В нынешней России сохранилась хоть какая-нибудь возможность для законного выражения политической позиции?
Я не могу дать руководство как жить в России и не сесть в тюрьму. Не стоит думать, что если вы не совершаете определенные действия, то все будет в порядке — это магическое мышление. Опасность в этой системе кроется везде. Вы можете столкнуться с преследованиями за антивоенную позицию, а можете получить статью после того, как вам подкинут наркотики на улице. У каждого россиянина есть риски сесть в тюрьму или встретиться с государством — не важно, участвуете вы в политической жизни своей страны или остаетесь в стороне.
С начала войны больше пострадала свобода слова, свобода выражения мнения. Четвертого марта появился пакет репрессивных статей, увеличивающий риски для тех, кто высказывает свою позицию: административная статья о дискредитации Вооруженных сил РФ (20.3.3 КоАП) есть и в уголовном кодексе. Есть еще статья о призывах к санкциям — она тоже встречается в обоих кодексах (статья 20.3.4 КоАП и 284.2 УК). Пока что я не помню ярких случаев ее применения, видимо, она ждет своего часа. Статья о распространении ложной информации (207.3 УК) есть только в уголовном кодексе.
Статьи о дискредитации и распространении фейков стали применять сразу после принятия. Они максимально широко сформулированы и у юристов возникают вопросы абсолютно на каждом слове. Главный принцип права — принцип правовой определенности. Есть действие, которое мы квалифицируем как правонарушение, и за это предусмотрены определенные санкции, Например, убийство: люди понимают, что если человек убьет другого человека, последуют определенные санкции. А что должен сделать человек, чтобы власти посчитали это дискредитацией и квалифицировали это как административную или уголовную статью? Непонятно. Что такое публичное действие? Непонятно. Я бы это трактовала как любое действие вне пространства вашей головы.
Что такое «дискредитация» российской армии? Что вкладывают в это понятие?
Тоже непонятно. В законодательстве это слово встречается, но нет четкого определения или комментария к статьям. После заседания по делу редакторов DOXA девушка возложила цветы, они были перевязаны желто-синей ленточкой — это тоже признали дискредитацией. В СМИ писали о кейсе, когда женщину задержали за маникюр в цветах флага Украины. За посты и слова в интернете тоже активно привлекают, плакат с надписью «фашизм не пройдет» одной из задержанных полицейские квалифицировали как дискредитацию Вооруженных сил. Более того — суд скопировал ту же формулировку в судебное постановление, то есть ее признали виновной. Это сюрреализм, который юристы до 24-го февраля представить не могли.
Из-за этого сложно сделать выводы, что можно делать, а чего не стоит. Мы пытаемся неправовую ситуацию переложить на правовые термины. Но в реальности сотрудники полиции и, к сожалению, суды руководствуются уже другими представлениями о праве. В плакате с восемью звездочками сотрудники полиции усмотрели фразу «Нет войне», мужчину, который с ним вышел, признали виновным в дискредитации Вооруженных сил. Хотя на самом деле суд не должен додумывать за человека его действия.
Единственная безопасная стратегия — ничего не делать?
Отсутствие высказывания тоже может повлечь за собой последствия. Учителя, которым спускают методички, могут быть наказаны, что говорят о войне не по инструкции. В ОВД-Инфо обращаются люди, которым угрожают потерей работы.
По-большому счету, это русская рулетка: кто-то ходит на акции и с ним ничего не было, кто-то вышел на одну и сразу получил уголовное дело. И даже люди, которые просто проходили мимо этих акций, становятся фигурантами дел. В каком-то смысле рисков у случайного прохожего даже больше, потому что он не готов, что его задержат. Люди, выходящие на акции, хотя бы инструкции читают, знают номер ОВД-Инфо.
От чего зависит уровень «опасности» того или иного высказывания?
