Инна, россиянка, 25 лет. Сейчас находится в Германии, муж — в Одессе.
Мы познакомились в 2017 году в Инстаграме: делали с подругой прямой эфир, а он был на нее подписан. Я ему понравилась, стали переписываться и созваниваться по видеосвязи почти каждый день. Я жила в России, он — в Украине. Через месяц мы встретились на нейтральной территории в Таллине, я боялась ехать в Украину, а он ко мне — спасибо пропаганде. Так наши отношения длились три года — мы периодически встречались в разных странах.
В 2020 году я заканчивала университет и планировала переехать к нему, долго не получалось это сделать из-за пандемии. Как только ограничения в конце года ослабли я переехала в Одессу, мы поженились и отлично жили эти два года.
Когда началась война, мы вместе волонтерили в Одессе. Потом семья мужа решила, что женскую часть семьи нужно вывозить. Я не хотела, думала, буду женой декабриста, которая переживет все трудности вместе. Но семья очень настаивала, и я уехала. Сейчас я в Германии в статусе беженца, муж остался в Одессе. Наши отношения продолжаются, мы созваниваемся каждый день. В нашей семье политический консенсус — разногласий нет.
Мои родители сейчас в России, и у них раскол: мама ненавидит Путина, считает ужасом нападение России на Украину. Мама сама родилась в Украине — для нее это вторая родина. А папа — фанат Путина, он каждый день смотрит шоу Соловьева. Они с мамой не разговаривают.
Мужу 22 года, он продолжается учиться в вузе, и его не мобилизовали. Он продолжает волонтерить в гуманитарном центре и развивать свой бизнес — мобильные фермы для выращивания зелени, которые могут располагаться в торговых точках.
Сейчас Одесса не в оцеплении, на подступах никого нет, но тем не менее ракеты периодически прилетают либо в область, либо в сам город. Поэтому все очень нервничают, но с другой стороны город успел подготовиться.
Мне страшно думать о будущем, никаких планов не могу строить, постоянно боюсь, что увижу в новостях, как ракета прилетела в наш дом. Единственное, чего хочу — это домой. Муж говорит, что пока опасно возвращаться. К тому же у меня российское гражданство и когда я уезжала, мне сказали на границе: «Назад вас сюда не пустят». Хотела прям на границе развернуться и ехать обратно, но семья отговорила. Каждый день об этом жалею. У меня еще закончился временный вид на жительство, и сейчас с Украиной меня связывает только свидетельство о браке. Боюсь, что не смогу туда вернуться.
Елизавета, россиянка, 35 лет. Сейчас находится в Латвии, муж — в Украине.
За две недели до начала войны руководство моего телеканала «Настоящее время» посоветовало мне выезжать из Украины, в тот момент я жила с мужем в Киеве. Сейчас я в Риге, он — в Украине, потому что невыездной. Он тоже журналист, сейчас ездит по всей стране. Несколько недель назад он был во Львове, и я приехала туда к нему, провели время вместе, созваниваемся каждый день.
Мы поженились в ноябре 2020 года. У нас совершенно одинаковые взгляды, мы одинаково смотрим на происходящее. Я никогда в жизни не выражала чего-то, из-за чего муж мог посчитать, что я поклонник так называемой «спецоперации». Я в России признана иностранным агентом, и мне кажется, отношение российского государства ко мне очевидно.
Я планирую возвращаться в Украину — там мой дом, моя семья, но не знаю, когда это случится. Иногда кажется, что все закончилось, многие возвращаются в тот же Киев, а потом начинаются новые обстрелы. Даже когда мы были во Львове, туда все равно что-то периодически прилетало, а он считается безопасным городом, там нет наземных боев. Я абсолютно уверена, что вся война на год и что в ближайшие месяцы российская авиация и российские ракеты будут бить по всей центральной и западной Украине. Потому что с точки зрения российской армии любые инфраструктурные объекты — неважно, это жилой дом, железная дорога или склад — это военные объекты. Поэтому абсолютно безопасного места нет.
Русский паспорт сейчас никто не приветствует, и никто на границе русских особо не ждет, но в очень многих семьях у одного человека есть российское гражданство. Если у тебя родственник в Украине и есть подтверждающие документы, то это основания для въезда по «воссоединению семьи». Конечно тебя дольше других проверяют, но я въехала спокойно, хотя сейчас много слухов, что не всех пускают. Очень странное ощущение — когда я поняла, что с паспортом страны-агрессора мне в Украине спокойнее с точки зрения общения с местными властями, чем если бы я сейчас поехала в Россию.
Анна (имя изменено), россиянка. Вместе с мужем находится в Киеве
До декабря прошлого года я жила в России, а муж все это время был в Украине под Киевом, потом я переехала к нему. Уезжала от возможных политических репрессий, которые надо мной нависли, рассчитывала, что начну нормальную жизнь. В России я занималась активистской деятельностью, наблюдала за выборами и другой политической движухой.
Мы прекрасно жили с молодым человеком, у нас не было никаких разногласий. И здесь, в Украине, я лично никогда не испытывала ничего, о чем говорит российская пропаганда — про какой-то геноцид, притеснения на основании русского языка. Всего этого бреда не было и нет. Везде говорят на русском языке и даже телевидение на 90% на русском.
