Как живут женщины в Дагестане? Какие у них права? Могут ли они рассчитывать на какую-то защиту и помощь? А могут ли развестись? И существует ли феминизм на Кавказе?
Дагестан, как и большинство республик Северного Кавказа, окружен стереотипами. Выросшим в других культурах, в более светском и индивидуализированном обществе порой сложно понять местные порядки, традиции и нормы поведения. Проще всего махнуть рукой, мол, там все сложно, пусть живут своей жизнью. Но это не значит, что не стоит пытаться изучить и лучше понять тех, с кем мы вместе живем и обращать внимание на нарушения прав и преступления, в том числе на гендерной почве.
«Черта» поговорила в Дагестане с местными жителями: правозащитниками, журналистами, представителями искусства и бизнеса — о том, чем они занимаются и как видят положение женщин в Дагестане через призму своего дела. С некоторыми ответами и представлениями редакция совсем не может согласиться, но обязана их представить нашим читателям для полноты картины.
Идрис Юсупов: «Дагестанки мало знают о своих правах»
Журналист газеты «Новое дело» и общественный деятель. Предавал огласке общественно важную для Дагестана проблему — публиковал материалы о практике регулярных задержаний верующих. Помогает в решении семейных вопросов в Дагестане, а также в составе ОНК занимается надзором за условиями содержания женщин в местах лишения свободы.
Правами мужчин и женщин в Дагестане я занимаюсь как журналист и как правозащитник. На тему феминизма в республике идут очень жаркие споры. Я к ней подхожу так: если люди борются за права женщин, то они могут называть это феминизмом, а могут и не называть. Но есть проблема: если к людям прикрепляется ярлык «феминизм», то он мешает их работе и стигматизирует их. Хотя они и делают полезное дело — помогают женщинам отстаивать свои права.
Я, как человек и как мусульманин, подхожу к соблюдению прав женщин с точки зрения ислама. В исламе очень четко прописан широкий диапазон прав женщин, о которых сами мусульманки мало знают. Как говорил один мой знакомый: «У жены в исламе немного обязанностей. Она должна исполнить супружеские обязанности, родить ребенка и покормить его грудью несколько раз. Все остальное не входит в ее обязанности». Готовить по исламу жена не должна, стирать мужу она не должна, работать не должна. Даже кормить постоянно ребенка не должна. Женщина имеет право требовать плату с мужа за все, что делает. Обязанности по ее обеспечению в еде, одежде и других материальных благах лежат на муже. В жизни, конечно, не все так буквально. Когда женщина выходит замуж, у нее тоже есть образ семьи, она хочет заботиться о муже.
Ко мне женщины за правовой помощью приходят не так часто. Многие обращаются в мечети по поводу семейных ситуаций. И мне как прихожанину мечети тоже иногда приходится содействовать имамам, потому что процесс разбора семейных споров очень трудоемкий, на него нужно тратить много времени. В исламе не бывает так, что женщина приходит, жалуется на свою ситуацию, и на основе ее слов принимается решение. Обязательно нужно выслушать вторую сторону, выслушать свидетелей, на это уходит несколько встреч. Но я вижу плоды: люди находят взаимопонимание, семьи сохраняются, а если не получается сохранить, то хотя бы расходятся не врагами, а в нормальных отношениях.
Традиционный уклад, конечно, нельзя отрицать. Он не всегда совпадает с пониманием ислама. Тут уже вопрос и к женщинам: насколько они согласны требовать соблюдения своих прав. Например, раньше семья женщины старались всеми возможными и невозможными способами не допустить развода. Развод — это позорно. Когда женщину избивали, когда ее притесняли, то часто матери своим дочкам говорили: «Ты потерпи, мы все через это проходили». А сейчас в Дагестане ситуация меняется в другую сторону, женщины гораздо легче идут на развод, статистика разводов высокая. Женщины уже более или менее знают о своих правах и могут самореализовываться в жизни. Они уже не всегда терпят и находят поддержку у семьи.
