Рассылка Черты
«Черта» — медиа про насилие и неравенство в России. Рассказываем интересные, важные, глубокие, драматичные и вдохновляющие истории. Изучаем важные проблемы, которые могут коснуться каждого.
Спасибо за подписку!
Первые письма прилетят уже совсем скоро.
Что-то пошло не так :(
Пожалуйста, попробуйте позже.

«Сама виновата»: Что такое виктимблейминг и как действует механизм самообвинения

Читайте нас в Телеграме
ПО МНЕНИЮ РОСКОМНАДЗОРА, «УТОПИЯ» ЯВЛЯЕТСЯ ПРОЕКТОМ ЦЕНТРА «НАСИЛИЮ.НЕТ», КОТОРЫЙ, ПО МНЕНИЮ МИНЮСТА, ВЫПОЛНЯЕТ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА
Почему это не так?
«Диалог» разобрался в социальных причинах этого явления и поговорил с экспертами о том, что делать, если женщина или мужчина сталкиваются с виктимблеймингом в социальной среде или при обращении в правоохранительные органы.

«Мне неловко писать о своей проблеме. Воспоминания вызывают у меня стыд и ненависть к себе», «На тот момент мне казалось, что я виновата во всём сама», «Мне постоянно вокруг твердили, что я виновата во всем сама», — такими словами начинаются истории женщин, пострадавших от насилия. Это не что иное как реакция на виктимблейминг — поведение людей, когда в случившемся факте насилия они обвиняют жертву, а не насильника.

До 80% российских женщин не обращаются никуда 

Согласно данным последнего отчёта о состоянии преступности в стране, подготовленного МВД, в период с января по май 2018 года в России было зарегистрировано 1288 случаев изнасилования и покушения на изнасилование. Из них, если верить официальной статистике, раскрыто 1221 преступление. Это, как рапортуют в министерстве внутренних дел, практически девяностопроцентная раскрываемость. Стоит понимать, что подобные данные не учитывают, скажем, партнёрское, семейное насилие или случаи домогательств, поэтому в кризисных центрах приводят совершенно другие цифры.

Так, по словам директора «Кризисного центра для женщин» Елены Болюбах, к ним в центр за год обратилось свыше шести тысяч женщин, пострадавших от того или иного вида насилия.

«Статистика по обращениям в МВД фиксирует только сами обращения. И она не говорит о вершине айсберга, эпизодах этого насилия. Обращение в такую некоммерческую организацию, как наша – это промежуточное звено, потому что очень многие женщины не обращаются никуда. К нам за прошлый год обратилось 6480 женщин, пострадавших от тех или иных видов насилия. Это обращения  на горячую линию и в онлайн-приёмную. Обращение по партнерскому насилию составляют 40%, 10% — сексуальное насилие, изнасилование и домогательство. Всё остальное касается семейно-бытовых конфликтов, межличностных отношений, ситуаций, связанных с психологическим насилием или же с получением какой-то информации. Как себя вести знакомым в такой-то ситуации? Таких обращений тоже довольно много. Мы можем говорить, что порядка трёх тысяч человек обратились к нам именно по поводу проживания и нахождения в настоящий момент в ситуации насилия», — рассказала «Диалогу» Болюбах.

В российском законодательстве не зафиксировано такое понятие, как домашнее насилие. Более того, в феврале прошлого года президент России Владимир Путин подписал закон, который позволил декриминализировать семейные побои. В частности, после изменений, внесённых в 116 статью Уголовного кодекса побои перевели из разряда уголовных преступлений в административные. Соответственно, за них теперь предусмотрен либо штраф в 30 тысяч рублей, либо административный арест на 15 суток, либо исправительные работы.

Поправки разработала председатель думского комитета по вопросам семьи, женщин, и детей, выступающая за якобы «традиционные ценности» (а именно — против ЛГБТ, абортов и иностранного усыновления) Елена Мизулина. По её мнению, декриминализация­ побоев «позволит огр­адить семьи от необос­нованного вторжения», а также защитить «традиционную семью». В свою очередь, депутат от «Единой России» Ольга Баталина в беседе с «РБК» тогда заявляла, что «синяк зажив­ёт», поэтому незачем­ за него наказывать по​ уголовной статье.

