Чикатило начинает сотрудничать со следствием
В ноябре 1990 года Чикатило арестовали. Маньяка содержали в особом месте: в следственном изоляторе управления КГБ по Ростовской области. Правоохранители опасались, что в обычном ростовском СИЗО Чикатило либо убьют, либо он совершит самоубийство, а тюрьма КГБ гарантировала больший контроль. Кстати, условия там были гораздо лучше, чем в рядовых изоляторах: камера попросторнее, приличная еда, заключенные могли слушать радио и читать газеты.
В новочеркасской квартире маньяка провели обыск. Там нашли 23 кухонных ножа, молоток и весь его гардероб, описанный свидетелями: от ботинок с округлыми носами до съеденной молью рыжеватой шапки из нутрии. Оставалось разговорить Чикатило и получить его признание: на это у следователей было, по тогдашним законам, 10 дней. Это максимальный срок, на который могли задержать подозреваемого в убийстве в том случае, если нет признания и неоспоримых доказательств вины. Неоспоримых доказательств у правоохранителей не было, поэтому нужно было признание.
Преступника допрашивал руководитель следственной группы Исса Костоев. Его коллега, следователь Амурхан Яндиев, вспоминал об этом так:
«Каждый вечер Исса Магометович уходил с допроса как выжатый лимон. Чикатило молчал. Ему, как я понимаю, просто было страшно начать рассказывать. Он был подавлен. Есть протоколы допросов, есть магнитофонные записи, где он просит: погодите немного, дайте мне время, мне страшно говорить. А потом взмолился: дайте врача! Только врачу могу рассказать, что меня мучает».
Идея позвать на помощь Бухановского, автора психологического или проспективного портрета Чикатило, возникла у следователя Виктора Буракова: именно он в 84-м году привлек психиатра к делу «Лесополоса». В первый раз Бухановский и Чикатило встретились 29 ноября. Уже в середине первого дня Чикатило начал говорить, рассказывал психиатр в интервью:
«Чикатило впервые в жизни рассказал о том, что с ним происходило, как это начиналось, как случилось первое убийство, как это мучило его, о своей тяжелой жизни и о многом другом. Вечером, завершая работу, я высказал свою точку зрения, сказав, что считаю все случившееся болезненным расстройством».
Что сделал Бухановский — сломал психологическую защиту Чикатило, спровоцировал его на неконтролируемые психоэмоциональные реакции — в какой-то момент, рассказывая о детстве, маньяк даже заплакал. И на следующий день, 30 ноября, Чикатило стал сотрудничать со следствием и давать признательные показания. Изначально ему предъявили обвинение в 36-ти убийствах. В дальнейшем Чикатило рассказал еще о двух десятках жертв. Итоговая цифра, которая фигурирует в обвинительном приговоре — 53 человека.
Убийца признавался постепенно. Чикатило периодически замыкался, отказывался говорить — и тогда снова звали Бухановского. В период с ноября 1990 по конец января 1991 психиатр виделся с маньяком минимум пять раз. Как он сам объяснял, его вызывали, когда «следователь сталкивался с непреодолимыми для него психологическими трудностями», и Чикатило надо было раскачать. Например, чтобы он подробнее рассказал о своем криминальном поведении, о том, как завлекал жертв в лесополосу, о поедании органов и прочих нюансах. Вот как Бухановский описывал свои впечатления от бесед с Чикатило в интервью:
«Он склонен к переоценке собственной личности и недооценке других. Это человек, который плохо адаптировался к жизни. Иногда в беседах он делал тонкие замечания, но порой, казалось, не понимал элементарных вещей. Он неизменно напирал на то, что в качестве жертв выбирал социально деградировавших людей. Про детей говорил: ходят, просят деньги на мороженое — это же будущие преступники.
Чикатило считал, что с жертвой его сводил рок. Он вообще мистически настроенный человек».
Беседы Бухановского с Чикатило пошли делу на пользу, хотя есть мнение, что роль психиатра преувеличена, а сам Бухановский занимался саморекламой, пиарил свою клинику и хотел сделать на Чикатило карьеру. Эту версию активно продвигал руководитель следственной группы Исса Костоев: он называл Бухановского «корыстным человеком» и считал, что у него на уме «только деньги и мировая слава».
Возможно, Бухановский был несколько неудобен: он искренне считал Чикатило больным и нуждающимся в лечении и оспаривал психолого-психиатрическую экспертизу, которая сочла маньяка вменяемым. Врач предлагал прервать судебный процесс на два месяца, чтобы глубже вникнуть в психологию преступника, ибо считал, что это «не банальное криминальное событие, а криминальный аспект медицинской, психиатрической проблемы». Он смотрел на Чикатило как ученый и исследователь, действующий в интересах науки. А правоохранителям важно было поскорее доказать виновность Чикатило и приговорить его к смертной казни.