Светлана Анохина: «Драка как естественное существование»
Дагестанская правозащитница и журналистка, возглавляет женский онлайн-журнал «Даптар». В проекте «Марем» помогает женщинам, пострадавшим от насилия на Кавказе: оказывает юридическую и психологическую поддержку, помогает уехать и найти временное жилье. В июне 2021 года из кризисной квартиры проекта похитили чеченку Халимат Тарамову, которая сбежала из дома. Ее силой вернули обратно.
К нам недавно поступило обращение: девушка пишет, что семья ей угрожает корректирующим изнасилованием. Мы не собирались заниматься именно ЛГБТ, но помогаем всем, кто к нам обращается, не спрашивая про политические взгляды, ориентацию и так далее. Если человек в опасности, надо постучать по голове тем, кто на него наезжает.
Никто не защитит женщин, кроме самих женщин. Мужчины нам помогают, но далеко не все и лишь в определенных рамках. Если семейный конфликт, то говорят: «Как это, лезть в чужую семью?» И тут уже я негодую. Если в семье кто-то кричит: «Помогите!», это уже не чужая семья, а место, где человека уничтожают. Это уже поле боя, и туда не только можно, а должно лезть. Другого выхода нет.
Я была два раза в суде как представитель потерпевшей. Нужно было, чтобы кто-то рядом сидел, дал платок, воды или просто поддержал. В суде очень тяжело — это мужское царство. Даже в формулировках адвокатов противоположной стороны и судей звучит: «Раз ты женщина, ты порочная». Вся эта риторика отвратительна.
Нельзя сказать, что в шариате женщина бесправна, там есть защищающие ее законы, но как ими воспользоваться? Особенно, если ты не в ресурсе. А женщина всегда не в ресурсе. Потому что на Кавказе во время спора между мужем и женой на стороне мужчины всегда большее количество людей, а на стороне женщины практически никого.
Идрис Юсупов помогал нам с женщиной, недавно принявшей ислам. Она познакомилась по телефону с человеком, приехала сюда, муж ее колотил. Она убежала, но уйти от него совсем не могла, хотела развод по исламу. И каждый раз, когда она обращалась к имаму, ей говорили: «Ты нарушила правила, ты не можешь уйти из дома без разрешения мужа. Ты почему ушла?» И она терялась. Мы составили список того, что с ней происходило за год замужества, и с этим списком Идрис пошел к имаму. Имам сказал: «Тут четыре страницы, мне бы хватило и одной».
Мне пишут люди. Пишет девочка, к которой лезет брат. Пишет другая, что отец порвал все ее рисунки и хотел побрить ее налысо, потому что она покрасила волосы. Пишет барышня из дальнего села, говорит, что не может больше, хочет уйти. Спрашиваем, в чем дело? Бьют? Нет, говорит, не бьют. Просто она чувствует, что задыхается. Ее рано забрали из школы, она работала по дому. Выдали замуж, теперь она работает по дому у мужа. Он ее не обижает, но просто не воспринимает. И она в какой-то момент почувствовала, что это неправильно и что задыхается, больше так не может. И в этом такая тоска… Такие штуки страшнее всего. Как будто человек погружается в зыбучие пески и перестает сопротивляться.
Я посылаю всех, кто мне не нравится, и делаю это не завуалировано. На угрозы не жалуюсь, просто устаю. Иногда думаю, неужели вокруг столько отмороженных идиотов, которые ничего не понимают? Почему меня так ненавидят? Целое облако этой ненависти, оскорблений и проклятий. А потом напишет кто-то в личку: «Как я могу вам помочь?» И сразу тепло и хорошо.
Бросить все — это перестать быть. Это значит не писать, не светиться в соцсетях. Не выходить на акции и ничего не делать. Сесть в домике? И сколько я так просижу? Драка — это мое естественное существование. Это режим, без которого я бы долго не протянула. Потому что мне бы показалось, что я умерла.
Раисат Османова: «Да, нельзя руку поднимать, но тут все сложнее»
Директор организации «Дагестан без сирот». Руководительница единственной на Северном Кавказе социальной гостиницы для матерей-одиночек и выпускниц детских домов. Проект финансируется президентскими и республиканскими грантами. Женщины, попавшие в трудную жизненную ситуацию, могут обратиться в гостиницу. Здесь их обучают шить и готовить, помогают с восстановлением документов, устраивают на работу. Также есть бесплатный центр дневного пребывания для детей, семьи которых находятся в тяжелом материальном положении.
