Люба и мультики под скандалы
С Любой мы встречаемся на фудкорте в торговом центре. «О, диванчик! — говорит она, выбирая столик. — Хотя здесь детка рядом, но вроде бы она пока молчит». По соседству с нами — женщина с коляской. Через 15 минут ребенок начинает плакать, Люба решительно встает: «Давай пересядем, бяка активизировалась». Оказавшись за новым столиком, она продолжает с брезгливостью посматривать в сторону ребенка.
Люба вспоминает, что у нее было «типичное детство». Она — «к счастью» единственный ребенок в семье, родители поздно поженились, когда она родилась, матери было 36 лет, отцу — 49.
Все детство Любой занимался в основном отец. Когда ей было семь, а ему оставалось несколько лет до выхода на пенсию, он потерял работу на заводе, где полжизни был слесарем. Отец решил, что больше искать ничего не будет, а займется воспитанием дочери.
Она росла под скандалы родителей. Жизнь лет до пяти была «мирным временем», а дальше скандалы каждые несколько дней. Родители ругались по самым разным поводам: ребенку шапку на лоб натягивать или на затылок, это у нее прыщи или аллергия.
«Мама надеялась, что когда у них родится ребенок, он побежит искать работу получше, повзрослеет и перестанет во всем надеяться на нее. А он постоянно подозревал ее в изменах, что она от кого-то сделала аборт. Однажды ему взбрело в его тупую башку, что мама с бабушкой хотят его отравить, он имел наглость высказать это вслух. Еще он утверждал, что мама у него ворует деньги, которые она же ему и давала», — рассказывает Люба.
Когда она пересказывает, что говорили про нее родители или как поступали с ней, она чаще использует третье лицо вместо первого, например, «мирились ради Любки», а не «ради меня». Еще она практически не использует слово «отец» — чаще «он» или «старый козел».
Люба завидовала детям, у которых не было папы — в таких семьях маме не с кем было скандалить. Спрашиваю Любу, говорили ли ее родители о разводе. «Они о нем орали на всю квартиру несколько раз в неделю, — отвечает она. — Я уж думала, когда эти два козла разойдутся, сколько можно. Пока они будут выяснять, надо или не надо разводиться, чего доброго убьют друг друга. Они так яростно ругались, а я мелкая была, трусливая. В эти моменты включала погромче мультики, сидела раскрашивала камушки, ракушки, в куклы играла. Я ждала, что они или разведутся, или помирятся, или кто-нибудь из них сдохнет, — только перестаньте ругаться, уроды. Но чтобы сдохли оба, я не хотела — я бы тогда в детдом попала».
После скандалов родители по очереди приходили к Любе жаловаться друг на друга: «Отец говорил: “Она совсем с ума сошла, я о ней забочусь, о тебе забочусь, а она вообще ничего не ценит, скандалистка, не любит меня, уйти хочет. Но ты же за меня, да?” Люба соглашалась, а про себя думала: “Конечно, нет, когда ты отвалишь, мне 7 лет, а тебе 50 с лишним, нашел, кому жаловаться”». По крайней мере, так она воспроизводит свои мысли сейчас.
«Я их обоих ненавидела, хотела просто, чтобы они оба куда-то делись, а у меня было много денег и охранник, и я бы жила без них».
Семья жила в «двушке», родители спали в разных комнатах, и у девочки не было своего угла — кровати для нее стояли в обоих. Она переезжала из одной в другую комнату, в зависимости от того, кто из родителей позже вставал с утра, а летом — куда не бьет солнце.
Люба говорит, что не помнит счастливых моментов в детстве, но помнит спокойные: «Когда все гуляют и не ссорятся — это хорошо, приятно. Но я же знала, что они начнут орать, может, не сегодня, но начнут».
Спрашиваю у Любы, почему ее родители не развелись, когда она была еще маленькой. Она пожимает плечами: «Не знаю, может, потому что они придурки? Отец бы вечно терпел, а мама не хотела лишать меня отца. Было все ради меня, но им бы за такое “ради меня” выдать сковородкой по голове. Ради меня лучше бы или развелись, или не ругались».
