Этим летом художница из Петербурга Саша Скочиленко, оказавшаяся в СИЗО из-за уголовного дела за ее антивоенную акцию, рассказала об арестантке, которой грозит принудительное психиатрическое лечение. Та попала в следственный изолятор в тяжелом психотическом состоянии. Вот как ее описывает сама Саша:
«Н. — мудрый, доброжелательный человек, имеющий три высших образования, свою фирму и двоих взрослых детей. Несколько месяцев назад с ней случилась большая беда. После перенесенного ковида и смерти близкого человека у нее начался психоз. Она погрузилась в эзотерические идеи, ощущала себя сверхчеловеком, пыталась уехать в монастырь. В таком состоянии Н. поссорилась с родственницей и совершила тяжкое преступление, сама не ведая, что творит».
Несколько недель Н. провела в женском СИЗО-5 в Петербурге, куда ее поместили на время следствия. По словам Скочиленко, арестантку избивали и унижали сокамерницы. Н. пыталась жаловаться тюремному врачу, но та убеждала арестантку, что она сама как-то «не так себя ведет», раз ее часто бьют.
Примерно через месяц Н. перевели в городскую психиатрическую больницу № 6 для прохождения судебно-психиатрической экспертизы. Туда же для экспертизы отправили и Скочиленко. В письме из СИЗО она рассказала, в каком состоянии увидела Н.: «Ей назначили лошадиную дозу аминазина и корректора к нему, который очень слабо ей помогал. Причем названия препаратов ей не сообщали очень долго, мотивируя это тем, что ей не очень обязательно это знать. <…> На тот момент она еле передвигалась от побочки и большую часть времени могла только лежать. Она думала, что ее жизнь закончилась и что эти препараты бесповоротно сделают из нее овоща».
Помимо Скочиленко экспертизу у психиатров проходили другие фигуранты «антивоенных дел». В больницу для экспертизы отправляли преподавательницу из детской художественный школы в Петрозаводске и журналистку RusNews в Барнауле.
Сомнения во вменяемости. Что такое судебно-психиатрическая экспертиза
По закону отправить человека, обвиняемого в уголовном преступлении, на принудительное психиатрическое лечение может только суд. Но для этого у судей должно быть заключение врачей, которые пришли к одному из следующих выводов:
- преступление было совершено в состоянии невменяемости;
- у обвиняемого после совершения преступления появилось психическое расстройство, которое не позволяет исполнить наказание;
- обвиняемый совершил преступление, и у него есть психическое расстройство, при этом не исключающее его вменяемости.
Для этого человеку назначают судебно-психиатрическую экспертизу. По закону о судебной психиатрии подследственного могут отправить в стационар для проведения экспертизы на срок до 30 дней.
По словам юриста Константина Бойкова, который в прошлом сам был психиатром, а теперь специализируется на медицинских делах, сперва арестанта отправляют на встречу с врачом, в ходе которой тот должен решить, есть ли основания предполагать невменяемость. В большинстве случаев этого достаточно, чтобы снять подозрения в невменяемости. Но если у врача остаются сомнения, подэкспертного направляют на месячное обследование.
В статье группы сотрудников Национального медицинского исследовательского центра психиатрии имени Сербского, посвящённой работе судебных психиатров в России в 2016 году, рассказывалось, что в 9 из 10 случаев отправляют на амбулаторную экспертизу, а не стационарную. В тот год 80% отправленных на экспертизу оказались подследственными по уголовным делам и подсудимыми, а в остальных случаях это были свидетели, потерпевшие и участники гражданских дел. Авторы статьи тогда отмечали постепенный рост стационарных экспертиз за последние годы.
Экспертизу может инициировать суд или следователь (но в этом случае окончательное решение принимает суд). Основание для нее — сомнения во вменяемости подследственного. Согласно пленуму Верховного суда, одно из обстоятельств, вызывающих эти сомнения, — оказание человеку психиатрической помощи в прошлом.
