быть, но если уже происходит — надо терпеть, ведь лучше так, чем те последствия, которые рисовало воображение», — вспоминает пострадавшая. А в более взрослом возрасте сыграла роль ее социальная изолированность, также порожденная насилием.

«Во время всех половых актов просто ждала, когда все закончится. Иногда он шутил пошлые шуточки, например: “В школе все позавидуют твоей растяжке”, было мерзко и неприятно, я не отвечала и игнорировала это. Было стыдно даже вспоминать об этом, не говоря уж о том, чтобы с кем-то обсуждать это. Возможно, многолетняя зависимость от человека, механизмы психологической и физической адаптации к происходящему просто работали по старому сценарию, и это было более безопасно, чем начинать активное сопротивление и пытаться что-то изменить. Не хватало уверенности в том, что меня поддержат.. Не было доверия к окружающим, к маме», — говорит Настя.

Правосудие со второй попытки

Изначально следствие квалифицировало преступление, которое совершил Роман, как изнасилование потерпевшей, не достигшей четырнадцатилетнего возраста. Однако прокуратура переквалифицировала обвинение, исключив признак о совершении насилия в отношении ребенка, не достигшего четырнадцатилетнего возраста, в связи с истечением сроков давности. Суд согласился с позицией обвинителя и указал, что срок давности по преступлениям Романа стоит исчислять с 2007 года, когда Насте было 16 лет — так что судили его только за позднее насилие.

Проведенная в январе 2021 года психолого-психиатрическая судебная экспертиза выявила, что у Анастасии по отношению к отчиму был сформирован пассивно-подчиняемый стереотип поведения — у нее, согласно заключению комиссии, была «искажена собственная система ценностей, что в совокупности препятствовало пониманию значения противоправных действий», что помешало ей «оказывать Роману сопротивление в юридически значимый период времени». Эксперты также отметили, что в результате действий насильника у девушки сформировались психическое расстройство, влияющее на ее личную жизнь.

Дело ушло в суд, но очень долго оставалось без рассмотрения. Настя нашла контакты Центра защиты пострадавших от домашнего насилия при Консорциуме женских НПО и обратилась за помощью. Так у нее появилась адвокат Анастасия Наговицина.

В декабре 2021 Роман был осужден по двум статьям уголовного кодекса: по статье об изнасиловании, повлекшем по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшей (п.«б» ч.3 ст.131 УК РФ) и статье о насильственных действиях сексуального характера (п.«б» ч.3 ст.132 УК РФ). Суд приговорил его к 14 годам в колонии строгого режима и на 15 лет запретил заниматься работой, связанной с детьми.

Однако приговор был  отменен. По словам Наговициной, это произошло из-за технической ошибки — оглашая приговор под аудиопротокол, судья забыла озвучить его часть про наказание в виде принудительных медицинских мер в отношении Романа А. Это посчитали процессуальным нарушением, и приговор отменили.

С апреля 2022 суд начал рассматривать дело заново. Всего прошло 17 заседаний. В декабре 2022 года Романа вновь приговорили к 13 годам и 11 месяцам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима и принудительного наблюдения и лечения у врача-психиатра по месту отбывания лишения свободы. Сейчас, в апреле 2023 года, Верховный суд будет рассматривать апелляцию, которую подал на этот приговор осужденный.

насилие отчим изнасиловал
Верховный суд Удмуртии. Фото Софии Русовой

На суде обвиняемый вел себя спокойно, признавал факт сношения с падчерицей, но  утверждал, что все происходило по обоюдному согласию и тогда, когда Насте исполнилось 16 лет. «Как и в первом судебном процессе, Роман заявлял, что в полиции его били и заставляли давать признательные показания. Во втором процессе он вновь настаивал на этой версии. Однако в процессе были истребованы материалы проверки по его жалобам, которые не подтвердили применения к нему насилия», — уточняет Наговицина.

Анастасия получила высшее педагогическое образование, переехала в регион, где может заниматься любимым делом, осваивает новые сложные туристические тропы в горах, преподает скалолазание, альпинизм, катание на сноуборде и горных лыжах. По словам девушки, ей понадобилось много времени, чтобы осознать, насколько в ее детстве все было «не так»: «До определенного момента у меня не было понимания, насколько неправильными были его действия. Не было осознания, что эти действия повлекли намного большие последствия, чем казалось. Думала, что все это “прошли, прожили” и больше этого не будет, на том и хорошо. Я рада, что сделала необходимые шаги, чтобы в этом разобраться».