Она говорит, что сильная ненависть к отцу появилась после того, как он кинул чашкой в маму: «Чай, слава богу, был холодный. Но это было хуже всего, что я могла увидеть в любом ужастике. Я бегала со своими фигнями: ракушки помыть, покрасить. Ну и пошла на кухню чаечку попить, а там вот это. Тогда я поняла, что это вообще не человек, если он с женщиной себе такое позволяет. И вообще сегодня она, а завтра я?» — вспоминает Люба. Ей тогда было семь.
Об отце она говорит с возмущением: «Кто этот человек, что он себе позволяет? Почему он сидит на маминой шее и при этом постоянно говорит, что он глава семьи и пытается всеми командовать, а потом требует, чтобы ему сочувствовали, потому что у него жизнь тяжелая. Его тяжелая жизнь закончилась во времена его молодости, но мне плевать, что он мелким застал Великую Отечественную, что он голодал и мерз, это вообще-то не оправдание. У мамы тоже было тяжелое детство».
«Я решила, что жить ему не за чем»
Когда Любе было 14 лет, ее родители все-таки развелись. Отец был против, но мать решила уйти от него и забрать ребенка. «Но тут она просчиталась, я осталась с ним, — говорит Люба. — Мама меня, конечно, любит, она хорошая, но у нее свои представления о воспитании — я чихнуть не могла не по режиму. Я ненавидела отца еще и за то, что мне некуда от него было деваться».
Так у Любы наконец появилась своя комната в родной «двушке». При матери действовало правило, что она должна возвращаться домой не позже 21 часа. Отец был гибче — с ним удавалось выторговать еще один час гуляния.
После того, как она стала жить с отцом, то домой приходила только есть и спать, он все равно «не мог с ней ничего сделать» — с матерью так бы не получилось. В какой-то момент мама предложила переехать к ней.
«А я же не такая дура! Я жила у них по очереди, — описывает свой расчет Люба. — Приезжаю к маме, она мне радуется, пирог апельсиновый печет, старается угождать, а потом начинает докапываться. И тут я понимаю, что надо бы ей поскучать, и уезжаю к отцу. Он радовался и старался радовать меня готовкой — больше ничем не мог. Я очень хорошо жила, только шмотки приходилось туда-сюда таскать. Главное, когда три дня там, три дня тут, они не могли следить, где я и что делала. Я регулярно ночевала у друзей».
В 18 лет Люба получала лингвистическое образование и подрабатывала. Она с возмущением вспоминает, как отец однажды «попытался посягнуть на ее зарплату» — девушка пожаловалась маме: «У мамы был с ним серьезный разговор. Но это не помогло, потому что когда я получила свою вторую зарплату, отец сказал: “Вот, Люба зарплату получила, селедочки мне купит вкусной”. Потом, видать, понял, что фигню сморозил, говорит: “Я же пошутил”», — вспоминает она.
Примерно в этом же возрасте отец первый и единственный раз ее ударил. После этого Люба начала мечтать отравить его или облить кислотой: «Он вломился в мою комнату, пока я переодевалась, а когда я сделала ему замечание, начал орать и оскорблять меня. Я в этого урода паршивого кинула тапком, а он мне хорошую плюху выдал. Не то чтобы больно, но у меня куча сережек, и он по ним попал. После этого я решила, что жить ему незачем, мне захотелось взять что-то вроде кислоты, чтобы ему было так же больно, как мне, и желательно подольше, потому что он первый начал».
Но до реальных действий не дошло.
«Есть цитата Гоголя, — говорит Люба и лезет в телефон, чтобы воспроизвести дословно, — “Для человека нет большей муки, как хотеть отомстить и не мочь отомстить”. Если бы могла, я бы бы какую-то страшную вещь с ним сделала, да успокоилась на этом. Но я не могла, поэтому ненавидела его все больше».
«Хотела, чтобы никто ему не сочувствовал»
Когда Любе было 27, отец слег после инсульта, и мать решила вернуться в семью, чтобы не оставлять его одного. Она объясняла, что не может его бросить и боялась, что Люба его убьет.
«Правильно боялась — я уже думала, как травить. Но не придумала, поэтому он был жив, — утверждает Люба. — После первого инсульта, он, к сожалению, еще мог ходить и махать своими погаными руками. Он пытался нас бить, но у него уже особо не получалось, он старый, больной, мы успевали увернуться».
