Настоящий православный Царьград. История священника Николая Стремского, который 30 лет воспитывал приемных детей, а теперь находится в СИЗО по обвинению в педофилии

По версии следствия, на протяжении восьми месяцев — с января по август 2018 года — Николай Стремский «совершал развратные действия» в отношении шести приемных детей, а также изнасиловал одну из дочерей, которой на тот момент еще не исполнилось 14 лет. Священник также обвиняется в неисполнении обязанностей по воспитанию несовершеннолетних.

25 сентября районный суд отправил Стремского, его дочь и зятя в СИЗО на два месяца. Во время заседания представитель СК заявила, что в домах у священника и его ближайшего окружения «обнаружены документы, свидетельствующие о приобретении большого количества дорогостоящих объектов недвижимого имущества, как на территории РФ, так и за ее пределами», а сам он к тому же «имеет обширные связи в правоохранительных органах, органах государственной власти и криминальных кругах». Впрочем, последний довод судья счел «несостоятельным», поскольку эти утверждения «объективно ничем не подтверждены». Не внял он и доводу защиты о том, что «факт заключения под стражу одного из самых известных священнослужителей России Стремского может нанести колоссальный ущерб христианскому миру».

Сам священник вины не признал и заявил в суде, что «дети все выдумали». «Вопрос один, а можно сейчас на три минуты заехать покупаться в душе дома, перед тем как ехать туда?» — словно не понимая происходящего, торопливо спросил он у судьи после того, как тот огласил меру пресечения; получив ответ, что «в условиях следственного изолятора есть все условия для обеспечения гигиеной», покорно позволил надеть на себя наручники. На следующий день уголовное дело было передано в Главное следственное управление СК России «для всестороннего и оперативного расследования», а восемь младших детей Стремских — все, кроме Веры, — были изъяты из семьи и распределены по детдомам.

Поселок Саракташ, в котором 17 тысяч жителей, расположен в степи, в часе езды от Оренбурга по тряской дороге. Он состоит из небогатых одноэтажных домов — где кирпичных, где деревянных; за заборами лают собаки. Раньше здесь работало несколько заводов, но теперь производства почти не осталось; закрыта и основанная в 1970-х нефтегазоразведочная экспедиция.

Зато в центре Саракташа на два гектара раскинулась Свято-Троицкая обитель милосердия — с гимназией, домом престарелых, иконописной мастерской, пекарней, несколькими церквями и колокольнями. Обитель, выросшую за последние 30 лет на пустом месте, жители не без иронии называют градообразующим предприятием: число ее работников в недавнем прошлом доходило до нескольких сотен человек. Это самое благоустроенное место в поселке: вдоль кирпичной стены с башенками — газон, еловая аллея и новые скамейки. При этом за каждой скамьей — гранитные таблички, на которых золотом высечены названия смертных грехов. Веселых компаний по вечерам здесь не видно.

Главный храм — основательная кирпичная кладка, золотой купол, три полукупола, четыре колокольни, — особая гордость поселка: это уменьшенная копия оренбургского собора Казанской божьей матери, который был главным «открыточным» символом областной столицы, пока большевики не взорвали его в 1930-е годы.

В Саракташе всего две достопримечательности: обитель, из-за которой сюда даже потянулись паломники из других городов, и Красная гора, где снимали фильм «Русский бунт». Но главной достопримечательностью Саракташа все эти годы оставался эксцентричный священник, который и построил посреди оренбургской степи этот «православный Ватикан», — Николай Стремский.

Николай Стремский родился в 1964 году в селе Карабутак, в граничащей с Оренбургской областью Казахстанской ССР. Будущий священник окончил восемь классов школы, выучился в ПТУ на машиниста экскаватора, а в 1982 году был призван в армию. Стремский служил в таджикистанском Термезе, на границе с Афганистаном. Во время афганской войны в этом городе располагалась советская военная база, где проходили учения и дислоцировались армейские штабы; боевых действий в Термезе не было.