Это стало поводом и для следователя, который вел дело москвички Али (имя изменено). Она работает администратором квестов и воспитывает дочь-школьницу. В январе на Алю, которую решила съездить в родной Волгоград, завели уголовное дело о краже. Сама девушка отрицала вину. Но следователь отправил её в статусе подозреваемой на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в Волгоградскую областную психиатрическую больницу №2. Поводом для этого стало ранее диагностированное Але биполярное аффективное расстройство — девушка справлялась с ним, посещая частного психиатра.
«Подозрения следствия — это субъективная категория: у силовиков нет медицинского образования, следователь опирается исключительно на свой жизненный опыт», — отмечает юрист Константин Бойков.
Попросивший об анонимности собеседник «Черты», работавший ранее в Центре Сербского, ведущем российском учреждении в области психиатрических экспертиз, добавляет, что гораздо чаще следователи, напротив, не замечают признаков психических расстройств: «В основном психически больного сразу отправляют в обычную тюрьму, [а не на лечение], там он оказывается в невыносимых условиях, начинается обострение».
Аля описывает процедуру экспертизы как «длительную и утомительную» и считает ее сомнительной. «Больница находится в старом здании, которому уже лет 20 как нужен ремонт, — говорит она. — В одном помещении расположены четыре палаты. В них живут совершенно разные люди: мужчины и женщины, тяжелые инвалиды и совершенно обычные на вид люди, интернатовцы и уголовники».
Пока Аля находилась в стационаре, ей не выдавали препаратов, подобранных ее частным психиатром. Как объясняет бывший сотрудник Центра Сербского, это делается для того, чтобы поведение пациента не было «искажено» лекарствами и врачи могли понять, как на него влияет болезнь.
Больничный персонал и главврач уделяли довольно мало внимания пациентам, помещенным в стационар для экспертизы. Большую часть времени пациенты были предоставлены сами себе — ели, спали, смотрели телевизор и гуляли во дворе. Сама процедура экспертизы сводилась к решению формальных тестов и редких бесед с психиатром и психологом, говорит Аля.
По итогам обследования в выписке из медицинской карты Али кратко написали в заключении: «без признаков психических расстройств». Большая часть данных в документе касалась непсихиатрических обследований — анализов крови, ЭКГ и других.
Алю в итоге признали вменяемой, а дело о краже в ее отношении закрыли.
«Было бы хорошо проверить вас в рамках уголовного дела». Экспертиза для административных дел
Суд может назначить психиатрическую экспертизу и по административным делам, если у полицейских тоже есть сомнения во вменяемости подозреваемого. Именно так произошло с саратовским анархистом Иваном Голубем.
«Итак, это не учебная тревога. У меня сегодня прошли обыски по делу о дискредитации чего-то там из-за картинки с пацификом», — написал он в инстаграме утром 10 июня. Поводом стала аватарка на его странице «ВКонтакте» с пацификом и надписью «Избегай могилизации. Нет войне!».
Полицейские пришли с обыском рано утром. Иван открыл дверь, решив, что его зовут быть понятым. Вместо этого силовики устроили обыск в квартире Ивана, забрали технику, а его увезли на допрос в отделение. Уже там он узнал, что его обвинили в «дискредитации» российской армии (статья 20.3.3 КоАП).
Из ОВД анархиста отпустили, а через пару дней ему сообщили о готовящейся психиатрической экспертизе. Поводом для этого стало то, что следователи узнали об обращениях анархиста в прошлом в местный психоневрологический диспансер.
Экспертиза носила формальный характер и проходила амбулаторно, вспоминает Иван. Его опросил психиатр, он дал ему несколько тестов, похожих на те, что решала Аля. На прощание, утверждает Иван, врач как бы между делом проронил такую фразу: «Было бы хорошо проверить вас в рамках уголовного дела».
Качественная экспертиза не должна сводиться к одним только тестированиям, говорит бывший сотрудник Центра Сербского. Она должна выявить, как проявляется болезнь человека, если ее уже диагностировали, и какое влияние на его поведение она оказывает.
«Опытный психиатр легко может восстановить ход событий, приведших к преступлению, зная логику развития болезни и видя особенности пациента. Врач не может полагаться лишь на слова пациента и тестирования, он должен обратиться к свидетелям», — настаивает он.
