Рассылка Черты
«Черта» — медиа про насилие и неравенство в России. Рассказываем интересные, важные, глубокие, драматичные и вдохновляющие истории. Изучаем важные проблемы, которые могут коснуться каждого.
Спасибо за подписку!
Первые письма прилетят уже совсем скоро.
Что-то пошло не так :(
Пожалуйста, попробуйте позже.

«Мысль о том, что скоро мой мальчик пойдет в школу, ввергает в ужас»: как разговаривать с детьми о войне, когда любое слово может стать основанием для доноса 

мама с детьми
Читайте нас в Телеграме

Кратко

Как родителям с антивоенными взглядами воспитывать детей так, чтобы не оказаться в полицейском участке после очередного доносительства? Что можно, а что нельзя говорить? Об этом «Черта» поговорила с несколькими родителями, а также с психологом, чтобы узнать, как такие разговоры влияют на ребенка. 

С начала войны в Украине методы давления на людей с антивоенной позицией становятся все жестче, в том числе через их детей. В апреле 2022 года Маша Москалева нарисовала на уроке ИЗО антивоенный рисунок. На следующий день девочку сняли с уроков и увезли с отцом в отделение полиции. Тогда же отца обвинили в «дискредитации» армии за комментарий в интернете. Позднее к ним домой пришли сотрудники ФСБ для «беседы» и обыска, а в марте 2023 года ее отца приговорили к двум годам колонии по статье о «дискредитации».

Еще один похожий случай произошел в сентябре 2022 года. Директор одной из московских школ пожаловалась в районное МВД на пятиклассницу, которая поставила на аватарку желто-голубые цветы и запустила в чате класса опрос о мире. Полиция забрала девочку прямо с уроков, затем маму и дочку допрашивали три часа сотрудники центра «Э».

Иногда поводом для жалоб учителей и воспитателей становятся и вовсе нелепые обстоятельства. Например, в мае директор школы Пыть-Яха в ХМАО заявила в полицию на ученицу, которой заплели косы в цвета, похожие на украинский флаг. К мастеру, сделавшему прическу, пришли следователи, а семью посетил инспектор по делам несовершеннолетних. 

Часто после таких новостей родители с антивоенными взглядами не знают, как говорить с ребенком о происходящем и как защитить его от доносительства и полиции. В результате перед ними встает выбор — говорить о войне правду и запрещать распространяться об этом в общественных местах или не обсуждать политику и ждать, когда Z-пропаганда из школы сама придет к ним в семью. 

«Я не прекращу говорить детям правду»

«Однажды дочка садится в машину после сада и начинает рыдать и кричать: ”Москву бомбят, там деда, бабушка, ракеты, бомбы, самолеты летят, все рушится“. До этого мы с ней о войне не говорили». 

Анастасия — из Москвы, она мама троих детей: старшей дочке четыре с половиной года, младшим — по три. С сентября по январь семья уезжала делать ВНЖ в Испанию, где девочки ходили в интернациональный детский сад. Когда мальчик Ярослав из Украины рассказал им, что происходит у него на родине, одна из младших дочерей подумала, что речь идет о Москве, и заревела. 

В этот момент Анастасии пришлось рассказать детям, «что к чему». После этого инцидента у старшей девочки тоже появились вопросы: «А что такое президент?», «зачем война?», «почему девочка в саду говорит, что я не имею права говорить с ней на русском?». 

Когда семья вернулась в Россию, расспросы не прекратились. Анастасия продолжала честно отвечать ни них: «Каждый раз, когда вижу новости про косички не того цвета и уголовные дела по „фейкам“ и „дискредитации“, становится страшно. Но я не прекращу говорить детям правду. Моя главная задача сделать каждого из них человеком».

Анастасия не запрещает дочкам говорить о войне в саду. Все воспитатели знают, что девочки могут одеваться как хотят, есть, что хотят, и говорить, что считают нужным. «Если надо будет — поборемся еще», — отмечает героиня.

Клинический директор Mental Health Center и психотерапевт Анастасия Афанасьева объясняет, что у детей дошкольного возраста еще нет абстрактного мышления, а только — конкретно-наглядное: «Для ребенка в таком возрасте все, что происходит вне его жизни и повседневности, нереалистично и остается на уровне сказок. Ему сложно связать происходящее в стране или политику с собственной жизнью, на которую он смотрит через призму себя и только понемногу начинает смотреть через призму своей семьи». 