Отец ходил только с поддержкой. Пользуясь его беспомощным состоянием, Люба мстила. Когда мать просила купить отцу продукты, девушка специально брала «самые дешевые и отстойные, надеялась, что он отравится и пораньше помрет». Если отец вел себя не так как ей нравилось, она отбирала у него очки и пульт от телевизора. Отбирала и сигареты, пока ему не запретили курить.
«Как бы он за мной гонялся, если ноги еле держат, он только до толчка доходил, — рассказывает Люба с удовольствием. — Я ему еще грозила: “Я тебя не отведу в толчок, лежи обсирайся здесь”. Он ужасно обижался, злился, а потом начинал ныть, канючить. Я говорила: “Ты плохо себя вел, скажи спасибо, что я тебе слабительного не насыпала в чай”. В общем, издевалась, как в голову приходило».
Потом у отца случился второй инсульт, он попал сначала в больницу, а потом в государственный интернат. Оказавшись там, он сник и уже не проявлял агрессию. Тогда Люба перестала его ненавидеть и начала «брезгливенько жалеть»: «Когда он был в больнице, лежал беспомощным, ненависть сменилась на презрение и раздражение. Но сильное. Я уже не хотела его мучить — а просто, чтобы он чувствовал себя полным ничтожеством, чтобы его никто не любил и никто ему не сочувствовал».
Однажды, когда отец еще жил дома, он посмотрел какую-то передачу про «плохое поведение молодежи» и сказал дочери: «Узнаю, что ты куришь, что с девочками целуешься — из дома выгоню». Когда он оказался в интернате, Люба вспомнила это, подождала, пока все выйдут из палаты, и сказала ему: «Ну что, старый козел, я пила и целовалась с девочкой, кого выгнали из дома?» Она с радостью вспоминает его лицо в тот момент.
Отца она навещала раз в несколько месяцев и только по просьбе матери, торговалась с ней: «Я бы за просто так не поехала, а за плюшки можно и потерпеть».
«Хорошо, что сдох»
О том, что отец умер, Люба узнала от мамы. Вернулась вечером домой из театра, а мама «сидит пришибленная». Люба подумала: «Хорошо, что сдох».
— У тебя не было ощущения, что ты о чем-то не договорила с отцом, что-то не сделала?
— Разумеется, было. Я так ни разу и не решилась его избить, пока он лежал дома.
— Тебе не кажется, что это не пропорционально тому, что он сделал?
— Я даже ударить нормально не смогу, ногти пожалею, — Люба демонстрирует длинные ногти. — Так что скорее не била бы, а надавала пощечин, чтобы было не больно, а обидно. Когда узнала о его смерти, сидела и думала: «Вот взял и умер, а я его ни простить не успела, ни избить как следует, даже не знаю, что теперь сделать».
На похороны она идти не хотела: «Мне не дадут там нассать на его гроб, какой в этом смысл?» Но потом подумала, что маме одной тяжело будет всем этим заниматься и вместе с ней съездила в морг за телом и на кладбище.
Когда отец умер, Любе было 35 лет.
Сейчас Люба заботится о маме, но к памяти отца спустя несколько лет после его смерти по-прежнему относится с презрением. Такую разницу в отношении объясняет тем, что мама смогла извиниться: «Мы поговорили, и ей пришлось извиняться за кучу разных вещей, она делала это искренне. До нее реально дошло».
Механизмы ненависти
«Если человек хочет ударить отца, возможно, отец совершал ужасные вещи. Но также, возможно, что у ребенка есть психологические особенности, которые не позволяют ему испытывать чувство благодарности, а только раздражение и ненависть», — считает детский психолог Антон Сорин.
Но откуда такая ненависть?
«Ребенок требует от родителя внимания, участия — это здоровый эгоизм для детского возраста. Но часто, повзрослев, они остаются в такой же позиции по отношению к родителям. Чтобы проявить к родителям эмпатию, нужно увидеть в них отдельных людей: не папу, который что-то должен, а человека, у которого что-то не получалось, который страдал», — объясняет психолог Анфиса Белова.