«Железная психика и стальные нервы»
Весной 1991 года начались проверки показаний на месте — на профессиональном жаргоне «выводки». Чикатило вывозили на места преступлений. Начальником конвоя был Анатолий Евсеев — старший оперуполномоченный по особо важным делам ростовского угрозыска. Вместе с Чикатило он ездил по всему Советскому Союзу, который близился к распаду. Вот как Евсеев вспоминал маньяка:
«Во время поездок Чикатило часто вмешивался в наши разговоры, он любил порассуждать на разные темы. Правда, оригинальностью суждений не блистал. Его мысли были явно почерпнуты из газет. Чикатило любил пошутить <…> от души смеялся над бородатыми анекдотами, которые сам же и рассказывал <…> Аппетит у него был превосходный. Когда приехали в <…> Иловайск, съел за обедом две тарелки борща, второе, выпил половину трехлитровой банки компота».
Во время выводков Чикатило становился совсем другим: косноязычным и замкнутым. Он боялся, что в тех местах, где он жил — Новошахтинске, Шахтах или Ростове-на-Дону — его узнают и убьют. Просил, чтобы при посторонних его называли Николаем Ивановичем, а в самолете старался чем-нибудь прикрыть наручники. Этот страх был вполне обоснован: по словам следователя Иссы Костоева, однажды в Новочеркасске конвой с преступником поджидала толпа с вилами.
Даже спустя несколько лет Чикатило безошибочно указывал место преступления, рассказывал следователь Кустоев. После выводков преступника направили на психолого-психиатрическую экспертизу в институт Сербского в Москве. Шесть экспертов-психиатров подписали заключение о его вменяемости. В обвинительном приговоре отмечается, что у Чикатило не было болезненный состояний и он «мог отдавать отчет в своих действиях и руководить ими». Вот выдержка из этого документа:
«Особо суд отмечает, что у Чикатило железная психика и стальные нервы. Убивая малолетних детей и подростков, которые от его действий были буквально залиты собственной кровью, Чикатило в эти моменты четко и хладнокровно оценивал обстановку, принимал трезвые, обдуманные решения, чтобы избежать разоблачения, не упуская ни одной мелочи, ни одной детали».
Суд, которого ждали все
В апреле 1992 года начался суд — он проходил в открытом режиме в Ростове-на-Дону. К этому времени СССР развалился, а имя Чикатило стало известно за рубежом. Поэтому на громкий судебный процесс — да еще и в страну, в которую долгое время было сложно попасть — приехали десятки репортеров и документалистов со всего мира. Среди них был известный художник, фотограф-документалист и преподаватель Валерий Нистратов. В начале 90-х он снимал вооруженные конфликты на постсоветском пространстве для западных изданий.
Нистратов рассказал, что тогда, на сломе эпох, попасть в суд было просто: никаких пресс-служб, жестких инструкций и регламентов. Со следователями можно было запросто выходить на перекуры и оставлять вещи у них в кабинетах. Чикатило сидел в металлической клетке, сделанной специально для него — правоохранители опасались, что родственники жертв могут совершить самосуд — через пару лет такие клетки появились почти во всех залах судов, где рассматривались уголовное дела, сейчас это аквариумы из пулестойкого стекла. Нистратов снимал Чикатило вблизи и запомнил его во всех подробностях:
«Он ужасно дергался, ему было тяжело, он отворачивался, был похож на загнанную крысу. То [строил] ужасные гримасы, то в смотрел в потолок, то вниз, то закрывался рукой… Речь его была крайне неприятная, такая же дерганная и рваная».
Суд был драматичным и тяжелым. Когда Чикатило описывал подробности своих преступлений, родственники жертв не могли сдержать эмоций и кричали, что хотят сами судить маньяка. Во время заседаний в суде дежурили медики, потому что родные часто падали в обморок. Суд постоянно прерывался, Чикатило уводили, затем возвращали. Несмотря на бурную реакцию на его слова, маньяк вел себя невозмутимо. Но потом его поведение изменилось, вспоминал следователь Виктор Бураков:
«Первоначально он был спокоен. Внешний вид обреченного человека, понимающего, что его ждет. Он молчал, не реагировал на крики в зале суда. Но со временем он начинал кривить лицо, показывать, что у него какие-то приступы, спазмы. Вертелся, нагибался, потом вообще разделся, снял штаны и трусы. Скорее всего, это было связано с попыткой доказать, что он болен, как-то повлиять на судью и на присутствующих в зале…»
Последние два года жизни
Суд длился ровно полгода. За это время он стал рутиной, все ждали окончания многочасовых формальностей и предвкушали решение суда. И вот наконец, 14 октября 1992 года, настала дата оглашения приговора. В этот день начинающий репортер газеты «Вечерний Ростов» Александр Оленев получил допуск от КГБ и поехал поговорить с Андреем Романовичем. Журналист рассказал, что не знал, о чем говорить с маньяком, и пытался сориентироваться на месте:
«Первое, что меня удивило, это запах лука. На табуретка стоит чашка, миска, ложка, а рядом на тряпочке горкой насыпан лук. Мне сказали, что Чикатило очень любит лук, причем он ест его целиком.