Результаты экспертизы, которые пришли Ивану спустя полтора месяца, не внесли определенности, является ли он вменяемым или нет. Анархиста лишь охарактеризовали, по его словам, как «неуживчивого» и «мстительного» человека, «неспособного ладить с людьми» — так был проинтерпретирован его опыт жертвы школьной травли.
В конце августа суд признал Ивана виновным в «дискредитации» российской армии и оштрафовал его на 30 тысяч рублей.
Человеку не обязательно лечиться у психиатра, чтобы следователи направили его к психиатру. Основанием для экспертизы могут быть странности в поступках и высказываниях человека, его жалобы на болезненные, психопатологические переживания, черепно-мозговые травмы в прошлом и обучение в учреждениях для людей с отставанием в психическом развитии.
Больница вместо тюрьмы. Что такое принудительное лечение
Принудительное психиатрическое лечение «несогласных» стало получать широкое применение в СССР в конце 1940-х — начале 1950-х годов, пишет советский диссидент и исследователь карательной психиатрии Александр Подрабинек. В марте 1948 года советский Минздрав и генпрокурор разрешили отправлять на принудительное лечение людей с психическими расстройствами, совершивших «особо опасные преступления». В 1954 году в число таких деяний официально вошли «контрреволюционные преступления».
По-настоящему масштабной «карательная психиатрия» стала в годы «развитого социализма». Принятый в 1960 году новый Уголовный кодекс РСФСР включал в себя целую главу, посвященную «принудительным мерам медицинского и воспитательного характера» в отношении «совершивших общественно опасные деяния». Расплывчатая категория «общественной опасности» давала карт-бланш на принудительную госпитализацию людей, пойманных на распространении запрещенной литературы, участии в диссидентских кружках и прочих неугодных власти формах деятельности. Через систему «карательной психиатрии» прошли Жорес Медведев, Владимир Буковский, Наталья Горбаневская, Валерия Новодворская и другие диссиденты.
Подрабинек в книге «Карательная медицина» подробно описывал внутреннее устройство психиатрических больниц и «лечение» с помощью связывания и вкалывания огромных доз седативных препаратов. Советские врачи ставили диагнозы «вялотекущая шизофрения», «бред сутяжничества» или «бред реформаторства», не имеющие аналогов в Международной классификации болезней. Иностранные психиатры еще в 1970-е недоумевали от гипердиагностики шизофрении в СССР.
Советолог и правозащитник из Нидерландов Роберт ван Ворен пишет, что известно более чем о 1000 советских граждан, прошедших специализированные психиатрические больницы, но предполагает, что их было больше.
Принудительное лечение в Уголовном кодексе сегодня рассматривается как замена наказания, в том числе тюремного срока. Лечение таких пациентов — не вид наказания. Если в силу болезни человек не отдает себе отчет в своих действиях, его нельзя признать виновным и, следовательно, наказать, объясняет юрист Константин Бойков. Он уточняет, что решение о вменяемости или невменяемости, как правило, принимает консилиум врачей в ходе судебной экспертизы.
«Тяжелый психиатрический диагноз повышает вероятность того, что пациента признают невменяемым. Но болезнь и невменяемость — принципиально разные понятия. Первое — медицинское, второе — юридическое, — объясняет бывший сотрудник Центра Сербского. — Даже человека с шизофренией вполне могут признать вменяемым, даже если, например, на момент экспертизы он был в состоянии обострения, а преступление совершил во вменяемом состоянии».
По данным судебного департамента при Верховном суде, в 2021 году российские суды признали невменяемыми и отправили на принудительное лечение 8 234 подсудимых. Это чуть больше 1% от общего числа подсудимых за тот же период. В среднем примерно такое же количество подсудимых по решению судов ежегодно направляли на лечение последние пять лет.
На лечение отправляют и фигурантов политически мотивированных уголовных дел. В июле 2021 года суд отправил на принудительное лечение якутского шамана Александра Габышева, собиравшегося провести «обряд изгнания Путина». Габышева обвиняли в призывах к экстремизму и насилии в отношении росгвардейца (часть 1 статьи 280, часть 2 статьи 318 УК). Суд счел шамана «особо опасным» и направил его в больницу специализированного типа с интенсивным наблюдением. «Мемориал» признал Габышева политзаключенным.