Есть маркеры, которые добавляют рисков. Вышел на акцию протеста — могут преследовать как участника несанкционированного собрания, как человека, который дискредитирует Вооруженные силы, или за неповиновение требованиям сотрудника полиции. Если человек выходит на одиночный пикет, пишет посты с хештегами — это добавляет ему рисков. Если у человека большая аудитория в сети — это добавляет ему рисков. Есть кейс, когда мужчина попросил ребенка сорвать букву Z с машины — и из-за ребенка его задержали. А до этого было много случаев, когда за то же самое с людьми ничего не происходило.
Риски повышаются и в случае, когда действие становится популярным в соцсетях. Пример: во время акции «Буча-Москва», где человек лежал на асфальте со связанными за спиной руками, его никто не задержал. К нему пришли позже, когда акция стала заметнее в соцсетях. Рассчитать вероятность, придут за тобой или нет достаточно сложно.
Новое законодательство также затрагивает свободу слова в интернете. По нашему законодательству это длящееся правонарушение. То есть если я написала пост, который сейчас вне закона, до 24-го февраля, это не значит, что спустя три месяца ко мне не придут.
Если бы мы составляли рейтинг от самого опасного способа политического участия к наименее опасному — как мы бы их распределили?
Мы (ОВД-Инфо – «Черта») больше работаем со свободой собраний, когда люди непосредственно выходят на акции протеста. Сейчас мы насчитали больше 16 тысяч административных дел, за антивоенные посты в интернете пока привлекают меньше — по новой статье 20.3.3 составили почти две тысячи протоколов. Но если протестной активности на улицах не будет, скорее всего число преследований за посты в интернете может перерасти количество протоколов за участие в акциях.
Одиночные пикеты даже более рискованная вещь, потому что ты один, тебя видно сразу. Но это зависит и от того, где ты стоишь: на Красной площади риски больше, в метро — меньше. Также это зависит от величины города: в крупных городах рисков больше. Если в вашем городе нет большой протестной активности, то сотрудники полиции не всегда знают, что делать с пикетчиками.
Можно ли точно понять, когда правонарушение приведет к административной, а когда к уголовной ответственности?
Уголовная ответственность наступает за двойное привлечение к ответственности по административной статье о дискредитации (20.3.3 КоАП) в течение одного года. Второй вариант — если у деяния «общественно опасный характер». И это крайне оценочно. Обычно под этим подразумевают деяния, которые повлекли смерть. Например: человек курил сигарету в неположенном месте — это одно правонарушение, но если эта сигарета упала и начался пожар, который привел к гибели людей или порче имущества — это может быть квалифицировано как уголовное дело. Дальше сотрудники полиции должны квалифицировать это деяние: имеет ли оно опасный характер?
Кейс Саши Скочиленко в этом смысле интересен, потому что сама по себе акция с ценниками не общественно опасна, она не привела ни к закрытию магазина, ни к имущественным потерям, никто не умер от инфаркта. Почему сотрудники полиции квалифицировали это дело как уголовное преступление? Почему они выбрали СИЗО как меру пресечения? Вопрос, который возникает у юристов. Принцип правовой определенности не соблюден абсолютно.
Мы не понимаем, по какому признаку сотрудники полиции выбирают статьи. Например, за выход на митинг человек может получить следующий набор: нарушение установленного порядка проведения собрания (статья 20.2 КоАП и разные ее части), неповиновение законному треованию сотрудника полиции (статья 19.3 КоАП) можно получить федеральную или местную статью по ковидным ограничениям, хотя никаких ковидных ограничений у нас больше нет. Могут вообще выбрать статью за хулиганство (20.1 КоАП) и написать в протоколе, что человек на улице матом ругался. И суды это принимают.
Здесь есть проблема с теми статьями, которые имеют административную и уголовную преюдицию, то есть у них есть дублеры в двух кодексах. И статья о дискредитации — не первый случай: есть так называемая дорожная статья (267 УК), которая изначально не подразумевалась как политическая, но таковой стала. Ее применяют, если во время акции протеста человек якобы перекрыл дорогу, доступ к городскому транспорту или инфраструктуре. А есть такая же статья ровно с теми же критериями, но административная (20.2 часть 6.1 КоАП). И мы не знаем, какую из них дадут каждому конкретному задержанному. Это лежит в области принятия решений конкретного отдела полиции, конкретного сотрудника.