Антон Сорин тоже говорит, что взаимоотношения между ребенком и родителем — самые несимметричные отношения в жизни человека, потому что ребенок долгое время остается беспомощным и находится в абсолютной родительской власти. В итоге это глобальное неравенство приводит к тому, что родители становятся теми, кого легко обвинить во всех своих неудачах. По его словам, в отношении родителей формируются самые жесткие и интенсивные обиды, которые только могут быть. Гораздо легче ненавидеть своих родителей, чем жить свою реальную жизнь.
Эту же идею развивает и клинический психолог Екатерина Брославская: «Внутренний конфликт, неразрешенные внутренние проблемы вызывают злость. И эта злость, которая должна быть направлена на себя, перенаправляется на другого. И чем ближе человек, тем удобнее перенаправить эту злость на него». По мнению Брославской, часто причина такой злости на родителей — поздняя сепарация от них. Страх самостоятельной жизни, страх отделения от родителей вызывает очень сильный внутренний конфликт. И злость от собственной нерешительности перенаправляется с себя на родителей, которые оказываются в роли тюремщиков и становятся поводом постоянного раздражения, добавляет она.
При этом, считает Брославская, не всегда декларируемая ненависть отражает реальную ситуацию и реальные чувства: «Взрослые дети часто культивируют ненависть к родителям, как самозащиту. Буквально цепляются за нее, стараясь всеми силами убедить себя и собеседников в этой ненависти. Но за этой показной злобой часто стоят куда более сложные и человеческие чувства, которые человек не хочет признавать и афишировать. В том числе любовь, сопереживание, чувство вины. Потому что злится проще и выгоднее, чем разбираться с собой и своими внутренними чувствами».
«Все люди одинаково противные, какой смысл делить их по полу»
Люба говорит, что совершенно не собирается «выходить замуж, а тем более заводить вот эту, которая там орала» — она кивает на столик, за которым сидит женщина с коляской.
У нее были серьезные отношения, она уверяет, что старалась в них быть тактичной, ничего не делать плохого, думать о любимом. Надеялась, что ей будут отвечать тем же и делать все, как она хочет.
Среди партнеров Любы были и мужчины, и женщины. Я спрашиваю ее, определяет ли он себя как бисексуалку, но Люба только отмахивается:
— Не определяю. Это все люди, они одинаково противные, какой смысл делить их по полу?
— Зачем тогда встречаться, если они противные?
— Сначала они милые, а потом начинается… Именно от любви бывают самые страшные скандалы и выносы мозга. А в остальное время ко мне все относились хорошо. Зачем мне нужен тот, кто меня не любит, если даже того, кто меня любит, я с трудом терплю? Я никогда не была инициатором скандалов, обходила все острые углы, подстилала соломку. Дожидалась, что первым начинал он — и он же был виноват. Можно было сказать: «Я тебе слова плохого не сказала, претензий не предъявляла, а ты вот что устроил, посмотри на себя, истеричка поганая». И не поспоришь!
Через несколько лет Любе исполнится 40, она работает переводчиком на фрилансе, живет с мамой — и, в целом, довольна жизнью.
Катя и беспросветность
Я нахожу Катю (она попросила изменить имя — «Черта») по комментарию трехлетней давности: «Я мечтаю отца зарезать лет с одиннадцати. Но сдерживаюсь». Захожу на ее страницу — на многих постах ни одного лайка, но у нее 5 тысяч друзей и 30 тысяч подписчиков, из которых, навскидку, половину составляют заблокированные страницы. В графе «Обо мне» — почти 40 ссылок на все существующие соцсети и десяток блогов на разных платформах. Одна из ссылок ведет на группу, посвященную самой Кате, где говорится, что она знаменита во всем мире, перечень ее заслуг и талантов очень большой – чтобы его описать, понадобятся книги и музеи.
Кате 30 лет. Ее детство до шести лет проходило в двухкомнатной квартире, где жили ее родители, бабушка с дедушкой и тетя. На вопрос: «Вы единственный ребенок в семье?» она отвечает, не задумываясь, теми же словами, что и Люба: «Слава богу, да».