Другой резонансный случай произошел в Волгограде. В 2020 году силовики задержали 14-летнего Ярослава Иноземцева. Его обвинили в подготовке нападения на школу. Сотрудники Центра Сербского признали подростка невменяемым — его тоже отправили на принудительное лечение. Мать подростка настаивала, что тот не собирался причинять никому вред и лишь увлекался пиротехникой.
Проект «Поддержка политзаключенных. Мемориал» следит и за менее известными делами. К ним относится экс-волонтер иркутского штаба Навального Дмитрий Надеин, которого обвинили в оправдании терроризма (часть 2 статьи 205.2 УК) и отправили на лечение в стационаре. ЛГБТ-активисту из Петербурга Александру Меркулову, которому предъявили схожее обвинение, назначили принудительное психиатрическое лечение в амбулаторной форме.
Можно ли считать лечение более «мягкой» альтернативой тюрьме — вопрос дискуссионный. По словам юриста Константина Бойкова, амбулаторное лечение действительно более мягкий и щадящий вариант: подсудимый должен регулярно отмечаться у лечащего врача (как правило, по месту жительства) и принимать выписанные ему лекарства.
Но у людей, направленных на принудительное стационарное лечение, дела обстоят куда хуже. Судебные отделения больниц, говорит Бойков, напоминают гибрид СИЗО с психиатрической больницей — больных содержат в специальных камерах с решетками на окнах. Пациентам положены недолгие прогулки и передачки, есть возможность писать письма и, в зависимости от внутреннего распорядка, в определенное время звонить близким.
У принудительного лечения нет определенного срока. Его могут продлевать год за годом, если врачи считают, что пациент по-прежнему опасен для общества.
Комиссия психиатров должна раз в полгода освидетельствовать пациента, отправленного судом в больницу, чтобы определить, нуждается он в продлении лечения или нет. На основания такого заключения администрация больницы подает в суд представление о продлении, изменении или прекращении лечения. Также об освидетельствовании может ходатайствовать сам пациент или его законные представители.
Агрессивное поведение в спецбольнице будут подавлять психотропными препаратами
Согласно закону «О психиатрической помощи», люди, находящиеся на принудительном лечении, считаются нетрудоспособными, но обладают тем же набором прав, что и другие пациенты. Они имеют право встречаться с адвокатом, подавать жалобы в прокуратуру или суд. Также закон позволяет им вести неподцензурную переписку, пользоваться телефоном и принимать посетителей, если только врачи не решат ограничить эти права «в интересах здоровья и безопасности пациентов».
На практике, говорит Константин Бойков, пациенты на принудительном лечении чаще оказываются поражены в правах и зависимы от воли врача и лечения, которое он пропишет. «В теории он может сменить врача. Но чтобы сделать это, нужно провести консилиум с привлечением стороннего специалиста. На практике это случается очень редко, так уж построена система», — отмечает юрист.
«В стационаре хуже относятся к тем пациентам, которые нарушают режим, организуют бунты, создают проблемы для персонала. Агрессивное поведение в спецбольнице будут подавлять психотропными препаратами», — говорит бывший сотрудник Центра Сербского.
Больше всего может помочь себе сам пациент, считает юрист Бойков. «Ему нужно показать во время принудительного лечения, что он контролирует свое поведение, не нарушает режим, хорошо ест и спит, принимает лекарства, делает что-то полезное Тогда его быстро выпишут, особенно если его преступление не тяжкое. Выпишут, скорее всего, с обязательством посещать врача амбулаторно», — говорит он.
Помимо этого, адвокат, разбирающийся в тонкостях судебной психиатрии, может чаще инициировать врачебные комиссии и найти другого психиатра, который даст альтернативное заключение о состоянии пациента.
В апреле 2022 года Европейская психиатрическая ассоциация приостановила членство в своих рядах Российского общества психиатров. Поводом для исключения стала «молчаливая» позиция российской организации по поводу войны в Украине. По мнению психиатра Сергея Климчука, это может привести к тому, что специалисты из России не смогут сотрудничать и обмениваться опытом с зарубежными коллегами. Как изоляция повлияет на практики судебной психиатрии, пока неясно.