При этом своим детям Стремский позже рассказывал о чуде, случившемся с ним на войне: как во время перестрелки пуля попала ему в грудь, но его спас нательный крест. «Крест у него разломался. Он его положил на стол, ушел куда-то, возвращается — а крест уже весь целенький…» — пересказывал историю отца маленький Коля. Отслужив, Стремский решил связать свою жизнь с церковью и отправился в Сергиев Посад — учиться в Московской духовной семинарии в Троице-Сергиевой лавре. Там он познакомился со своей будущей женой Галиной, которая посещала иконописную школу. После двух лет учебы Стремский, уже с супругой, уехал по распределению диаконом в храм села Верхняя Платовка в Оренбургской области, — а спустя еще три года получил сан священника и весной 1990 года приехал в Саракташ.

При этом, несмотря на окружающую бедность и безработицу, планы у Стремского были «громадные», рассказывает бывший чиновник. Сперва предприимчивый священник восстановил на пожертвования поселковый храм, здание которого в советское время принадлежало детскому саду, а затем стал скупать и сносить дома вокруг него ради своего мегапроекта — православной обители. Работники обители любят рассказывать о том, как священнику приходилось бороться с алчными обывателями, которые заламывали за свои лачуги непомерную цену. «Почему в Саракташе цены поднялись? Потому что батюшка стал дома выкупать. Сначала он сам ездил [договариваться]. А потом видит, что у людей глаза расширяются, начинает цена расти. [Приходит — дом стоит] 100 тысяч, через минуту он может уже стоить миллион, — рассказывает иерей Сергий Котов. — Лачуга стоит — шифоньер потолок подпирает! А взамен ему дай дом на «Поле чудес» (самый престижный микрорайон в Саракташе — «Холод»)». Один из домов Стремскому, по словам Котова, удалось обменять только на две трех- и четырехкомнатные квартиры и новый особняк. Другой мирской дом до сих пор стоит на территории обители — хозяин за тридцать лет так и не сторговался с церковью. «Но я вам скажу, — никто безнаказанным не остался, — резюмирует Котов. — [У одного] семья благополучная вроде была, но дочка развелась, сам разбежался, и все — делят дом».

Масштабную стройку, начатую Стремским, в РПЦ поддерживали. «Он начинал при митрополите Леонтии, который пользовался в области безоговорочным авторитетом. Тот ему благоволил: изначально его принял, благословил на эти все дела и начал оказывать ему содействие, — объясняет бывший областной чиновник. — Не всякий священник деятелен и энергичен с точки зрения созидания, не всякий способен организовать строительство храма — тем более на частные деньги». В 1996 году обитель посетил патриарх Алексий II, в 2007 — его будущий преемник, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл. Обитель он назвал «удачным опытом соработничества на благо людей церкви, региональных властей и бизнес-сообщества».

Сам Стремский — высокий, длинноволосый, сероглазый — очаровывал всех, кто приезжал в обитель. «Такие лица рисуют обычно на иконах — тонкое и, как говорили раньше, «изможденное постом и молитвой». Кажется, это был самый живописный и убедительный священник из тех, которых я видел», — описывал впечатление от знакомства с Николаем Стремским журналист Игорь Свинаренко, приезжавший в Саракташ в 1997 году.

«Я когда его увидела, думала, что это боженька», — рассказывала приемная дочь Стремского Анна Кулагина о своей первой встрече со священником.

Своих детей Николаю и Галине Стремским «бог не дал». Но уже в 1992 году пара усыновила сначала двух детей, а потом — еще 15. Николай Стремский рассказывал о том, как в семье появился первый приемный ребенок, в виде притчи: по его словам, старушка при смерти привела в церковь внука-сироту; он велел ей прийти через неделю, потом — еще через неделю, и только в третий раз принял ребенка: «Хотел проверить, не искушение ли это». При этом в других сюжетах говорится, что двух первых детей Стремские взяли в детдоме.