24 февраля позвонила мама моего мужчины и сказала, что началась война. Мы не поверили, я потянулась к телефону, увидела уведомление от телеканала «Дождь», включила — там сидел Тихон Дзядко. Тогда я поняла, что действительно случилась беда. Мы посмотрели в окно: темно, серость, люди выбегали из домов с чемоданами, пакетами, животными. Было ощущение, что начался конец света. Через несколько минут мы стали слышать взрывы, такие сильные, что тряслись окна и пол. Мы тоже решили ехать, кое-как нашли машину, выехали в одну из областей западной Украины в первый же день. Ехали безумно долго из-за очередей на дорогах, все неслись по встречке, вокруг — куча военных и взрывы. От взрывов было страшно.
Когда мы уезжали, никому не говорили, что я русская, а он — украинец, мы уезжали как семья. Внутри у нас никогда не было разделения по национальному признаку, хотя во мне половина украинской крови со стороны мамы. Но я родилась и выросла в России. В Западной Украине нас на месяц приютила семья. Первые дни я не ощущала никакого давления по поводу того, что я русская. Я всегда была против российской власти и хотела что-то поменять, приходилось объяснять местным: что я «все понимаю и мне бы тоже хотелось, чтобы это все скорее закончилось».
Через месяц мы узнали, что из Киевской области вышли войска, и тогда мы решили возвращаться. У нас еще и четыре кота, и мы кое-как с котами и его мамой выехали рейсовым автобусом, ехали через блокпосты. На блокпостах было очень страшно, потому что на них проверяют документы особо тщательно, а у меня российский паспорт. У меня есть временный вид на жительство, я легально нахожусь в стране, законов не нарушала, но все равно страшно. Я доставала эту маленькую пластиковую карточку каждый раз и смотрела, что сейчас будет. Была вероятность, что меня сейчас выведут на улицу, будет какой-то допрос, будут проверять вещи. На всех блокпостах всегда проверяли документы мужчины, но на одном была женщина. И все мужчины спокойно смотрели на мой ВНЖ, и только женщина посмотрела на него и спросила на весь автобус: «А где ваш паспорт Российской Федерации?». Я чуть не умерла от стыда и от страха, весь автобус повернулся на меня. В итоге она мне отдала мои документы и пропустила. Никто после этого в автобусе не стал тыкать в меня палкой и говорить что-то плохое.
Мы вернулись в Киев. Я знала, что рано или поздно между нами состоится разговор о том, что он — украинец, а я — россиянка, и что у нас есть несостыковки. И такие разговоры у нас всплывают в одном случае: когда мы смотрим новости, он допускает резкие высказывания: «Все русские плохие, вас всех надо застрелить, убить». Все ужасы, которые могут быть, он спускает на россиян. Мне становится обидно, потому что я себя не считаю плохим человеком, и я знаю много прекрасных людей, которые живут в России и до сих пор что-то пытаются делать. С родителями я перестала общаться, потому что они полностью зомбированы Соловьевым и Симоньян, за что мне очень стыдно.
Бывали такие диалоги
— Ну ты же понимаешь, что не все русские плохие?
— Нет
— Но я же не плохой человек
— Ну да
— Значит, не все?
— Не все… Ну ты же в Украине.
Я ему объясняю, что не все россияне могут выехать, у кого-то больные родственники, у кого-то нет денег. И все равно он не понимает. Я объясняю это тем, что он тяжело переживает войну. Но и я тоже переживаю! Я лишилась родины, я не нужна ни в России, ни в Украине.
Еще я стала ощущать нотку превосходства и неприязни со стороны мамы моего мужчины. Я стараюсь максимально редко к ней приходить и общаться, потому что у нее ненависть к русским максимально заряжена. Слушать то, что она порой говорит рядом со мной — это ужасно. Я сказала молодому человеку, что мне неприятно общаться с его мамой, он ответил, что все понимает и что могу возобновить общение с ней, когда захочу.
Иногда кажется, что я с ним разговариваю извиняющимся тоном, будто я персонально перед ним виновата, что началась война. Он это чувствует, говорит мне, мол, успокойся, все нормально. Я не знаю, как сложились бы наши отношения, если бы на момент начала войны я была бы в России, а он в Украине. Теперь он учит меня украинским фразам и языку. Сейчас транслируется, что украинцы массово переходят на украинский язык и отказываются от русского языка — такое есть, но чаще люди говорят на украинском лично, между собой. А в общественных местах русский язык как звучал максимально много, так и звучит. Нет такого, что за русский язык начинают бить палкой. Как раньше никто не стращал за язык, так и сейчас.
До войны мы разговаривали с моим мужчиной о детях, я говорила, что мне хотелось бы, чтобы наш ребенок знал украинский, русский, английский и, например, немецкий. А сейчас, когда говорю, что хочу, чтобы ребенок знал русский, он на меня косится и ничего не говорит.
Тяжело находиться в таком формате, когда постоянно воздушные тревоги, где-то бомбят, что-то разминируют. Самое страшное, когда начинаешь бояться собственных граждан, своих соотечественников. Я, россиянка, боюсь россиян. Я не могу избавиться от страха собственной страны, что уж говорить об украинцах. Но меня успокаивает, что рядом мой мужчина, он меня подбадривает, говорит, мол, прорвемся. Он понимает, что я автоматы не раздавала и приказы не отдавала.