«Это ужасно, я не понимаю, как так: ты живешь в квартире со своими родителями и сестрой, приводишь туда какого-то мужика и начинаешь размножаться. Это позор. Это отвратительно. Зачем вообще надо было выходить за него замуж, я не поняла. От неправильного поступка и выбора женщины идет потом вереница ужаса и страдания. И тяжелая жизнь без надежды», — говорит Катя.
Ее отец выпивал и возвращался поздно. Кате помнит, как когда ей было около четырех лет, мама подговаривала ее обвинять и оскорблять папу: «Я ничего не понимала, а она мне говорила, как я должна потом его отчитывать. Втягивала меня в свои конфликты. Скажи: “Не приходи больше”, “Ты дурак”».
Когда Кате было шесть, ее семья наконец переехала в отдельную квартиру, доставшуюся от прадедушки. В это же время отец начал пить еще сильнее, потерял работу и больше так никуда и не устроился. Семью обеспечивала мать.
«Он вообще ни хера не делал, пил, оскорблял. Мама много лет тащила семью, меня это бесило. Когда мне было лет десять, я реально на коленях стояла, умоляла маму, чтобы она с ним развелась, но этого не случилось. Она говорила: “Ну не найти никого, я привыкла”. Она сама дура, я считаю, это вообще пиздец. Может быть, тяжело нормального найти, но это-то зачем терпеть? Я считаю, лучше одной быть, чем так», — рассуждает девушка.
По ее словам, в детстве было «постоянное обесценивание, оскорбление, давление». Родители ссорились почти каждый день. Часто кричать начинала мама: «Он был неаккуратным, постоянно что-то ломал, мог прожечь пол». Но о разводе родители Кати не говорили никогда. Ребенку доставалось и от матери, и от отца. Он мог начать скандал без повода и «придирался по мелочам», а она — срывала на ней злобу за безработного мужа. В эти моменты Катя представляла, что она инопланетянка, и на ее планете все совсем иначе.
«Может, я умру наконец-то?»
Когда Кате было 14, ей хотелось умереть: «Родители пили, в школе травили, говорили, я толстая». Однажды мама взяла ее отмечать вместе со своими друзьями день города. Праздновали в цехе, где работал кто-то из маминых знакомых. В какой-то момент Катя увидела, как мать лежит пьяная. Девочка убежала на второй этаж, где никого не было, и разрыдалась.
На втором этаже шел ремонт и вместо пола была натянута пленка. Она наступила на пленку из любопытства. Провалилась. Держалась на руках, в итоге упала на бетонный пол. В мыслях крутилось: «Может, я умру наконец-то, и этот кошмар прекратится?»
Подростка нашла мамина подруга, ее пьяный муж подвез их с мамой до дома. «Я сама расправила диван, а потом не могла уснуть, потому что было больно дышать. Делала себе примочки, почему-то из мочи, где-то услышала, что это помогает, ну, мне было 14 лет», — вспоминает Катя. Только на следующий день мама отвела Катю в травмпункт — до этого родители думали: «Отлежится». Врачи обнаружили перелом трех позвонков.
Катя говорит, что ненависть к отцу у нее начала формироваться лет с восьми. Она мечтала отомстить отцу и видела в красках, как «закроет его в доме престарелых», иногда она испытывала настолько сильную ненависть, что представляла, как берет нож и убивает его. При этом к матери у Кати таких чувств нет, только к отцу, потому что «он не зарабатывал, повышал голос, поднимал руку».
«Он расставлял на кухне иконы и начинал громко молиться, — говорит Катя и начинает в этот момент злиться. — Стоит, и ты не можешь поесть перед учебой — он запрещал входить. Прямо ненависть возникала в эти моменты. Вообще ненавижу религиозных людей. Человек не зарабатывает, ведет себя мерзко по отношению к членам семьи, при этом что-то там намаливает, с какими-то картинками общается».
Один раз он закрылся в квартире изнутри и не пускал Катю домой. Девушке было 16 лет, она вызвала полицию. Участковому отец открыл как ни в чем ни бывало, а Катю потом ждал скандал дома, что вынесла сор из избы.