В последующие годы число детей в семье только увеличивалось; всего Стремские усыновили или взяли под опеку 72 ребенка. Большинство из них были взяты в дошкольном возрасте из саракташского и оренбургского приютов. Публично Стремский предпочитал рассказывать более экзотические версии усыновления: например, утверждал он, «одного мальчика привезли аж с Севера — он жил в поезде; женщина-проводница слышала, что в Саракташе есть обитель, куда можно определить ребенка, и привезла его сюда».

У органов опеки вопросов к Стремским не возникало: семью, по словам начальника саракташского отдела образования Олега Киселева, проверяли каждый месяц, и «не было ни одного повода, чтобы заподозрить неладное». «Нам никогда не мешали смотреть, как дети живут. Мы знали, в каких комнатах они спят, какую одежду носят, что едят. Мы говорили с детьми. Со всеми вместе и с каждым по отдельности. Они никогда не жаловались на родителей, наоборот, очень тепло о них отзывались», — рассказал Киселев. В 2011 году обитель посещал уполномоченный при президенте по правам ребенка Павел Астахов; увиденное его впечатлило. «Так надо работать с детьми. Здесь хоть и не государственное учреждение, а подход государственный», — заявил он.

Отвечая на вопрос о том, зачем ему столько детей, Стремский всегда ссылался на долг священнослужителя и на стечение обстоятельств: то он придет в детдом за одним, а обступают десятеро; то подросшие девочки просят малышей, чтобы с ними нянчиться. Кроме того, добавлял он, с таким количеством детей «и скучать не приходится, и одинокая старость не грозит».

В нулевые годы семья Стремских стала самой многодетной в России. Многочисленные телесюжеты и документальные фильмы, посвященные семье и обители, рисовали одну и ту же картину: «саракташское чудо», «Ноев ковчег», «уральский Ватикан». Сайты с типовыми планами уроков для учителей стали рекомендовать по теме «семья» рассказывать школьникам о Стремских из Оренбургской области. В 2012 году указом президента они были удостоены ордена «Родительская слава»; кроме того, Николай Стремский получил премию «За веру и верность» имени святого Андрея Первозванного. Священник был гостем на инаугурации президента Дмитрия Медведева, а в июне 2012 года вошел в состав делегации, которая сопровождала президента Владимира Путина во время поездки в Вифлеем.

Семью Стремских публично поддерживал и губернатор Юрий Берг, возглавлявший область до марта 2019 года. В 2010 году, в день, когда его наделили полномочиями губернатора, Берг вместе со своим предшественником Алексеем Чернышевым, полпредом президента Григорием Рапотой и другими чиновниками приезжал в Свято-Троицкую Обитель в Саракташе за благословением. В новом храме Святой Троицы был отслужен молебен «перед началом доброго дела», а Николай Стремский подарил гостям по иконе: Бергу — образ Спаса Нерукотворного, Чернышеву — Николая Чудотворца, а Рапоте — триптих со Спасом, Богоматерью и Николаем Угодником. Рапота признался, что «потрясен увиденным» в обители и тем, что все это «создано на пустом месте».

Почти все время, что в Саракташе жил Николай Стремский, районом руководил один и тот же человек — Бахчан Жанбаев. «У нас как было — если на мероприятие придет Жанбаев, все говорят: о-о-о. А если на мероприятие придет Стремский, тут уж все говорят: О-о-о!», — объясняет местный житель расстановку сил. У двух главных персон в районе отношения были хорошие. «Жанбаева постоянно все обвиняли, мол, окружил себя во власти казахами. Ему было выгодно поддерживать православного батюшку в качестве контраргумента», — говорит бывший областной чиновник. Один из саракташских предпринимателей на вопрос о том, в каких отношениях Николай Стремский был с местными властями и бизнесом, отвечает: «Ну, к нему в винный погребок все ныряли».