По словам эксперта, дети воспринимают событие только, если оно как-то влияет на их жизнь, и они видят конкретные последствия: например, «из-за политических событий мы переехали, и теперь я не могу гулять со своим другом Васей». А что на самом деле происходит и как это ощущается, они в целом не очень понимают, объясняет психотерапевт.

«Если мы говорим о маленьком ребенке, важно понимать, насколько то, что происходит вокруг, влияет на его жизнь и удовлетворение его потребностей. Если в жизни ребенка ничего сильно не поменялось, то попытка рассказать о каких-то внешних событиях или поделиться своими тревогами — не очень хорошая идея. Он ничего не может сделать с этой информацией», — отмечает Афанасьева.

У Ольги из Москвы тоже трое детей, двое учатся в школе, третьему уже 23 года. Когда женщина стала натыкаться на новости об арестах и реальных сроках за посты, одежду, рисунки, то поймала себя на мысли, «надо быть осторожнее». Но в тот же момент ей стало «тошно и мерзко» от этого, поэтому она решила не запрещать детям высказываться в школе. По ее словам, объяснить происходящее младшему сыну было сложнее, поскольку в начале войны он еще ходил в садик. 

«На мое возмущение висящими портретами Путина в саду сын сказал мудрую вещь, что по плохому поступку нельзя навешивать ярлык “плохой человек“. И мне пришлось долго и подробно, поскольку он не всегда был готов слушать, разъяснять, почему я так считаю. Попутно я поняла, что детям все-таки промывают мозги [в садике]. Средний сын и старшая дочь сразу были со мной заодно», — вспоминает Ольга. 

С другими детьми она открыто и спокойно обсуждает вторжение в Украину, но семья договорилась — не подставляться, адекватно реагировать на поддерживающих войну людей, не обвинять, а только делиться своей точкой зрения и задавать вопросы. По словам Ольги, сами дети не воспринимают угрозу ареста или доноса серьезно — видимо потому, что уверены: родители за них «порвут любого». 

Но далеко не все семьи готовы к таким рискам. 

«Я не хочу, чтобы с моим сыном в школе общались так же, как когда-то с моей тетей» 

Сыну Ксении* из Москвы пять лет — через два года он пойдет в школу. По словам героини, у мальчика в голове пока нет границ о том, что можно говорить, а что нельзя. Поэтому она практически ничего с ним не обсуждает, в том числе войну.

«Например, когда курьер приносит доставку, сын прибегает его встречать и рассказывает биографию всей семьи: кто, где находится. Несколько месяцев назад была ситуация, когда я поделилась с ним казусом из своего детства, и попросила никому не говорить. Но сын все передал мальчикам из детского сада», — вспоминает Ксения. 

Мысль о том, что скоро мальчик пойдет в школу, ввергает ее в ужас. Ксения боится, что не сможет воспитать в сыне критическое мышление, и он поверит той «правде» о войне, которую расскажут учителя. А если все-таки сможет — у него могут быть проблемы в школе, а у нее — с законом. Отдельно страх Ксении подпитывает и опыт ее семьи в Советском союзе. 

«Мои бабушка и дедушка были верующими людьми, переписывали вручную религиозные книги, помогали открывать храмы, у них часто гостили священники и другие непопулярные в то время люди, — вспоминает героиня. — Однажды к ним пришли с обыском, но никаких последствий для моих родных не было, хотя угрожали, что заберут детей — мою маму и тетю. Моя мать была пионером, и, насколько я понимаю, прекрасно влилась в коллектив. А вот тете учителя занижали оценки, унижали какими-то словами за то, что она из семьи верующих. Я не хочу, чтобы с моим сыном в школе общались также, как когда-то с ней».

Поэтому сейчас Ксения решила сначала научить сына границам, объяснить, что можно говорить, а о чем лучше промолчать. Однако у него очень упрямый характер — мальчик не любит слушаться маму. Но этому она как раз рада: если сын умеет отстаивать свою точку зрения, значит, ему будет сложнее внушить что-то. 

Кроме того, разговоры с ребенком о происходящем в стране усложняются и тем, что муж Ксении придерживается совершенно противоположных взглядов. По ее словам, каждое утро он смотрит канал «Москва 24» и верит во все, что там говорят. Политику дома они не обсуждают и в принципе избегают разговоров на темы, где их точки зрения не сходятся. 