Отец несколько раз ее ударил, уже когда Кате было 19: «Один раз я ему все высказала про его поведение: что не работает, бухает, оскорбляет постоянно. Он, кажется, стулом запустил — не попал, тогда дал пощечину».
Катя говорит, что ярая ненависть к отцу прошла примерно в 22 года — сейчас ей 30. Теперь у нее осталось раздражение, отторжение, неприятие. Но иногда ненависть возвращается короткими яркими вспышками: «Лет пять-шесть назад я от всей души пожелала ему плохого, представила, как он горит в огне, как я наношу ему ножом удары. На следующий день у него начались сильные проблемы со здоровьем — начал кровью в туалет ходить. Я испугалась, представила мысленно, что все хорошо».
— Вы не желаете ему зла, не хотите отомстить?
— Нет, я представляю, какой будет скандал, как перевернется вся привычная жизнь. Маму жалко, кошку и улитку, за которыми он ухаживает, огород, который он растит.
Последствия ненависти
По словам психологов, главное последствие интенсивной ненависти для самого человека — выпадение из реальности, сложности с тем, чтобы выстраивать гармоничные отношения с другими людьми.
«Когда человек находится в обиде, ненависти, его жизнь начинает строиться вокруг объекта этой ненависти. Он думает, как сделать хуже этому человеку, как разрушить его жизнь, как дождаться возмездия. Или, наоборот, вечно ждет извинений, раскаяния. Это мешает строить свою собственную жизнь, взаимоотношения с людьми как дружеские, так и романтические», — считает Анфиса Белова.
Если у человека, испытывающего интенсивную ненависть к родителям, рождаются свои дети, велика вероятность, что он может повторить с ними сценарий собственных детско-родительских отношений.
«Человек может не хотеть вести себя, как родитель, но других паттернов поведения у него нет: он знает, как нельзя, как плохо и неправильно, а как хорошо — не знает. Поэтому автоматически начинает вести себя по сценарию своих родителей, это вызывает у него еще большее чувство вины, и еще большую ненависть к своим родителям», — продолжает психолог.
Антон Сорин подчеркивает, что главный признак любой психологической проблемы — повторяющиеся события в жизни. Любая непреодоленная, непроработанная ситуация всегда повторяется. Так или иначе, явно или неявно. Он считает, что ненависть к отцу можно преодолеть. «Но не возникает ли вслед за этим конфликтных взаимоотношений с начальником или трудностей во взаимоотношениях с мужем? Какой-то другой человек будет вызывать разочарование, ненависть, с ним могут быть связаны ожидания, которые никогда не оправдаются», — объясняет Сорин.
«Мамин придурок»
Катя говорит, что сейчас у нее нормальные отношения с родителями. Отец выходил ее домашних улиток, когда они чем-то заболели. С мамой она созванивается каждый день, с отцом пару раз в месяц.
При этом несколько лет назад Катя всерьез думала про смену отчества — «чтобы имени этого человека не было». Остановили бюрократические сложности, а еще ее парень — тоже Викторович, он сказал, что «одинаковые отчества — прикольно».
Катя не употребляет слова «отец» и «папа», говорит только — «мамин муж или мамин придурок». Когда нужно к нему обратиться, обращается нейтрально: «А где лежит такой-то провод?» Или передает словам через маму. Она уверяет, что ничего не чувствует к отцу и ей он не приятен.
Она так и не смогла обсудить все с отцом, когда попыталась, разговор был на повышенных тонах: «Он назвал меня ничтожеством, обосрал меня, а я не понимала, почему. Я же не виновата, что родилась, я же об этом не просила», — говорит девушка.
Она съехала от родителей три года назад. Говорит, что прошлая жизнь оставила след на психике: бывают приступы апатии, когда не хочется жить. Профессиональная жизнь сложилась не слишком удачно.
Катя говорит, что на работе оскорбляют из-за внешности: «Причем не могу сказать, что я прям очень толстая. Но это очень неприятно. Я всю жизнь сталкиваюсь с унижениями из-за моего тела». Мы созваниваемся по видеосвязи, а до этого я смотрю десятки фотографий на ее страничке — так что я представляю себе, как она выглядит. У нее светлые волосы, голубые глаза и никаких видимых проблем с лишним весом.