«Когда мы шли на шаг воспитывать детей, у нас было просто желание, не было никакой материальной базы. Она у меня и сейчас очень шаткая, мы живем одним днем, что Господь даст», — говорил Николай Стремский в середине девяностых. Чтобы прокормить семью, он, по собственному признанию, первое время брал деньги из церковной казны. Кроме того, Стремские занимались хозяйством: завели скот, разбили огород, а в 1997 году, когда с деньгами было туго, священник отремонтировал старый грузовик и поехал по соседним селам просить людей насыпать в кузов картошки.

Вскоре собирать пожертвования начали сами дети. Николай Стремский с помощью приглашенных педагогов дал им музыкальное образование — и стал возить хор воспитанников выступать за границу: в США, Финляндию, Нидерланды. Позже, когда Госдума приняла «антимагнитский закон», Стремский высказывался против запрета на усыновление российских детей гражданами США, поскольку «сами мы всех детей забрать не можем». Выступали дети Стремских и в Кремлевском дворце, и в Храме Христа Спасителя. Гастроли помогали найти благотворителей: например, поездку на гору Афон семье в 1998 году, по рассказу Стремских, оплатил «новый русский», которому понравилось, как поют дети.

В многочисленных интервью Николай Стремский рассказывал, что постоянных спонсоров у обители нет, благотворителей приходится искать «с божьей помощью». Божья помощь, впрочем, не иссякала. «У нас ходоки были, батюшка всегда посылал ходоков, — рассказывает иерей Сергий Котов. — Портфель с письмами, прошениями, с фотографиями детишек — и ходили по спонсорам, спрашивали. В 1990-е было что хорошо: кто занимался благотворительностью, того освобождали от налогов. Ну, человеческий фактор, жадность: дали 10 тысяч рублей — а списали 100 тысяч. И на этом батюшка сыграл».

Стремский действительно неоднократно обращался за поддержкой к бизнесу. Так, в 1996 году руководству банка «Российский кредит» пришло письмо от священника с просьбой профинансировать строительство гимназии и детских корпусов. В итоге банк не только выделил на это деньги, но и отправил в обитель целый грузовик игрушек и учебников, купленных на средства сотрудников. В конце 1990-х помогать обители начал и бизнесмен Павел Синявский, совладелец компании «Транс Нафта», занимавшейся добычей газа в Казахстане. В 2009 году, когда у Павла Вадимовича Синявского умер отец, в обители на его средства начали возводить храм в честь святого Вадима Персидского.

Однако основным спонсором обители, особенно на первых порах, был «Газпром», говорят все собеседники «Холода». В Саракташском районе, в селе Черный отрог, родился и вырос бывший премьер России Виктор Черномырдин. В 1989 году — за год до того, как в Саракташ приехал Николай Стремский, — он стал председателем правления «Газпрома». Сам священник, впрочем, в 2001 году заявлял, что роль Черномырдина в строительстве обители переоценивают. «Очень сложно у людей допроситься помощи. Богатые с большим трудом расстаются с деньгами, даже на богоугодное дело. Многие думают, что нам помогает Виктор Черномырдин, он же родом из этих мест. Но на самом деле он только купил нам «Газель» и дал денег на восстановление дома после пожара», — утверждал Стремский.

При этом «Газпром» в области помогал обители регулярно: например, билетами в цирк для воспитанников и конфетами на Новый год. Были и более существенные подарки: в 2004 году компания передала Николаю Стремскому Саракташский фарфоровый завод, — некогда одно из крупнейших предприятий в поселке, которое в 1990-е пришло в упадок. На первых порах на «фаянчике» работали воспитанники Стремского; вскоре завод окончательно разорился, и на его месте «Газпром» построил для детей Стремских физкультурный центр. В 2015 году компания подарила семье детскую площадку. Руководителей «Газпрома» саракташский настоятель из года в год поздравлял с праздниками, отмечает собеседник в его окружении.