Между тем, по данным директора центра «Насилию.Нет» Анны Ривиной, именно из-за виктимблейминга и подобного отношения в обществе  70-80% российских женщин даже не заявляет о том, что по отношению к ним применяется насилие.

«У нас нет достаточного количества законов, чтобы защищать женщин от насилия. И, помимо этого, наши женщины депутаты высказывают самые антиженские взгляды. Например, госпожа Плетнёва, которая возглавляет комитет по делам женщин и детей сказала, что всё, что касается домогательств — это вообще не к ней и её не касается. Хотя она, как законодатель, должна  этой проблемой заниматься, поскольку очень многие женщины в России с этим сталкиваются. И конечно же, различные некоммерческие организации, которые должны получать помощь от государства, чтобы транслировать свои взгляды и идеи. А сейчас они не получают этой поддержки, а зачастую даже наоборот — получают негативный отклик о своих действиях», — говорит Ривина.

Почему она терпела

Елена Болюбах объясняет, что причины виктимблейминга кроются, прежде всего, в гендерных стереотипах, которые укрепились в российском обществе в качестве устойчивой модели поведения. Общественность, в подавляющем большинстве, реагирует на комментарии под различными статьями в СМИ, описывающими случаи насилия вопросами: «Почему она так долго терпела?», «Почему не ушла?». Фокус внимания практически никогда не будет держатся на обидчике или насильнике. В случае, если речь идёт об изнасиловании, то общество пытается понять, как вела себя женщина во время случившегося, как выглядела, во что была одета, игнорируя тот факт, что в насилии всегда виноват насильник, а не жертва.

«Мы можем говорить о некой психологической защите общества и людей, которые пытаются наблюдать за ситуацией со стороны. [Они это делают] прежде всего, для того, чтобы, выявив максимум деталей, сказать: «со мной такого точно не случится». Как мы слышим, люди часто говорят: «у меня такого не было», следовательно, такой проблемы будто бы не существует. Но это, прежде всего, то, что касается домашнего насилия. Очень многие говорят, мол, у меня в семье такого не происходило, я такого не видела, с моими знакомыми такого не случалось, и, соответственно, если это происходит, то только в каких-то маргинализированных семьях, и, опять же, там женщина что-то делает не так. Плюс, если мы посмотрим на общественные представления, которые касаются семейной жизни, то мы видим, что женщинам даже в поговорках, семантических историях всегда даётся ответственность за мир в доме, за семейный очаг. Поэтому если  что-то происходит в семье, сигнализирующее о её неблагополучии, то обвиняться будет женщина, и она сама себя будет обвинять», — говорит она.

Анна Ривина в беседе с корреспондентом «Диалога» отмечает, что истоки виктимблейминга кроются в патриархальной картине мира, которой до сих пор в той или иной степени руководствуется большое количество людей.

«Только двадцатый век дал женщине возможность заявить о таких правах, которые сегодня нам кажутся  банальными, но тогда было возмутительно, что женщина сама имеет право голосовать,  имеет право распоряжаться своими деньгами, своим телом. Всё это до сих пор не очевидно для нашего общества. <…> Мы привыкли, что порядочная женщина должна, как, грубо говоря, собственность, сидеть дома, вести благополучный образ жизни, и ни в коем случае не позорить своего мужчину. А все женщины, которые ведут себя не так — падшие и не интересны порядочному обществу, человеку и якшаться с ними можно только вешая ярлык той самой «непорядочности». В какой-то момент женщины заговорили и сказали, что всё-таки существуют и хотят сами решать, как быть. И совершенно очевидно, что мужчины не были к этому готовы, потому что намного проще, когда есть абсолютная возможность контролировать женское поведение и выставлять свои условия о том, как и что должно происходить», — говорит Ривина.

