Мне было 26 лет, когда я познакомилась с Андреем. Я училась на почвоведа в одном университете с его друзьями детства, а он в другом — на автодорожника. Иногда мы с ним пересекались, он писал, предлагал встретиться. Я согласилась только через четыре месяца, мы сходили попить кофе и мило побеседовали. Тогда меня больше интересовала карьера, чем отношения, но подкупила его настойчивость — само общение было нейтральным. Я работала при министерстве, очень хотела занять хорошую должность, а там был достаточно быстрый и легкий карьерный рост. Андрей не работал, решил, что 5/2 с девяти до шести не для него, и придумывал невероятные идеи для бизнеса.
Мы встретились несколько раз, и у нас стали развиваться отношения. Поженились довольно быстро: от знакомства до свадьбы прошло около года. Он сделал предложение, а я не стала отказываться. Глубоких чувств или общих интересов у нас не было, просто в 27 мне нравилась идея семьи.
Он был очень спокойным и немногословным, если говорил, то только очень правильные вещи, которых ждали от взрослого сознательного человека. Например, что хочет и любит детей. Незадолго до свадьбы я узнала, что беременна, но через две недели случился выкидыш, и началась депрессия. Тогда все и пошло под откос, хотя я этого совершенно не замечала. Не было ресурсов отстаивать свои границы, я просто отключилась от жизни и провела в таком состоянии полгода: была либо на работе, либо в мыслях о потере.
Андрей меня поддерживал первые день-два: говорил, что это очень грустно и плохо, что он очень страдает. Но в дальнейшем, когда разгорались скандалы, говорил, что я никчемная, и обвинял в убийстве. Еще позже — сильно бил в живот. Мол, мстит за ребенка.
От ревности до сломанных ребер
Все началось с беспочвенной ревности и придирок: кто-то не так на меня посмотрел, а я должна доказать, что повода нет. Эта практика стала обычным делом, я пробовала пару раз сделать так же, но он всегда отвечал скандалом.
Мы ссорились и когда я просила его найти работу. Мы жили в моей квартире, которая была в ипотеке, и я выдавала ему деньги на «карманные расходы». Однажды, когда я была на работе, он потребовал перевести ему денег на билет на футбол, а если не подчинюсь, вечером мне придется «по кускам собирать» кота. Я промолчала и не восприняла угрозу всерьез, но потом услышала пищание своего питомца — Андрей начал его душить. Тогда осознала, что он может и убить, а из-за меня невинное создание станет жертвой психопата.
Потом он стал меня избивать. За 11 месяцев брака он угрожал ножом, однажды порезал мне руку и шею ножницами, несколько раз пытался задушить, избивал по рукам, ногам и животу. Дважды ломал мне ребра и несколько раз нос, хотя обычно бил по местам, которые можно было прикрыть одеждой, чтобы ни у кого не возникало вопросов. На людях всегда старался всем показать, как он меня любит, говорил, какая я восхитительно-замечательная жена.
Когда приступал к физическим «наказаниям», обычно зашторивал окна и выключал свет, чтобы нас не увидели соседи. Страшно стоять в полутемной квартире и не знать, откуда прилетит следующий удар. Страшно, когда ставят на колени и заставляют просить пощады. И страшно вставать с коленей — тогда снова ударят.
В декабре 2018 года он избивал меня через день, постоянно говорил, что хочет развестись: «Устал жить с такой ужасной женщиной». Очередной срыв у него случился в мой день рождения, он сломал мне ребра и видимо сам перепугался. Мы поехали в травмпункт, меня спросили, что случилось, Андрей ответил, что я упала с лестницы. Врач попросил подтвердить, и я подтвердила.
На следующий день, как и все разы до этого, он плакал, просил прощения, обещал, что такое больше никогда не повторится. Я сказала, что если он еще раз поднимет на меня руку, подам на развод без предупреждения. Он согласился. Через три месяца мы развелись.
Побег с родителями и котом
В момент расставания меня очень поддержала семья. Мама приехала в командировку, а жена брата — в гости к родителям. Мама остановилась у меня, и так как у нас было только два спальных места, Андрей поехал к своим родителям.
В один из вечеров мы с мамой сидели на кухне, заговорились, где-то в час ночи написал Андрей — он был где-то в клубе, пил с друзьями, — спросил, почему я еще не сплю. Я объяснила и задала встречный вопрос, в ответ он начал истерить: так как я женщина, то есть «человек второго сорта», то не имею права задавать ему такие вопросы. Мы начали ругаться, и он несколько раз попросил передать моей маме, что мы разводимся.
На следующий день Андрей продолжил скандалить: звонил, писал, что ненавидит меня, что сейчас приедет и сломает мне челюсть. Мне было тяжело держать внутри все эмоции, я расплакалась и рассказала маме и жене брата обо всем, что происходило за последний год. Они не уговаривали меня остаться, сохранить брак, наоборот, меньше чем за два дня организовали мой побег из города.