Методы воспитания

Мы публикуем расшифровку одного из фрагментов из разговора между Романом и Анастасией, который был записан на диктофон и стал важным доказательством в совершении преступления. Он красноречиво подтверждает практически все, сказанное ей на суде и в этой статье.

Роман: Ну давай, рассказывай, чего я из тебя вытягиваю-то.
Анастасия: У меня занятия идут, к психологу хожу.
Роман: Что? К психологу?
Анастасия: Да.
Роман: Ты ходишь?
Анастасия: Да, у меня терапия у психолога.
Роман: У тебя психотерапия? У тебя лично?
Анастасия: Да.
Роман: Что за стресс у тебя такой?
Анастасия: Ну, знаешь ли, [такой,] когда у тебя в жизни не складываются отношения, которые, казалось бы, длятся три года, и ты задаешься вопросом, почему и что не так. Надо у кого-то спросить, и я пошла к психологу, и много интересных вещей [узнала].
Роман: Это ты про *** (тут скрыто имя девушки Насти, — «Черта») говоришь?
Анастасия: Да.
Роман: А тебе надо, чтобы отношения сложились?
Анастасия: Конечно.
Роман: Ты хочешь, чтобы *** была рядом с тобой, да?
Анастасия: Конечно.
Роман: Понятно. Ну чего, ситуация знакома, уже много лет, когда ты хочешь, чтобы человек был с тобой, а он всеми силами упирается, и не хочет, держится за старые какие-то принципы, какие-то старые взгляды. Ну ладно, удачи тебе, может быть, получится у тебя с ***.
Анастасия: Ага.
Роман: Ты ведь можешь сделать проще: открой Кастанеду, открой семь принципов сталкинга (в контексте творчества Кастанеды это стратегии эффективного решения бытовых задач, — “Черта”), они очень хорошо могут помочь тебе в жизни, не спеша повернуть ситуацию в свою пользу, как бы самой собой все повернется. Конечно, надо приложить терпение, раз уж инициатива исходит от тебя, и раз уж ты взяла на себя роль ведущего, то, видимо, тебе и придется все делать. М-да. У нас тоже так же, та же самая ситуация, вроде как обсудили социальный контракт, по которому мне могут выдать деньги на развитие бизнеса, причем бизнес здесь, в деревне ***. Ты не знаешь об этом, не рассказывала она тебе?
Анастасия: Нет.
Роман: Ну вот. В общем-то сейчас они проверяют все сведения, бизнес план я подготовил. В общем, они настроены дать 250 тысяч мне на развитие бизнеса.. Я через дом [от своего] снял еще один домик, чтобы мы могли [там] мастерскую разместить, там же и производственную базу по заготовке дров. Сама понимаешь это здесь перспективно, в наших районах дров полно, только успевай заготавливать. Так что только оборудование купить и все, на эти 250 тысяч. Ну чего, Яна уехала домой, кричит “Я ничего не буду подписывать, так и так, и пошел ты на хер”. В самый неподходящий момент, когда все уже готовы дать [деньги]. Как обычно снесло крышняк. Мишка сейчас со мной здесь в деревне. (Миша — младший брат Насти — “Черта”).
Анастасия: Как у вас с ним дела?
Роман: У нас с ними тут вообще все прекрасно. Хочешь с ним поговорить?
Анастасия: Нет.
Роман: Нет? Почему? Ревнуешь?
Анастасия: Я не понимаю, что он говорит по телефону
Роман: Он-то?
Анастасия: Да.
Роман: Я могу включить на громкую связь и подсказывать.
Анастасия: Нет, не надо, спасибо.
Роман: Ну чего ты, он с удовольствием с тобой поговорит. Для тебя это болезненное, как я понял, еще с прошлого раза, когда ты с ним осталась.
Анастасия: Как говорит психолог Светлана, я на Мишу проецирую то, что проецирую на тебя.
Роман: Да, я это заметил еще в прошлый раз, когда ты приезжала. Сначала ты с радостью с ним пообщалась, а потом, когда я приехал, и он, так с восторгом скакал и прыгал, у тебя там что-то “дю-дюнь” — и ты отдалилась
Анастасия: У меня там что-то “дю-дюнь”, Рома, 15 лет назад благодаря не очень хорошим действиям с твоей стороны и твоим методам воспитания.
Роман: Вполне возможно, но это было лучшее, что в данной ситуации можно было для тебя сделать, в противном случае ты бы сейчас не достигла бы того, что сейчас достигла.
Анастасия: То есть ты считаешь, что изнасиловать меня, когда я была маленькой девочкой, это было правильное решение, и сейчас это позволяет мне быть тем, кто я есть? И это для меня лучшее? Так?
Роман: А ты хочешь сказать, что это было насилие?
Анастасия: Но это точно было не по любви и согласию.
Роман: Я с тобой согласен, но [это было] по твоему доброму желанию.
Анастасия: Ты понимаешь, что я была ребенком, который живет в зависимости от тех, с кем он живет?
Роман: Тебя провоцировали? Тебе угрожали?
Анастасия: … что мне [было] некуда уйти?
Роман: Ну и что, ты…
Анастасия: … что если я буду сопротивляться, то меня побьют скакалкой, что если я скажу об этом кому-то, то меня тоже побьют, что если…
Роман: За что тебя били скакалкой, Настя?
Анастасия: … что если я буду сопротивляться, то я останусь без еды, например.
Роман: А за что тебя били скакалкой? Вспомни.
Анастасия: За то, что я…
Роман: Вы с Яной одинаковые мысли излагаете, проецируете ситуацию, когда надо взять ответственность на себя, вы просто валите на кого-то другого.
Анастасия: То есть ты так считаешь, что если я не вынесла мусор, и меня побили за это скакалкой, то это моя вина и моя ответственность?
Роман: Конечно, потому что у нас что? Было принято обоюдное соглашение.
Анастасия: Между кем?
Роман: Между нами всеми троими.
Анастасия: То есть я сказала: “Хорошо, пусть меня бьют скакалкой”?
Роман: Нет, ты сказала, что согласна выполнять определенные условия…
Анастасия: Да, но мне…
Роман: Ну что? Методы воспитания. Тебя что, каждый день били скакалкой?
Анастасия: Да!
Роман: Нет, вообще-то не каждый день, а только тогда, когда ты что-то не выполняла.
Анастасия: То есть каждый день. Я иногда не мыла пол, иногда не выносила мусор, иногда была виновата в том, что вы поругались, и меня всегда били скакалкой, и это…
Роман: За то, что мы ругались, ты не была бита скакалкой.
Анастасия: Ко мне ночью в комнату приходил ты, или Яна, и лупасили меня скакалкой, я это четко помню. Я не могла безопасно спать, я каждую ночь просыпалась от того, что кто-то идет в туалет, потому что я боялась, что кто-то идет меня бить. А если кто-то идет мне пихать свой член? Представь, я маленькая девочка и я очень боюсь, что меня побьют, и соответственно, да, ну как бы, запихивание члена было менее болезненным, чем битье скакалкой. У меня был выбор. Ну, как ты думаешь?
Роман: Во-первых, ты разберись вот с этой ситуацией. Ты конечно вправе сейчас обвинять, но обвинение никогда не идет по пути здравого рассудка, потому что это перекладывает ответственность на другого человека…
Анастасия: То есть, о! Как будто я виновата в том, что ты пихал в меня свой член, когда мне было прости, сколько?