Я начал его расспрашивать, он начал что-то мычать. Потом я самовольно взял шахматную доску и поставил между нами. И первый ход сделал — пешку двинул вперед. И Чикатило уставился на эту доску и ответил мне тем же ходом — пешку к пешке поставил. И на меня смотрит. Вот так мы посмотрели несколько секунд друг на друга, потом он смешал рукой все шахматы и сказал совершенно отчетливо: «Я не намерен с вами ни играть, ни разговаривать»».
Раздраженного Чикатило повезли в Ростовский дом правосудия. Судья Леонид Акубжанов начал зачитывать приговор объемом больше двухсот машинописных страниц. Оглашение приговора заняло два дня, в конечном счете маньяка обвинили в 52-х убийствах. Чикатило кричал и пел, паясничал, обзывался, пытался перебивать судью. Маньяка приговорили к смертной казни, это вызвало аплодисменты. Это было предсказуемое и отчасти политическое решение — оставлять в живых такого человека было никак нельзя, это спровоцировало бы массовый протест.
Чикатило оставалось жить два года. Он провел это время в камере смертников Новочеркасской тюрьмы. Занимался физкультурой, читал свои любимые газеты, писал бесконечные жалобы и даже прошение о помиловании президенту Борису Ельцину. Там он снова юродствовал, называл себя больным невинным человеком, которого посадили по сфабрикованному делу, писал, что не хочет оставлять свою жену Фенечку.
Интересно прошение тем, что Чикатило радикально поменял свое мнение о советской власти. Раньше он был идейным коммунистом: партия, комсомольские стройки, вера в светлое будущее. А за решеткой по неизвестным причинам Андрей Романович стал воспринимать все это совсем по-другому. Вот цитата из прошения о помиловании:
«Я хочу пожить в новой возрожденной Свободной России, при новой Конституции, где гарантированы все свободы и Права человека, когда наша Россия возвращается в число цивилизованных народов, после Коммунистической тирании…»
Не стоит воспринимать это всерьез: Чикатило изо всех сил хотел понравиться новой власти. Приговор ему не отменили — и 14 февраля 1994 года, на 58-м году жизни, Чикатило был убит выстрелом в затылок. Его похоронили в безымянной могиле на кладбище Новочеркасской тюрьмы.
«Фенечка» и сын-преступник
Все следователи и психиатр Бухановский в один голос утверждали, что единственной ценностью для Чикатило была семья. Он не раскаивался в своих преступлениях, но переживал, что причинил горе своей жене Феодосии и детям — Людмиле и Юрию. Вот как следователь Амурхан Яндиев описывал одну из последних встреч Чикатило с супругой:
«Я ему организовал как-то встречу-свидание с женой. Попросил ее, чтобы она выслушала то, что он говорит. И вот он там обнялся, тыкался ей носом к ней в шею, объяснял ей: “Я тебя не послушал, ты мне говорила, что надо пойти к врачу-психиатру лечиться. Но ничего, все это устаканится, все будет нормально. Я подлечусь, щас меня направят на лечение”. И вот тогда он пустил слезу».
Жена маньяка, которую Чикатило называл «Фенечка» и «ласточка», никогда впрямую не говорила, что он виновен. Все члены семьи маньяка сменили фамилии и уехали в Украину, в Харьков. Дочь Людмила после расстрела не общалась ни с родными, ни с журналистами. А вот сын Юрий в нулевых вернулся на некоторое время в Россию, ходил по второсортным ток-шоу и рассказывал о невиновности своего отца. Сын маньяка сам преступник: суммарно он отсидел в тюрьме 12 лет, в том числе за покушение на убийство. Полковник милиции в отставке Александр Титов, который ловил Чикатило, впоследствии познакомился и с его сыном:
«Взрослый парень, не очень похож на отца: горбоносый, но тоже высокий, жилистый, нагловатый. Не очень приятное впечатление оставлял, я с ним беседовал после задержания. Тоже жуткое преступление: приехал в город, снял в двухэтажном доме у хозяйки комнату, избил ее и пытался изнасиловать. Так что яблоко от яблони недалеко упало».
Среди других преступлений Юрия драки, разбои, кражи, рэкет. Сейчас ему 54 года, он снова живет в Харькове, планирует переехать в США и написать там книгу про Чикатило. Про Людмилу, которой сейчас под 60, неизвестно ничего. А Феодосия, жена маньяка, умерла в середине нулевых, пережив супруга больше чем на десять лет.
Полную версию выпуска слушайте на подкаст-площадках и на Youtube.
