Рассылка Черты
«Черта» — медиа про насилие и неравенство в России. Рассказываем интересные, важные, глубокие, драматичные и вдохновляющие истории. Изучаем важные проблемы, которые могут коснуться каждого.
Спасибо за подписку!
Первые письма прилетят уже совсем скоро.
Что-то пошло не так :(
Пожалуйста, попробуйте позже.

«Полицейский сказал: «Ну и дала бы ему». Как в Чечне расследуют попытку изнасилования в пожарной части

Читайте нас в Телеграме
ПО МНЕНИЮ РОСКОМНАДЗОРА, «УТОПИЯ» ЯВЛЯЕТСЯ ПРОЕКТОМ ЦЕНТРА «НАСИЛИЮ.НЕТ», КОТОРЫЙ, ПО МНЕНИЮ МИНЮСТА, ВЫПОЛНЯЕТ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА
Почему это не так?

Монолог жительницы Чечни, которая заявила в полицию о попытке изнасилования на работе, пережила ночные допросы, чуть не стала обвиняемой по статье о ложном доносе и подверглась осуждению со стороны близких.

В распоряжении редакции Currenttime.tv есть копии материалов проверки. Имена всех участников событий изменены по просьбе героини.

«Спорим, на тебе сейчас стринги»

— Я вышла замуж в 17 лет. Сейчас мне 37, я разведена. У меня четверо детей, которые живут со мной и со своим отцом, — остаются после школы там, где им удобнее, а старшая дочь уже замужем и живет отдельно. В прошлом году я устроилась диспетчером в пожарную часть Урус-Мартана. Из женщин там работали я и повар в столовой. Особенно с мужчинами контактировать не приходилось, я работала в кабинете начальника, но чаще была там одна, он почти не появлялся. Изредка туда заходили двое парней, что-то на компьютере распечатывали. «Привет-привет», «до свидания-до свидания».

Не считая выходных, я проработала в пожарной части всего пять дней. 26 июня я сидела за компьютером, когда мой начальник ни с того ни с сего сказал: «Спорим, что на тебе сейчас стринги». Я спросила, что это вообще за разговор. Он сказал: «Ставлю свои 50 тысяч рублей, что стринги сейчас на тебе». Я начала ему объяснять, что если мне нужны деньги, то я пойду их и заработаю, я именно за этим сюда и пришла. А если мне нужно быть проституткой чьей-то или подстилкой, то я могу и дома этим заниматься, не ходя на работу. На это он назвал меня «умной, образованной дурой».

Через два-три часа все уже постепенно расходились с работы, почти никого не осталось. Я собрала все свои вещи, когда начальник вернулся. Он спросил, зачем мне сумки, я ответила, что увольняюсь. Он усмехнулся: «Давай-давай, тебя тут никто не держит. Только закрой в кабинете окно, которое ты оставила открытым». Только я отвернулась, чтобы закрыть окно, как он захлопнул дверь в коридоре, а потом закрыл дверь в наш кабинет и встал напротив меня. Взял меня за плечи, прижал к стене и стал лезть целоваться.

Он держал меня за лицо, за челюсть. Я отталкивала его влево, мне было больно — у меня был нездоровый зуб, запломбированный. Он так крепко схватил, что зуб сломался. У меня появилась резкая боль во рту, я немного ослабела, и он меня толкнул на диванчик. Я села. Он сел на меня сверху, на колени, как ребенок, и стал приставать и целовать. Я просила его отпустить меня. Следователи потом спрашивали, сколько это продолжалось. А я не знаю, я что, засекала это время? Может, пять минут, может, вообще минуту. Главное, что для меня это вечность была.

В какой-то момент он мне говорит: «Давай сделаем это обоюдно, я ведь в любом случае это сделаю». Встал с меня и стал расстегивать ремень. Не помню, что случилось дальше: то ли я его оттолкнула, то ли закричала. Я не знаю, откуда у меня в руке появились ключи. Может быть, он мне отдал, может быть, я их сама взяла. Помню только, как я вышла за дверь пожарной части и шла по дороге.