Она добавляет, что помимо архаичных представлений существует ещё так называемая внутренняя мизогиния, когда сами женщины негативно высказываются о поведении других женщин.

«Здесь есть две причины. Во-первых, в отличие от феминистской повестки, в патриархальном обществе женщины в первую очередь конкурируют за внимание мужчин. Потому что для женщины в патриархальном устое самое главное — не её профессиональные заслуги или какие-то другие добродетели, а именно построение личной жизни. То есть самое главное — найти хорошего мужчину, человека противоположного пола, чтобы была возможность продемонстрировать обществу свою востребованность и успешность. Именно поэтому в обществе существуют стереотипы о том, что отсутствует женская дружба, о том, что все женщины за внимание мужчины готовы друг другу глотки перегрызть и тому подобное. И конечно же, учитывая этот искусственно созданный социальный конструкт, женщины начинают в него верить и живут на такой орбите», — объясняет эксперт.

Вторая причина, по мнению Анны Ривиной, заключается в том, что одни женщины хотят себя противопоставить другим, якобы «падшим», с которыми случилось что-то плохое.

«Потому что им кажется, что если они будут вести себя благополучным образом, то они смогут защитить себя от беды, с ними ничего не случится. Но, к большому сожалению, как показывает практика, это совершенно не так, потому что именно мужчина решает как и с какой женщиной себя повести. Именно мужчина абсолютно субъективно решает, кого он считает женщиной порядочной, а кого — той, с которой можно делать всё, что угодно. И от женщины очень редко что-либо зависит в данном контексте», — заключает она.

Виктимблейминг и мужчины

Кризисные центры помощи пострадавшим от насилия ориентированы в основном на женщин, однако помогают в них и мужчинам. Долгое время в России не было специализированного центра помощи мужчинам. Недавно, в апреле 2018 года,  первая такая организация открылась в Петербурге — она называется «Двоеточие». Сооснователь центра Диана Семёнова в беседе с «Диалогом» рассказывает, что мужчины, ровно как и женщины оказываются заложниками стереотипов и подвергаются виктимблеймингу.

«Если говорить конкретно о мужчинах, то принято считать, что именно они являются опорой безопасности общества (потому что, например, в случае войны они отправятся защищать страну). Таким образом, в глазах этих людей мужчина, подвергшийся насилию, автоматически нарушает безопасность окружающего мира (стереотип: мужчина не может быть слабым)», — говорит Диана Семёнова.

По её словам, нападающими людьми всегда движет страх оказаться на месте жертвы. Жертва для них — всё равно, что наглядное подтверждение имеющейся опасности. И вместо того, чтобы бороться с причиной проблемы, люди предпочитают бороться с тем, что попадается на глаза по принципу «Не вижу — значит, этого не существует».

Анна Ривина добавляет, что случаи насилия со стороны женщин существуют, но очень редки, и в основном агрессором в отношении мужчин выступает также мужчина. На линию «Насилию.Нет», как правило, обращаются мужчины, которые подверглись насилию тоже со стороны мужчин: родственников, братьев, отцов.

«Конечно же, эта проблема у нас есть, есть проблема так называемого мачизма: мужчина должен представлять себя как сильный, безапелляционный завоеватель, захватитель и тому подобное. Хотя зачастую, конечно же, мужчины могут хотеть вести себя совсем другим образом, и об этом тоже очень важно говорить. Но дело в том, что когда мы говорим про виктимблейминг, про насилие, всё-таки мы понимаем, что проблема заключается в том, что женщины физически не могут себя защитить и дать отпор. С точки зрения нарушенных прав мужчин — это вопрос всё-таки психологический, который меньше нарушает такие права, как право на жизнь и на здоровье. Но, тем не менее, это, конечно же, проблема, о которой нужно разговаривать. И говорить о том, что мужчина не должен быть каким-то таким, каким ему предписало общество. Он должен быть таким, как ему хочется, но главное: он должен уважать границы другого человека, не давать себя в обиду, но и не обижать других», — рассказывает Анна Ривина.