Социальной гостинице уже 10 лет, а сама организация «Дагестан без сирот» появилась в январе 2008 года. Все началось с того, что ко мне обратилась девушка из Каспийского детского дома, у нее был ребенок в Доме малютки. Стала ей искать квартиру или койку, ее никто не принимал. Приютила ее у себя и поняла, что такой проект нужен.
За 10 лет через нашу гостиницу прошли 98 женщин. Девушки, которых мы научили, как надо жить, как относиться к семье свекрови и как уважать родственников, у нас удачно выходят замуж. Я стараюсь не задавать вопросов девушкам. Они пришли со своей проблемой, я даю им возможность начать жизнь с чистого листа.
Что делаю, если в семье бьют женщину? А за что ее бьют? Да, руку поднимать нельзя, но тут все сложнее. Так принято в Дагестане. Если девушка воспитана в нормальной семье, получила нормальное воспитание и ведет себя как положено, никогда не бывает насилия. А у нас бывает как — права начинает качать, не уважает свекровь. Женщина должна себя любить и относиться к другому человеку так, как она бы хотела, чтобы к ней относились.
Женщина в Дагестане вышла замуж — она должна рано встать, чтобы сделать завтрак, сама поесть и успеть сделать это до того, как все встанут. Если она работает, то еще и на работу должна успеть уйти. Тут ничего сложного. А если она лежит и ничего не делает, ведет себя неуважительно в семье, куда она пришла, тогда другое дело.
Мы, конечно, стараемся делать так, чтобы разводов не было. Для Дагестана развод не плохо, если пара не может найти общий язык. Никогда не говорю, чтобы девушка терпела, лишь бы сохранить семью. Я считаю, что девочки не должны терпеть, если их бьют. Они должны любить себя и должны уметь постоять за себя. Мужчины не должны их обижать. Прежде нужно вспомнить сестру, мать. Если жена виновата, подает повод, пьет и гуляет — бить не надо, нужно объяснить. Если не получится — развод.
Эльмира Ибрагимова: «Бегу с ускорением и чувствую, что счастлива»
Создательница женской футбольной школы в Каспийске. Пыталась создать ее с 2008 года, но получилось это только в 2016.
Я просто хотела играть в футбол, но играть было негде. Не было женской команды. Пришлось самой создавать. Это было в 2008 году, после окончания 10 класса. Я посмотрела финал Лиги чемпионов, до этого была к футболу равнодушна, даже когда папа смотрел, просила, чтобы он выключил. А тут просто сижу, смотрю матч: играет «Манчестер Юнайтед» – «Челси». Такой матч, что не влюбиться просто невозможно.
Папа у меня сам футболист, играл в студенческие годы за Гатчину. Когда я смотрела тот матч, папа сидел рядом, рассказывал правила. На следующий день я пошла в школу и там не отставала от ребят: расскажи это, а расскажи то. После этого матча начала интересоваться, есть ли в Каспийске женские команды. Тогда надо мной смеялись, ты ищешь, но не найдешь.
И я начала сама собирать команду. Сначала нас было четыре девушки, у одной папа был тренером по футболу. Помню первую тренировку — прохладный осенний день, свежий воздух. Тренируемся на запасном поле, где только песок: ни газона, ничего. Я бегу с ускорением, дышу и чувствую, что счастлива.
В 11 классе мне надо было решать, куда поступать. Я мечтала пойти на юридический, но последние год так ушла в футбол, что подзабила на учебу. Поэтому всем девчонкам своим говорю, что учеба — это очень важно. Не знаю, чем закончится весь этот спорт, но учеба важна.
Бывали со стороны общества негативные комментарии. Если мы бегали на арене, нас видели, могли поснимать на телефон, посмеяться. Типа вот, девчонки бегают. Бывали такие, что могли сказать: «Ну вы же девочки, что вы тут делаете, ваше место на кухне, варите борщи». Некоторые хвалили, говорили: «Молодцы, что не в клубах шаритесь, а занимаетесь спортом».