То есть бояться нужно всего?
Масштаб преследований большой, риски выросли. В прошлом году на митингах в поддержку Навального (акции протеста прошли по всей России 23 января, 31 января, 2 февраля 2021 года – «Черта») мы насчитали 12 тысяч задержанных. После нашего обращения Спецдокладчик ООН по свободе собраний написал письмо Российской Федерации с просьбой разъяснить, что происходило в январе-феврале прошлого года. Российская Федерация отчиталась, что у нас все нормально, репрессий нет:
«Мы задержали 17,6 тысяч человек». Пока что количество задержаний за эти три месяца не превысило цифры января-февраля 2021. Так что нельзя говорить о том, что преследуют вообще всех.
Есть и обратные случаи, когда люди, выходящие на акции в поддержку войны, тоже оказываются под преследованием сотрудников полиции. Это удивительно: в одном автозаке могут оказаться люди, которые выступают против, и те, кто выступает за. Судя по всему, власти боятся любого публичного выступления. Кейс, когда женщину задержали за маникюр, облетел всю оставшуюся в России прессу. Подобные случаи скорее воспринимаются как исключение, чем как общая практика. Пока что мне не кажется, что за каждый разговор, за каждое слово «война», за каждую попытку высказать свое мнение человеку вменяют санкции. У нас еще не тоталитаризм.
Безусловно, есть люди, которые страхуются, используют термины новояза. Но многие делают это иронично, с противоположным смыслом. Все не так плохо, как может показаться из-за границы.
Сейчас стали появляться кейсы про доносы, но мне кажется, что власти хотят, чтобы мы думали, что в народе много акторов, которые участвуют в политпрессинге. На самом деле это не совсем так: сотрудники полиции с этим сами прекрасно справляются.
Остались ли в России правовые механизмы, чтобы защитить себя?
Несмотря на то, что Европейского суда по правам человека у нас скоро не будет, дела можно обжаловать на национальном уровне. Да, суды первой и второй инстанции глухи ко многим административным делам, вообще не слушают сторону защиты. Но есть Конституционный суд, есть Верховный суд — они пока не накормлены большим количеством абсурдных дел. И нередко суды выносят удивительные решения. На месте людей, которых преследуют за антивоенные высказывания, я бы не ленилась идти в вышестоящие инстанции, если есть такая возможность, — цена обжалования этих дел для государства будет выше.
Поэтому все еще не так плохо, не 37-й год. Самоцензура хуже цензуры: если вы берете на себя смелость выходить на акции протеста, нужно также брать на себя смелость идти в вышестоящие инстанции. Это порой играет интересную роль в российском праве и правах человека.
Известны случаи, когда и по новым статьям о дискредитации и фейках прекращали дела. Можно ли сказать, что неточные формулировки закона позволяют, с одной стороны, привлечь к ответственности любого, но с другой — дают свободу судьям выносить более справедливые решения, опираясь на эту самую широту формулировок?
Мне кажется, что суды не знают своей силы. Им ничего бы не стоило возвращать все эти дела пачками: пришло сто дел — все сто вернуть в отдел полиции на доработку. И будут правы: сотрудники полиции обленились, в делах очень много опечаток, процессуальных нарушений, документы составлены криво. У суда много способов неполитически высказать свою позицию. У сотрудников полиции есть три месяца, чтобы переделать эти документы, а если они не успевают, то дела так и остаются в недрах отделов полиции.
Всегда есть какой-то процент политических дел, которые выигрываются в судах, как правило по процессуальным нарушениям. Например, в протоколе указано неправильное имя или дата.
Сейчас для юриста моветон ссылаться на конституцию, но несмотря на это, судам ничего не мешает сказать, что привлечение человека по этой статье нарушает свободу собраний или свободу слова. Суды могут и должны это делать, особенно при той правовой аргументации, с которой к ним приходят сотрудники полиции. Мне кажется, что рассмотрение этих дел — дискредитация судей Российской Федерации, а не Вооруженных сил.