Как нужно работать с травмой в юридической практике

Сексуализированное насилие в отношении детей — социальная проблема с очень высоким уровнем латентности. Пострадавшие могут молчать годами, опасаясь остаться без поддержки близких и без защиты со стороны государства. Кроме того, система уголовного правосудия слишком часто становится источником новых страданий для жертв насилия.

Психологи и правозащитники отмечают, что профессионалы, которые работают в системе уголовного правосудия, должны иметь базовое представление о последствиях и влиянии травмы на жертв сексуального нападения. Юристка Эльба Бендо, работающей в Европейском центре защиты прав человека, много лет придерживается травмо-информированного подхода в юридической практике и сопровождала  немало дел, защищая  уязвимых  клиентов. Юристка объясняет, что травма-информированная юридическая практика (rauma Informed Legal Practice) — это подход к предоставлению юридических услуг, который учитывает потребности и опыт жертв нарушений прав человека. Вместо набора жестких правил юридической практики, этот подход  требует от юристов развития такой культуры юридической практики, которая учитывает влияние психологической травмы на всех этапах предоставления услуг. 

Кроме того, юристка отмечает, что травма влияет на то, как мы немедленно реагируем после травмирующего события, например, мы можем замереть, вместо того, чтобы убежать из опасной ситуации; она влияет на нашу способность справляться с тем, что мы должны делать после события — например, мы можем не чувствовать себя готовыми позвать на помощь, пойти в больницу или сообщить о преступлении; и она влияет на нашу память.