«Я просто молчу и держу все в себе. От этого, с одной стороны, чувствую пустоту. Но с другой, боль и отчаяние. У меня были очень близкие отношения с тетей — мы с ней вместе болезненно переживали 2014 год и все политические изменения в стране. Она была единственным человеком, с кем я могла все обсудить, и кто мог дать действительно умный совет. Она умерла от рака и ковида в 2021 году. Если бы она была жива, то помогла бы понять, как безопаснее и адекватнее действовать с сыном», — рассуждает Ксения.

Сейчас она обдумывает переезд, потому что, по ее словам, это единственная надежда на «светлое будущее» для сына. Она не видит позитивных вариантов развития России в ближайшие 15 лет. Однако муж пока не поддерживает это решение: здесь у него карьера, хороший заработок, недвижимость и друзья. Поэтому Ксения надеется обучиться новой профессии, которая помогла бы содержать всю семью за границей. 

Психотерапевт Анастасия Афанасьева считает, что в пять лет не стоит заводить разговоры о политике, потому что ребенку сложно в этом разобраться, и скорее всего, он будет стараться угодить родителям. Когда он пойдет в школу, то его взгляды поменяются и с ним будет уже можно что-то обсуждать. Она приводит такие примеры: 

  • в школе есть разные люди, позиция которых может отличаться от твоей, но это не значит, что кто-то хороший, а кто-то плохой; 
  • возможно в школе будут дискуссии, в которые не стоит вступать, потому что у них могут быть неприятные для всех последствия;
  • в нашей семье мы придерживаемся такого мнения, но у тебя может быть свое. 

«Но если ребенку вообще не до этого, то нет смысла с ним разговаривать, пока он сам не заинтересуется и не задаст вопросы. Здесь важно быть гибким и смотреть на вводные: понимать, какая школа, какие там учителя, есть ли там давление или нет. Грузить маленького ребенка, у которого совершенно другие задачи, абстрактной политикой, — не самая лучшая идея», — отмечает Афанасьева. 

При этом она добавляет, что лучше все же объяснять некоторые вещи, если есть опасение, что ребенок что-нибудь «ляпнет» и его безопасность будет под угрозой. Так происходит потому, что дети плохо видят долгосрочные прогнозы и живут в коротких моментах. «В любом случае ребенок должен понимать мотивацию ваших решений», — подчеркивает психотерапевт.

«Строго наказала ни с кем из школы военные действия не обсуждать»

Иногда разговор о политике может случиться и под действием внешних обстоятельств: например, в классе появляются дети с аннексированных территорий или у одноклассника отец уходит на войну. В таких случаях родители тоже хотят оградить ребенка от общения или, наоборот, советовать «помалкивать», чтобы не накалять обстановку в классе. 

Светлана* живет в Краснодарском крае и разговор о политике с дочерью случился после того, как в ее класс перешла девочка из Луганска. По ее словам, она учила не отвечать ни на какие провокационные вопросы, не заполнять анкеты, не писать странные внеплановые сочинения и всегда сначала звонить маме.

«Строго наказала ни с кем из школы военные действия не обсуждать. Ребенок [одноклассница из Луганска] практически из-под обстрелов, нечего накалять обстановку», — объясняет решение Светлана.

При этом она не запрещает обсуждать в школе другие вопросы: например, «традиционные ценности, так резко декларируемые властью». И даже наоборот рекомендовала дочери разбирать по пунктам и аргументированно показывать их нелепость. «Девочке еще нет 14 лет, и она бывает импульсивной, поэтому помогают только многократные повторения правил и печальные примеры из СМИ», — признается Светлана. 

Сама дочка воспринимает запреты с пониманием — недавний пример Маши Москалевой убедительно показал ей необходимость таких мер. 

По словам психолога Анастасии Афанасьевой, особенно важно объяснять ребенку, что для взаимодействия с одноклассниками и учителями, не всегда нужно придерживаться их мнения. Она отмечает нормальность того, что во взрослом мире люди часто не сходятся во взглядах, но они могут договариваться и дружить. И если в классе есть ребенок с другими взглядами, это не тот фактор, по которому надо выбирать, общаться с ним или нет, считает психолог. Если детям интересно общаться, они будут общаться, если нет, то нет.

«Если с кем-то из детей случаются какие-то „терки“, тогда надо говорить ребенку: „Слушай, не обязательно лезть на рожон и спорить, вы просто не сходитесь в мнении, и это нормально. Общайся тогда с теми, с кем тебе легко общаться“. Это тоже поддержка ребенка, — объясняет Анастасия. — Ни в коем случае не надо запрещать, говорить, что это опасно. Ведь общение может складываться не только из политических или любых других убеждений. Мы все люди и у всех разное мнение, но мы можем ужиться вместе».