Поддерживать политзаключенных так же опасно, как и выступать против войны/высказывать своё мнение о политической ситуации?
У людей, которые приходят на суды, меньше шансов оказаться потом в отделе полиции, чем у тех, кто выходят на акции протеста. Писать письма политзаключенным вообще безопасно — не помню ни одного случая, чтобы были преследования из-за писем. Если боитесь писать письмо, пришлите открытку — это тоже будет огромный вклад в судьбу человека. Можно поддерживать родных политзаключенных, участвовать в сборах средств. Фигуранты Московского дела собирают деньги на новых политзаключенных. Им можно отправлять деньги, в судьбе этих людей надо принимать участие.
Иногда бывает, что у судов задерживают. Когда выносили обвинительный приговор по делу «Сети» в Петербурге, по каким-то причинам стали задерживать тех, кто пришел к суду. Или приставы могут пережестить и запретить фотографировать в коридорах, хотя по закону это не запрещено. Тогда за фотографии можно будет привлечь по статье о неисполнении распоряжения судьи (17.3 КоАП). Но я не помню случаев, когда поддержка активистов привела к серьезным преследованиям.
Какие есть главные рекомендации для тех, кто живет в России и хочет выражать свою гражданскую позицию?
В первую очередь нужно знать свои права. Если человек знает базовые вещи, столкновение с государством может закончится мирно. Нужно понимать, как устроено административное делопроизводство, уголовное делопроизводство. На что вы имеете право, на что не имеете. Какие полномочия есть у сотрудников полиции. Это может звучать сложно, но есть много ресурсов, где об этом написано просто. У ОВД-Инфо есть огромное количество инструкций, которые разъясняют все эти вещи. Можно посмотреть сайты других правозащитных организаций: Сетевые свободы, Первый отдел, Агора с Апологией, Общественный вердикт, Центр защиты прав СМИ. Можно составить себе памятку, выучить базовые номера статей Конституции.
Большинство людей не знает своих прав и попадает в неприятности. Например, человека останавливают сотрудники полиции и он не знает, на что они имеют право. Они не могут просто так попросить показать паспорт, у них должны быть на это определенные основания. Люди нередко показывают паспорт, иногда даже сами едут с ними в отдел. Или к человеку приходят с обыском: нужно знать, что сотрудники полиции обязаны показать постановление, должны проводить обыск с понятыми и по определенной процедуре.
В этом смысле показательный кейс Ивана Голунова, который в первые минуты повел себя очень правильно и грамотно: больше суток требовал, чтобы к нему пустили адвоката, отказывался давать показания, говорил, чтобы ему дали позвонить, просил сделать смывы с его рук, чтобы доказать, что он не трогал наркотики. То есть грамотное поведение с первых минут привело к тому, что человека отпустили, уголовное дело закрыли.
Как правило эти первые минуты столкновения с сотрудниками полиции определяют вообще всю дальнейшую стратегию движения дела: будет ли оно административным или уголовным, будут ли там документы, которые потом невозможно изъять. Признательные показания, которые люди нередко подписывают под давлением, потом в суде используют как красную тряпку: доказывай-не доказывай, что показание было написано под давлением, это все равно будет главным аргументом для суда.
Если столкновение с государством произошло, нужно обязательно идти в суды, обращаться в прокуратуру, к уполномоченному по правам человека, в Совет по правам человека при президенте, к членам ОНК. Можно просить муниципальных и местных депутатов обратить внимание на ваш случай. Ну и обращаться в международные инстанции, если на национальном уровне ничего не получилось. Европейского суда у нас скоро не будет, но будет Комитет по правам человека ООН.
Еще одна базовая рекомендация: у вас должно быть доверенное лицо. Человек, кто мог бы к вам приехать в отдел полиции или в спецприемник СИЗО. Если очень близкий человек — с генеральной доверенностью, если не очень близкий — с судебной. Иметь номер телефона адвоката и юриста. Если это уголовное дело — то хороший юрист, хороший адвокат в самом начале потом сыграет огромную роль. Имейте при себе медицинские документы, если у вас есть хронические заболевания. Это очень важно.