Самообвинение жертвы

Сталкиваясь с виктимблеймингом, зачастую жертва насилия начинает винить в случившемся саму себя. Елена Болюбах отмечает, что женщины, обращаясь на горячую линию кризисного центра, очень часто спрашивают: «Как мне вести себя таким образом, чтобы мой партнер перестал меня бить?», тем самым полностью забирая вину на себя.

«Если нам удается сместить акцент её внимания на то, что насилие совершает не она, и ей не надо ничего делать с её поведением, а, прежде всего, должен сам актор насилия осознать это как проблему. Если нам удается до неё донести эту информацию, проработать с ней, то после этого ей даётся уже следующий шаг — поговорить со своим партнёром. И если партнёр хочет корректировать своё поведение… Таких мужчин, как вы понимаете, не очень много, потому что у нас нет механизмов, которые бы заставляли их проходить такие коррекционные программы», — разъясняет директор кризисного центра.

Ещё один симптом самообвинения — это социальный стокгольмский синдром, который подразумевает, что пострадавшая сторона начинает видеть ситуацию глазами обидчика. Анна Ривина поясняет, что в условиях, когда женщине абсолютно с первых дней жизни транслируется, что «девочки ходят в розовом, девочке не нужно заходить в лифт с незнакомым дядей, девочке нужно сидеть дома и не ходить в гости, потому что, если какие-то одноклассники или однокурсники сделают с ней что-нибудь плохое, и никто не будет рассматривать их плохое поведение, вся ответственность будет именно на ней».

«И, безусловно, женщины, живя в этом социальном восприятии, начинают и себя видеть таким образом. Они начинают видеть себя не так, что они ничего плохого не делали, а так, что они якобы своим плохим поведением заслужили активные действия другого человека, который совершает преступление», — поясняет Ривина.

Обвинение  в полиции и в суде

В случае, если женщина идет писать заявление в полицию, то она снова сталкивается с виктимблеймингом, на этот раз — бюрократического толка. Её просят описать, во что она была одета, как себя вела, в каком была состоянии, заново и заново заставляя переживать травмирующую ситуацию. Елена Болюбах рассказывает, что до недавнего времени перед тем, как направить дело о сексуальном насилии в суд, могла запрашиваться характеристика с места учёбы или работы, характеристика поведения женщины или же личности.

«Мы даже встречали такое, причём уже на самом судебном процессе. Это могли быть запросы в вуз, место учёбы, место работы, в которых требовалась оценка морального облика. Как мне кажется, это очень давний пережиток, который продолжает работать. Он безусловно циничен, и очень часто о подобных запросах не информировалась сама потерпевшая. Совершенно неприятно, когда узнавали на работе те вещи, которые женщина не хотела рассказывать. Это нарушение всех этических принципов», — считает эксперт.

Она добавляет, что при обращении в полицию, а затем в суд, жертвы сталкиваются с тем, что там их  пытаются подвергнуть общественному обвинению. Сотрудники оценивают поведение женщины, исходя не только из своих служебных полномочий, но и неких «критериев морального облика».

«Всё равно мы пониманием, что главенствует обвинение. Прежде всего, общественности либо людей, которые вынуждены оценивать её поведение, исходя из своих служебных полномочий, им надо удостовериться, что женщина а) не врёт б) достаточно соответствует высоким критериям морального облика, причём непонятно, кто их составлял. То есть это всё очень размыто, и это какой-то архаический пережиток, тем не менее, вполне существующий», — говорит Болюбах.

Анна Ривина рассказывает, что «Насилию.Нет» разработали спецпроект, а именно видео-инструкции с представителями МВД, психологами и юристами,  которые призваны помочь и объяснить человеку, как вести себя в том или ином случае, и как защитить свои права. Кроме того, помимо психологической помощи, в каждом из кризисных центров предоставляется консультация юриста.

В мужском кризисном центре «Двоеточие» говорят, что за недолгое время работы центра к специалистам обратились двое мужчин, пострадавших от сексуального насилия. «Но, к сожалению, никто из них до полиции так и не дошел из-за боязни огласки и насмешек. Пока тема слишком табуирована. Мы надеемся изменить отношение общественности к этой проблеме», — говорит Диана Семёнова.