Но вообще женский спорт очень хорошо развивается. Девчонок маленьких занимающихся очень много. Хотя с маленькими полегче — родители относятся к детскому спорту хорошо. Спорт это полезно. А когда она уже подросток, становится постарше — ее уже начинают готовить замуж. Все.
Перестают играть по разным причинам. У кого работа, кому в принципе запрещают играть. Вот у нас Раиска вышла замуж — не сказать, что муж строгий и запрещает. Она сейчас в другом городе, в Махачкале, и у них молодая семья. А у нас принято ходить в гости к молодым семьям. Это все так обычно затягивается, что гостей оставить дома и пойти на тренировку — некрасиво. А потом дети появляются.
Мечта у меня такая: я хочу, чтобы в Каспийске была академия. Полностью бесплатная. Например, из Махачкалы в Каспийск родители не хотят везти девочку — неудобно. А есть очень много девчонок, которые вообще живут, грубо говоря, в горах. Я хочу, чтобы была такая база, где девочки могли бы жить и играть в футбол.
Кавсарат Билалова: «Им нравится, что в группе нет мужчин»
Создательница агентства путешествий по Дагестану для девушек «Птичка». Оно появилось в 2018 году. Отец Кавсарат был строителем, и дочь хотела пойти по его стопам, отучилась на строительном факультете, но работу по профессии найти не смогла. Параллельно Кавсарат развивает свою швейную мастерскую под тем же брендом — «Птичка».
У меня мама шьет, я ей постоянно помогала, и так вышло, что тоже стала принимать заказы. Однажды меня пригласили на фотосессию в образе горянки. Мне понравился этот образ, наши горы, и я решила заниматься туризмом — вывозить именно девочек и давать им возможность примерить на себе национальный костюм. И так показать всю красоту нашего Дагестана.
Изначально я ориентировалась на наших местных девочек, которые могут стесняться выехать с большими группами, где будут мужчины. Сейчас чаще работаю с туристами, в основном из Москвы или Санкт-Петербурга. Им нравится, что в группе нет мужчин, они чувствуют себя безопаснее.
При этом я всегда сразу говорю: одевайтесь соответственно нашему менталитету для того, чтобы у местных ребят не было никаких вопросов. Был только один случай, когда девочки не соблюли эти правила — они были в очень коротких шортах. Я получила много замечаний от местных жителей: в директ писали, звонки поступали.
До идеи о туре я не выезжала за город. У меня 11 лет стаж за рулем, но я не выезжала в горные районы. Думала, что муж будет против моего проекта, но я рассказала, и ему понравилось. Ездить в горные районы водителю непросто, но он увидел, что я очень загорелась этой темой, плюс что буду работать исключительно с девочками.
Замуж меня выдали в 18 лет, муж на 9 лет меня старше. Помню, они с семьей пришли, и он стоит в дверях со своим братом. Я посмотрела на них и подумала: «Интересно, кто из них мой жених?» Я считаю, что сватать в Дагестане — это правильная традиция. Девочкам, которые не вышли замуж до 25 лет, сложно найти супруга, у них много запросов. Я выходила замуж в 18 лет, никакого понимания семейной жизни у меня не было, все пришло уже после.
В Дагестане каждый третий брак распадается. Не всем везет как мне. Современные девушки и мужчины не обладают такой семейной ценностью. Я считаю, что развод — самое плохое из дозволенного нашим создателем. И обязательно нужно советоваться со старшими людьми. Не прибегать к этому в порыве гнева.
Патимат Гусейнова: «Патимат, женщина с мечом»
Художница, куратор, арт-директор центра этнической культуры в Махачкале и основательница художественного пространства «Эпицентр». Абстракционист, экспрессионист и символист.
Я бы не хотела, чтобы мои дети были художниками. У меня сыновья, и я думаю, что если заниматься искусством, то нужно оставить все и заниматься только этим. Искусство не терпит половины, оно очень ревнивое. Не должно быть бытовых семейных моментов. Отчасти поэтому папа был против, чтобы я была художницей.
Я просто любила рисовать и не очень любила физический труд. Еще ребенком понимала, что можно головой заработать и необязательно брать в руки лопату. Как оказалось, художники не такая редкая профессия, а пахать нужно даже больше, чем в поле.