«Если мы используем подходы к постановке вопросов с учетом травмы подходы, признанные ведущими полицейскими органами в качестве передового опыта для опроса лиц, переживших травму, мы можем помочь пострадавшему рассказать нам наиболее подробную версию того, что он помнит. Однако, если мы применяем подходы, которые повторно травмируют пострадавших и которые не основаны на передовой практике, мы рискуем подорвать способность пострадавшего вспомнить то, что с ним произошло. Именно в этот момент пережившие травму люди чаще всего путаются в своих показаниях, потому что чувствуют давление, заставляющее их вписывать детали опыта, которые они на самом деле не помнят. Подрывая способность пострадавшего вспомнить, что с ним произошло, мы также подрываем миссию установления фактов в уголовном процессе и, следовательно, надлежащее отправление правосудия», — рассказывает Бендо.

По словам Бендо, недоверие к полиции и другим правовым субъектам среди жертв преступлений и, в частности, жертв гендерного насилия велико во всех регионах, где она работала, включая ее собственную юрисдикцию — Канаду. Так, в Канаде только 5% жертв гендерного насилия сообщают о нападении по сравнению с 38% жертв других физических нападений. Около 26% пострадавших, опрошенных в ходе одного национального исследования, заявили, что причина, по которой они не сообщили о своем опыте, связана с недоверием к полиции, 35% заявили, что боятся судебного процесса, а 40% заявили, что не верят, что преступник будет осужден. Тем не менее, дополняет Бендо, специалисты по работой с травмой в Канаде сейчас вплотную работают в таких делах с полицией, и ситуация быстро меняется к лучшему.

Исследование о масштабах сексуализированного насилия над детьми в России  показало, что две трети девочек, переживших насилие, оказываются с травмой один на один, не получая поддержку, а в подавляющем большинстве случаев преступниками оказывались взрослые мужчины (82%). При этом чаще сексуальные преступления в отношении несовершеннолетних девушек и девочек совершают взрослые знакомые или родственники — почти 50% случаев.

Психолог Центра «Сестры» Наталья Курасова рассказала, что за помощью в организацию обычно обращаются те мамы, которые поддержали своего ребенка, хотят его защитить и помочь минимизировать последствия полученной травмы. При этом, по словам специалистки, немало историй, когда матери  не поддерживают своих детей, которые столкнулись с социализированным насилием. Причины, по которым это происходит, разные: мать сама могла расти в семье, где практиковался абьюз и нарушались личные границы, пренебрегали ее нуждами. Кроме того, мама может зависить от партнера-насильника экономически, пихологически, сескуально, считать, что ребенок врет.

Психолог обращает внимание, что реабилитация особо сложна в ситуации, если насилие совершал отчим или отец, потому что у пострадавших формируется к нему двойственное отношение. «С одной стороны этот человек сделал много плохого, чего пострадавшая не сознавала долгое время и к этой стороне его личности у нее  негативное отношение или вообще нет никакого. Но параллельно с этим человек мог участвовать в развитии, в жизни пострадавшей, как бы кощунственно это не звучало, несмотря на насилие,  она может считать его родным человеком, чувствовать,что в чем-то он теплее и лучше относится, чем мама», рассказывает Курасова. 

Специалистка отмечает, что существуют  определенные факторы риска, которые повышают вероятность того, что ребенок подвергнется насилию в семье. Например, патриархально-авторитарный уклад семьи, конфликтные отношения между родителями, отсутствие четких ролей в семье, частая смена сексуальных партнеров, использование физического наказания, частое или длительное отсутствие матери, хроническое заболевание, инвалидность матери, эмоционально холодное отношение матери к своему ребенку, регулярное употребление ею спиртных напитков. Также практика показала, что насилию чаще подвергаются дети с ограниченным кругом общения, с неудовлетворенными базовыми потребностями, послушные дети и подростки. 

Последствиями пережитой травмы могут стать боязнь мужчин, недоверие к людям, невозможность строить близкие отношения. Также часто проблемы в сексуальной сфере, когда женщина не чувствует свое тело и не получает удовольствия от близости. В таких ситуациях бывает необходима помощь не только психолога, но и сексолога. Чтобы насилия стало меньше, психолог предлагает начать работу  с родителей, так как  в некоторых семьях  ситуация насилия передается из поколения в поколение. Если ребенок будет воспитываться в доверительных отношениях и знать, что его не накажут и помогут, то он сможет рассказать о беде, в которой оказался, заключает Курасова.