Как бороться с виктимблеймингом

Эксперты, с которыми побеседовал «Диалог», в первую очередь советуют пострадавшим от насилия принять тот факт, что они ни в чем не виноваты. В частности — читать публикации, касающиеся обвинения жертв. Елена Болюбах отмечает, что в российском интернет-сообществе наконец появился соответствующий дискурс, а  термин «виктимблейминг» стал употребим.

«Можно почитать материалы. Прежде всего, я бы рекомендовала почитать Ланди Банкрофта «Почему он это делает». Это психотерапевт, который очень долго работал с мужчинами-обидчиками, один из самых первых. Это очень лёгкая в чтении книжка, и она даёт очень чёткий инструментарий, который позволяет женщине снять с себя обвинение. И вообще, наверное, самое главное, почерпнув такую информацию, убедиться в мысли, что в том, что с тобой происходит, нет твоей вины. Это очень важно для женщин», — считает Болюбах.

Она добавляет, что практически в каждом регионе существует отделение помощи женщинам. Это кризисные центры: государственные или нет. Психологу очень важно прорабатывать опыт насильственных отношений и говорить о том, что в этом нет вины женщины, поддерживать её.

«Потому что рядом с виктимблеймингом лежит газлайтинг. Это то, что происходит внутри отношений и чему очень часто подвергается женщина – обвинение в том, что она всё придумывает, утяжеляет эпизоды насилия. Безусловно, человек, переживающий какие-то травматические эпизоды не может быть полностью психологически стабилен. И поэтому обвинение в нестабильности очень часто равняется с обвинением в ментальном расстройстве. Говорят, что она всё придумывает. Женщина может находится в остром состоянии, в истерике, например, но это временно. А обидчик будет совершенно спокоен, и даже когда на подобные эпизоды приезжает разбираться полиция, то силы не равны, потому что женщина действительно может выглядеть неадекватно в отличие от её партнера, который может открыть дверь, рассказать, что происходит, мол, посмотрите, она какая-то не в себе, ей скорее нужна медицинская, а лучше даже психиатрическая помощь, и никакого насилия у нас нет. И, к сожалению, это часто встречающийся вариант», — рассказывает эксперт.

Диана Семёнова советует человеку, прежде всего, обратиться к психологу, если существует такая возможность, и он обязательно получит поддержку.  «Специалист вместе с пострадавшим вместе переживут травматические моменты в памяти пациента, а также смогут совместными усилиями повлиять на сложившуюся сейчас ситуацию в жизни пострадавшего. В нашем центре человек может бесплатно получить как психологическую помощь (пять консультаций), так и юридическую (одна консультация). Если говорить о ситуации, когда у человека нет возможности обратиться за помощью к психологу, то совет здесь можно дать один — как можно меньше реагировать на обидчиков эмоционально. Конечно же, попытаться выйти из этого круга, если есть такая возможность. Если нет, то внутренне поддерживать себя мыслью о том, что обвиняющими людьми в действительности движет страх оказаться на месте жертвы. Это первое возможное объяснение, а второе — это то, что теперь ваша психика обладает уникальным пережитым опытом, который эти люди понять не могут, но который сделал вас сильнее», — заключает она.

Автор: Мария Осина

Источник

 

Телефоны кризисных центров, в которые можно обратиться за психологической помощью и юридической консультацией:

Всероссийский бесплатный телефон доверия для женщин, подвергшихся домашнему насилию (при поддержке центра «АННА»): 8-800-7000-600.

Телефон доверия «Кризисный центр для женщин. Институт недискриминационных гендерных отношений» (Петербург): 8-812-327-30-00.

Запись на приём кризисного центра «Двоеточие» для мужчин, пострадавших от насилия.

Телефон доверия Центра помощи пережившим сексуальное насилие «Сёстры»: 8-499-901-0201.

Карта российских кризисных центров помощи