Села в такси, которое стояло рядом с пожарной частью, и поехала к подруге. Она живет в том же городе, недалеко. Я ей все рассказала, она меня успокаивала, говорила: «Не кричи, брат увидит. Не плачь, а то расспросы будут».

В 18 часов она собиралась в город и отвезла меня до перекрестка. Оттуда я собиралась ехать домой. Cтояла на перекрестке, думала о своем. Начала плакать. В этот момент мне написал знакомый участковый. Он подъехал к остановке, я села в машину и стала рассказывать всю ситуацию. Он спросил: «А почему ты на него не заявишь?» Сказал: «Грош тебе цена, если все это оставишь так». Он меня подначил, и я решила его послушать.

Когда я зашла к врачу, я сказала, что была попытка изнасилования. Сотрудники больницы вызвали участковых, но мой друг сказал, что мне не надо их дожидаться: «Завтра сама сходишь в Следственный комитет». Поймал мне такси, и я поехала домой.

«Зачем ты вообще на работу пошла?»

— В 23:00 за мной пришел участковый из нашего села и мы поехали в ОВД. Меня стали расспрашивать что случилось, я рассказала. Позвали моего брата и под конвоем нас повезли в Урус-Мартан. Завели с черного входа, без отметки у дежурного. Брату говорят: «Она тут остается, а ты иди домой». Они его выставили за дверь, а меня оставили там.

До четырех утра брали у меня объяснения. Ни есть, ни спать, ни воды мне не давали. Всю ночь работал кондиционер, было холодно, а я сидела в тонком платье. Утром допрос начался заново. Мне говорят: он ничего тебе не сделал. Просили меня сказать, что я перепутала, что я не хотела подавать заявление на начальника, что случайно в больницу пошла.

Родственники моего начальника приезжали к нам домой и сначала говорили моим отцу и дяде: «Простите, мы виноваты». Потом, уже в полиции, начали говорить, что «эта девушка хотела нашего парня подставить». Вместе с полицейскими стали на меня давить, и я сказала, что теперь точно подам заявление на этого человека. На что у них прямо бунт случился. Мне кричали: «Он же ничего тебе не не сделал!» Они искали во мне изъян, напоминали, что я разведена, намекали на это постоянно. А один из полицейских вообще сказал: «Ну и дала бы ему».

На следственный эксперимент пустили всех, кроме моего брата. Пустили даже сотрудников пожарной части и родственников моего начальника, которые не должны были там находиться. В это время все кому не лень обзывали меня проституткой. «Мы таких, как ты, знаем, ходите и хороших людей подставляете». Прямо при следователях. А каждый раз, когда я хотела им ответить, меня следователь еще и порицал. Я спросила: «Эти оскорбления тоже входят в следственный эксперимент?» На это он промолчал.

Когда я прочитала характеристики в материалах дела, то узнала о себе много нового: оказалось, что у всех сотрудников пожарной части, даже тех, кого я не знала, было обо мне плохое мнение. У всех находилось что про меня сказать: то я вульгарно одеваюсь, то слишком много разговариваю и улыбаюсь — эту мою черту они приняли за кокетство.

Они допросили участкового Ислама. Через два-три дня после того, как началась вся эта история, он подослал ко мне одного парня, через которого передал: «Забери заявление обратно, они на меня давят». Я сказала, что забирать заявление не буду, но обещала, что никак его не потревожу. Но проходит время — и я узнаю, что этот участковый написал против меня такую объяснительную: что он общался со мной из-за того, что я якобы работаю на него информатором, то есть я — стукач. Сказал, что я в тот день выглядела нормально, про зуб ничего не говорила и что он не знал про инцидент с начальником. Сказал: «Она просто попросила отвезти ее в больницу и все». Это было самое обидное — его предательство.

Во всей этой ситуации меня поддержала только моя мама. Полиция на стороне родственников моего начальника, они полностью меня очернили. Мои родственники меня упрекают: «Зачем ты вообще на работу пошла, тебе что, куска хлеба и стакана воды не хватало?» Вот зачем на работу ходят? Чтобы не быть никому обузой.

В республике о таком обычно все молчат. Это я одна такая дура. Скоро пройдет год, как это случилось. За это время на меня вылили столько грязи… Знаете, я даже начала думать, что если бы он меня тогда изнасиловал, то я бы молчала.