У Екатерины из Хабаровска разговор о войне с сыном начался еще в 2014 году — тогда она побывала в Киеве и увидела, что никакой «дискриминации» русского языка в Украине нет, также как и нацистов. После этого они вместе с ребенком смотрели и читали новости независимых СМИ. Когда началось полномасштабное вторжение, Екатерина объясняла, что война — это «разрушения, смерти людей и детей, которые просто жили свою жизнь, занимались семьей и ни в чем не были виноваты». 

В 2022-23 учебном году сын героини закончил четвертый класс. Все это время ей удавалось избегать прямого столкновения с пропагандой: перед 9 мая школьник уходил на больничный, письма военным писать отказались, как и отправлять патриотические рисунки. 

«Я спрашивала его: есть ли ему, что сказать в письме военному, который просто так напал на другую страну? Сын говорил, что ему нечего написать таким людям. Я это решение поддержала и сказала, что пусть ему ставят хоть миллион двоек — это будет лучшая оценка. Можно, конечно, написать, что они могли бы сложить оружие и выбрать другую работу, но тогда, добавляла я, к нам придет полиция», — делится Екатерина.

По ее словам, сын хорошо знает, что полиция может задерживать протестующих: они и сами однажды чуть не оказались в автозаке после митинга. Еще тогда у семьи был разговор, что за любое отличающееся мнение людей пытаются заткнуть. Однако специально запрещать говорить что-то ребенку Екатерина не хочет. С каждым годом сын взрослеет, начинает активнее включаться в повестку, а избегать Z-пропаганды становится все сложнее. Поэтому она собирается переводить школьника на семейной обучение, поскольку считает, что это лучше, чем каждый день сталкиваться с «чудовищной военщиной» в школе и с детьми, чьи родители погибли «героями СВО». 

Правда, трудности могут возникнуть не только в школе. Екатерина рассказала, как с ее сыном перестал дружить мальчик со двора. 

«Во дворе был случай — мальчик тоже в четвертом классе, его отец уехал на войну. Спустя два месяца его стало просто не узнать. Все разговоры стали только про то, как „взломать США“ и „уничтожить НАТО“. Его больше не интересовал ни майнкрафт, ни креветки в аквариуме. Было дико слушать это от десятилетки. Потом он перестал выходить гулять и сидел в компьютере, потому что „учился взламывать США“. В редкие прогулки начались драки с моим сыном, после чего они перестали общаться», — вспоминает Екатерина.

По ее словам, она готова к тому, что сын может сказать лишнее на улице или кружках. Но учить ребенка молчать ей не хочется: «Таких у нас в стране достаточно», — отмечает она.

Когда и как лучше говорить с ребенком о политике или войне?

Клинический директор Mental Health Center Анастасия Афанасьева поделилась базовыми рекомендациями родителям о том, когда и как говорить с ребенком о войне и политике.

— Начать обсуждение стоит только только в том случае, если внешние обстоятельства действительно влияют на жизнь ребенка или могут привести к нежелательным последствиям для него и семьи. 

— Чем меньше ребенок, тем больше нужно давать ему времени жить своей маленькой жизнью и не заботиться о каких-то проблемах. Необходимо быть чутким и открытым для вопросов детей, давать пространство для обсуждения, а не пытаться его контролировать. 

— Сохранять ощущение безопасности и стабильности, говорить, что вы будете делать с проблемой и как ее решать. Дети хорошо чувствуют, если с родителями что-то не так, и если они это видят, то у них может сформироваться глубинное убеждение о том, что мир непредсказуем, ужасен, а от него ничего не зависит.

— Выбирать понятный для ребенка язык: использовать рисунки, конкретные и наглядные примеры из жизни детей. Например, сказать: «Представь, как ты с Петей не поделил куличик. Поэтому в этом куличике вот такая обстановка, в этой стране такая, а здесь третья».

— Выбор запрещать или не запрещать говорить о политике и взглядах зависит от конкретной обстановки, поэтому важно оставаться гибким и смотреть, есть ли такая необходимость в принципе.

Психотерапевт отмечает, что любая нестабильная внешняя или социальная обстановка — тревожный стимул для любого ребенка, тем более, если она затрагивает семью и другие места его социализации: школы, детские сады. В такие моменты особенно важно поддерживать здоровую атмосферу дома и дарить ощущение заботы и безопасности, говорит Афанасьева.

 

*имена героинь изменены по их просьбе.