К счастью, отец меня очень любил, и ему пришлось со мной согласиться. Я закончила 8 класс в селе с мамой, и отец, живущий в городе, сказал: «Ладно, поступай куда хочешь». Не стала говорить, куда поступаю, видела, что его это нервирует, просто молча поехала в художественное училище.
Отец считал, что искусство — это не женская профессия: «Вот представь, ты идешь со своими работами и мольбертами. Это тяжело. Лучше быть поваром, всегда будешь сытая». Папа понимал, что в Дагестане искусство не такое востребованное. Он просто хотел, чтобы моя жизнь не была сложной.
То, как я рисую, понимают только мои коллеги. Иногда приходят люди и спрашивают: «Что ты переводишь краски? Тебе что, деньги некуда девать?» Это странно, потому что в прошлом дагестанцы мыслили знаками — у нас культура не фигуративная. Но люди забыли все это.
Я уважаю традиции. Думаю, что они сейчас не мешают. Если говорить о семье, то все зависит от личности отца в ней — у меня отец был довольно строгий, он боялся за мое будущее. Есть семьи, где мужчина действительно сильно подавляет всех, но это комплексы мужские. Это не традиции. Дагестан глубже, чем кажется. Не так все поверхностно, как это подают.
Мы не очень любим, когда нас называют на «-цы». Не нравится, когда выделяют. Я не прям феминистка, но не люблю, когда обижают женщин и когда ущемляют их права. Мы хотим соблюдать мирный диалог. Если поговорить с человеком мирно, то… Даже с насильником можно договориться.
Скажу откровенную вещь: у меня был случай, я однажды шла домой по темной улице. Ко мне докопался человек, в буквальном смысле хотел меня изнасиловать. Толкнул меня, пытался овладеть. Я понимала, что силой его победить не могу, подумала, что все-таки есть волшебные слова. Может, мне просто повезло, но я с этим человеком просто договорилась. Сказала: «Слушай, я тебе не зло. Я тебе ничего плохого не делаю. Давай разберемся, почему ты хочешь сделать мне зло. Успокойся. Если это случится, я себя уничтожу. Никому от этого хорошо не будет». Человек успокоился, помог мне подняться. Не знаю, не хочу делать себе комплимент, но если ты немного психолог, то можно достучаться до любого злодея.
Саид Ниналалов: «Считают, что женщина должна быть у мужика в кармане»
Директор регионального отделения Российского общества «Знание». Преподаватель вуза, журналист, писатель. В нулевые занимался бизнесом. В 2012 году Саид попал в тюрьму, отсидел там два года и вышел — писателем и журналистом. Сейчас помогает в делах по защите прав людей, в том числе борется за освобождение жены Фатимы Насуховой из-под заключения в СИЗО. Она стала фигурантом уголовного дела по обвинению в вымогательстве взятки.
Я не занимаюсь как таковыми правами людей, я занимаюсь разными общественными работами и немного помогаю тем, кто защищает права людей. Очень часто помогал Светлане Анохиной — как водитель или еще как-то технически. Глубоко этой тематикой я не занимаюсь. Но в связи с тем, что моя супруга сейчас находится в следственном изоляторе, я занимаюсь правами, да.
Она была директором 58 школы в Семендере, полтора года там работала, исполняла обязанности. Но ее арестовали по ложному обвинению в вымогательстве взятки. И семь месяцев держат в СИЗО в ужасных условиях среди убийц, наркоманок и проституток. Мы ничего сделать не можем, каждый месяц следствие продлевают. Якобы она может влиять на следствие или свидетелей, может убежать, хотя у нее малолетние дети. Посадили ее, чтобы получить звездочки. Только для этого в Дагестане сажают людей. Им нужно кого-то посадить, чтобы получить очередное звание.
Часто человек в Дагестане, называющий себя мусульманином, к религии не имеет никакого отношения. Это видимость. Люди не знают основ религии, свои адаты. Они считают, что женщина должна быть у мужика в кармане, что ее можно бить и наказывать. К этому правоохранительные органы относятся спустя рукава.