В воскресенье мы поменяли замки в квартире, установили сигнализацию. На следующий день я собрала вещи и уволилась с работы. Руководство пошло навстречу, разрешили взять отпуск с последующим увольнением. Андрей не знал, что происходит, и продолжал ругаться. Потом резко сменил гнев на милость и сказал, что «прощает все мои смертные грехи», мол, скоро снова будем вместе и все будет хорошо. На следующий день приехал мой папа и мы улетели вместе с котом.
Полторы тысячи писем
Я сбежала домой в маленький закрытый город на Урале, получить туда пропуск почти нереально, подделать его тоже невозможно. Там прожила около года. Я заблокировала его везде, кроме электронной почты, чтобы он писал туда письма, но не мог их удалить, как в мессенджерах. При необходимости я смогу их использовать в суде как доказательство. Таких «писем счастья» у меня за год накопилось почти полторы тысячи, и это не считая сообщений моей маме.
Иногда это были слезливые извинения, иногда — злые сообщения. Перепады от «я изменюсь, только вернись» до «найду и убью» могли случаться с разницей в час. Андрей пытался выманить меня из города, чтобы поговорить, а потом шантажировал, что подожжет квартиру. Сначала упрекал за выкидыш, а потом винил себя. Писал, что убьет мою маму и отца, если я с ним не встречусь. Говорил, что дождется, когда я рожу ребенка, и убьет его. Все понимали, что это глупость, но я была в очень стрессовом состоянии и верила в это.
Первое время даже отвечала ему, но достаточно быстро перестала. Жалела его. Возвращаться, конечно, не хотела, но пыталась успокоить — объясняла, что он действительно ужасно вел себя. В ответ всегда получала насмешки: «Да что такого я сделал. Ну пару раз толкнул, один раз дал пощечину, о чем ты вообще?» Хотя в других письмах сам признавался, что избивал меня до сломанных ребер. Потом я вовсе перестала открывать каждое письмо, просто садилась и читала их пачками. Последнее сообщение пришло в декабре 2019 года, в мой день рождения. Он меня поздравил и написал, что я во всем не права и буду жалеть о своем уходе.
Со мной пытались выйти на связь его друзья — он всем рассказывал, что я «психичка, которая уехала из-за одной ссоры по телефону». Я скинула им пару фотографий своих рук в синяках от плеча до предплечья и рассказала, кто это сделал. Меня пожалели, но общаться с ним не перестали.
Кошмары, триггеры и смена профессии
Дома первые пару месяцев было очень плохо, состояние, как будто после сильного удара по голове. Я разговаривала только с родителями, каждый день ходила на озеро рядом с домой, читала книжки, медитировала, пыталась себя как-то успокоить, плакать, выговариваться самой себе. Понимала, что, если не буду давать волю эмоциям, они начнут гноиться внутри, и я начну ненавидеть не только его, но и в принципе всех мужчин. Но благодаря отцу и брату понимала, что не все такие, просто у меня так сложилось.
Я боялась громких звуков, потому что Андрей всегда начинал громко и неожиданно кричать. Шарахалась от резких движений — он мог разбудить меня ударом ноги в живот или ударить по лицу, пока я мою посуду. Я дергалась, даже когда папа громко чихал.
На улице пугалась людей. У Андрея достаточно неприметный стиль: темная одежда, кепка, — но для меня очень примечательный. Когда я видела молодых людей схожего телосложения в похожей одежде, сильно напрягалась. Первое время начинала плакать от неожиданных воспоминаний. Или, если в фильме кто-то кого-то бьет в лицо, могла почувствовать эту боль из-за разбитого носа.
Первые месяцы мне каждый день снились избиения. Поначалу плакала, а сейчас после каждого такого сна испытываю желание себя защищать — не хочу больше бояться. Какие-то вещи все еще триггерят, но сейчас уже меньше.
Сначала я собиралась написать заявление на Андрея, но потом почитала, что происходит с такими делами, и пришла к выводу, что суд будет рассматривать дело, только если ситуация совсем жестокая. Или если меня убьют, и при этом будет очевидна причастность к этому моего бывшего супруга.
Таскаться по судам ради штрафа в пять тысяч мне не хотелось, да и доказать что-то в моем случае будет сложно: первый перелом ребер даже не был зафиксирован, а второй — «падение с лестницы». Из подтверждений у меня есть только фотографии и письма, поэтому я как бы стерла свою прошлую жизнь и начала новую.
Пошла в спортзал, записалась в автошколу, начала возвращаться в нормальное состояние. Чтобы он меня не вычислил, сменила род деятельности и стала юристом. Это оказалось не очень сложно — главное обложить себя профлитературой и задавать побольше вопросов.
Потом снова переехала в другой город. Сейчас практически не общаюсь с людьми из той жизни, с кем была знакома в Москве. Зато начала общаться с другом детства — молодым человеком из моего города, мы знакомы с ним еще со школы. Первое время он помогал мне психологически справляться с пережитым, советовал литературу — он психолог по образованию. Постепенно мы стали ближе, но он прекрасно понимал, что мне нужно время, и никогда не торопил. С ним я чувствую спокойствие и безопасность, он очень бережно относится к моему личному пространству.
Что сейчас с Андреем я не знаю. Мне пытались передавать новости про него, но я попросила сообщить, только если его не станет.