«Сказал, чтобы надевала одежду поскромнее». Версия начальника

27 июля 2018 года, через месяц после описанных событий, следователь отказал в возбуждении уголовного дела в отношении заместителя начальника пожарной части Урус-Мартана.

В документе сообщается, что в его действиях нет состава преступления.

В отношении самой Луизы следователь провел проверку по подозрению в заведомо ложном доносе, но пришел к выводу, что она «заблуждалась» и «заявила о не вымышленных обстоятельствах, а в силу своей неосведомленности восприняла действия Э. как направленные на понуждение к действиям сексуального характера».

В документе также приводятся показания свидетелей, которые описывают поведение молодой женщины на рабочем месте.

Женщина-повар пожарной части: «Л. общительная, приветливая, более как-то охарактеризовать не может. Может дополнить только то, что она была не стеснительной, могла совершить омовение при мужчинах, поскольку весь коллектив ПСЧ состоит из них, а для нее это неприемлемо».

Первый пожарный: «Ему не нравилось, как одевалась Л., она могла себе позволить одеть обтягивающее платье, которое подчеркивало ее пышную фигуру, хотя она понимала, что находится в мужском коллективе и ее могут обсуждать».

Второй пожарный: «Может пояснить, что Л. вела себя нескромно, а именно могла делать омовение при мужчинах: взять кувшин с водой и при мужчине пойти в туалет, а это неприемлемо по правилам этикета».

В виновность своего коллеги и руководителя пожарные не верят, так как он «воспитанный человек, женатый и имеет пятерых детей».

Сам Эмин не отрицал ни диалога о стрингах, ни попыток целовать Луизу, но назвал это флиртом. Заместитель начальника пожарной части был уверен, что женщина не против, говорится в показаниях:

«Л. сидела на его рабочем месте и флиртовала с ним, а также соблазняла его своими действиями, которые выражались воздушными поцелуями, расстегивала верхнюю пуговицу, периодически прикасалась к нему, так как он сидел рядом с ней и помогал ей в ее работе. Он решил, что Л. будет не против, если он ее поцелует, и спросил у нее разрешение. На что Л. ему ничего не ответила, и он подвинулся к ней ближе и направил свое лицо к ее губам. Л. была не против, и они поцеловались в губы».

«Он сказал Л., чтобы она одевала одежду поскромнее, поскольку её вид его возбуждает, на что Л. сказала, что будет носить то, что ей нравится, и это не имеет отношения к работе. <…> Может пояснить, что никакой попытки насилия с его стороны в отношении Л. не было, все было по обоюдному согласию. Вступить в половую связь он Л. не предлагал, они только целовались и он трогал ее за бедра».

Традиция замалчивания. Комментарий адвоката Малики Абубакаровой

«В Чечне я работаю с подзащитной, подвергшейся попытке изнасилования на работе: здесь нам отказали в возбуждении дела о принуждении к действиям сексуального характера и побоях (статьи 133 и 116 УК) против ее бывшего начальника. Мы будем обжаловать и отказ, и действия следственных органов, которые не провели проверку по заявлению должным образом, а также почти двое суток держали женщину без еды и воды под включенным кондиционером. Моя заявительница до сих пор лечится от последствий переохлаждения.

Следственные органы часто тормозят нашу работу по делам о насилии: приходится ждать необходимые бумаги несколько месяцев кряду. В таких действиях мы усматриваем признаки злоупотребления и превышения должностными полномочиями.

Нам удавалось и удается добиться наказания для лиц, совершивших половые преступления, если, конечно, жертвы насилия готовы добиваться справедливости. Но иногда они не готовы обращаться в официальные органы из-за того, что далеко не всегда родственники встают на сторону женщины. В одном из дел именно брат стал защищать свою сестру, привел ее ко мне, и мы начали работать по делу. Если бы он не привел ее ко мне и поверил бы в то, что говорят полицейские и родственники преступника, то была бы совсем другая ситуация. Никто не узнал бы об инциденте, случившемся с женщиной, продолжая традицию замалчивания».

Текст: Мария Климова, Currenttime.tv