Было несколько случаев убийства чести… Однажды мужчина, избивавший своих дочерей, вывез их на гору и убил там. У него были психические нарушения, он был пьяница. Это посчиталось убийством чести. История сильно разошлась по стране, но это только сработало на стереотип о Кавказе. Как будто убить кого-то здесь — чихнуть. Такие случаи редкие на самом деле. В одном Подольске случаев насилия больше, чем во всем Дагестане, я считал.
Есть еще один кейс. Женщина, у нее двое детей: одному 10 лет, у него аутизм и эпилепсия, второму полтора года, и это ребенок от второго мужа. Муж ее избивает. По животу бьет, по таким местам, где не видно синяков. Преследует ее, не платит алименты. Куда обращаться она не знает. Мне непонятно, куда ее отправлять. В полицию не хочет — она боится огласки. И вот никаких правовых рычагов нет, если муж неадекватный.
Сегодня в Дагестане есть женщины, которые организовали свой бизнес, помогают своим родственникам и все такое. Когда мою жену пригласили работать в школу, она пришла посоветоваться со мной. Просто посоветоваться. Получать разрешение от мужа — это, конечно, перебор.
Но пьяных и сквернословящих женщин видеть неприятно. Никому полной свободы давать не надо. Но вот женское обрезание — это варварство и совершенно дичайшая вещь, которая может где-то и есть, но я с этим не сталкивался.
Зарема Дадаева: «Люди у нас сильные духом. И женщины сильнее мужчин»
Директор Музея истории Махачкалы. В девяностых-нулевых работала вместе с коллегой Джамилей Дагировой в Первой галерее современного искусства, а с 2007 года возглавляет Музей истории. Когда музей открывали, что-то в коллекцию передали художники, что-то приобрели сами сотрудники, а что-то принесли местные жители.
Когда мы, две молодые барышни, решили открыть собственный бизнес, ни от кого не зависеть, долго думали, как это сделать. В итоге решили продать свои коллекции изобразительного искусства — у каждой из нас на тот момент была коллекция. Никогда не представляли, что с ними расстанемся. В конце 90-х не было кабинетов и дверей, куда бы мы не постучали с нашими альбомами. Все это продолжалось полтора года. Если бы мы были мальчиками, то все можно было сделать гораздо быстрее. До нас донесли чью-то фразу: «Девочки сумасшедшие, хотят себе галерею. Что они там будут делать?»
В итоге мы начали работать над Первой галереей современного искусства. На дворе 1996 год, в искусстве период постперестроечный и депрессивный. Все было очень плохо и страшно. Мы 10 лет отпахали и каждые три недели открывали выставку. Для художников эта деятельность всегда была важной — можно посмотреть на себя со стороны, увидеть, что делают другие. Современное искусство зажило тогда в Махачкале. Я проработала в Первой галерее, а потом открылся Музей истории Махачкалы.
Женщины-художницы дагестанки есть, но их не так много. Женщина-художник — горе в семье, как говорят. Для меня как для куратора неважно, кого я выставляю: художника или художницу. Поэтому я не сильно обращаю внимание на гендерные темы.
Мне самой не грозили, что я должна выйти замуж. В этом смысле мне легко, семья светская, притом что и папа, и мама воспитывались в селах. У меня еще есть два брата, родители сказали нам: «Вы построите семьи по своему желанию. Никаких настойчивых уговоров не будет». Я перегнула с этим, вышла замуж только в 35 лет.
Вообще, дагестанский норов и характер, к счастью, распространяется и на женщин тоже. Если женщина хочет чего-то, прет из нее — она сделает. Люди у нас сильные духом. И женщины сильнее мужчин.
В Дагестане ты часть общины. Менталитет у всех нас сложился в горах. Ты выживешь, если ты не один. Очень суровые условия. Потому и в горском искусстве много оберегов. Нужно выжить, быть здоровым и чтобы напасти обошли тебя стороной. Это же изначально из язычества. И вот этот ген — семья, род — для любого дагестанского человека очень важен.
Дагестан — мужское царство. Здесь ой как непросто. Будь ты хоть семи пядей во лбу: и красавица, и умница, и трудоголик. Но если ты девочка, женщина — к тебе несколько пренебрежительное отношение. Ну, как и во всей стране.