В компании «Газпром добыча Оренбург» «Холоду» сказали, что «периодически оказывали обители благотворительную помощь». «Например, в 2012 году во время велопробега подарили детям велосипеды, по заявлениям Стремского ежегодно для питания детей выделяли по 100-150 тысяч рублей, на Новый год наши представители с Дедом Морозом ездили поздравлять детей и вручали им сладкие подарки. Это основная помощь за последние годы», — сообщили в пресс-службе, уточнив, что «спонсором» обители компанию «назвать нельзя». При этом, по словам бывшего областного чиновника, финансовая помощь обители со стороны «Газпрома» была постоянной и не ограничивалась афишируемыми подарками.

Не оставались в стороне и другие госкомпании. Например, в 2006 году РЖД пожертвовала обители храм-вагон с надписью на борту: «Русь святая, храни веру православную, в ней же тебе утверждение!». В нем саракташские священники, разъезжая по области, венчали и причащали православных. РЖД собеседник «Холода», близкий к администрации района, называет спонсором строительства одного из расположенных на территории обители храмов (в региональном подразделении РЖД на запрос «Холода» не ответили). В 2006 году Николай Стремский освятил здание оренбургского железнодорожного вокзала; на сайте обители сообщалось, что у городского отделения Южно-Уральской железной дороги и обители «дружеские связи».

В 2003 году один из банков купил семье Стремских автобус. Ключи священнику и его супруге на рождественском вечере в Храме Христа Спасителя в Москве вручал лично Патриарх Алексий II. «У этих детей чистые души; я видел, как они молились. Уверен, что на новом автобусе они совершат множество душеспасительных и интересных паломнических поездок», — напутствовал он семью.

Авиакомпания «Оренбургские авиалинии», в свою очередь, в 2013 году подарила обители списанный самолет Ту-134. В нем устроили детское кафе. Спустя четыре года журналисты обнаружили на «Авито» объявление о продаже в Саракташе уникального бизнеса — кафе-самолета. Пользователь по имени Николай продавал и другие объекты: кафе, магазины, дома, ретро-автомобили и даже асфальтобетонный завод. «Не знаю, кто там что размещает. Очередная какая-то провокация», — так отреагировал священник на вопрос журналистов, а спустя десять минут объявление было закрыто.

Жители поселка до сих пор любят рассказывать байку о том, как священник разъезжал по Саракташу на «американском военном хаммере с пулеметом на крыше». «Все ему вечно припоминают два хаммера. Один ему, я помню, кто-то отдал… Они были настолько старые! Ну, покатался он на этих хаммерах, а потом продал, купил елки, в обители посадил», — отвечает критикам Стремского экс-секретарь обители Елена Плешакова.

Построенная священником обитель постепенно обрастала бизнесом. Сейчас свадьбы в Саракташе празднуют в банкетном зале на втором этаже большого универмага, расположенного на углу обители; поминки справляют в ресторане «Русский дворик» неподалеку. Оба заведения связаны с Николаем Стремским. Здание универмага и участок под ним, согласно данным Росреестра, принадлежат самому священнику; «Русский дворик» стоит на земле некоммерческой организации «Обитель милосердия», чеки там выдают от имени ИП Дарьи Окуневой — так зовут одну из старших приемных дочерей священника. На нее же оформлен магазин «Татиана» в двух шагах от обители: кроме продуктов и хозтоваров, там можно купить кресты и свечи. Популярное саракташское кафе-бар «Николь», у которого по ночам собираются шумные компании, и одноименная гостиница зарегистрированы по тому же адресу, что и ООО «Николь», принадлежащее племянникам Стремского Евгению и Николаю. По адресу бывшего фаянсового завода теперь числятся еще одна гостиница и салон ритуальных услуг.

Постояльцев гостиницы «Саракташ», расположенной через дорогу от храмового комплекса, каждое утро будят колокола. В тех же комнатах, где теперь останавливаются паломники, раньше под колокольный звон просыпались мальчики-воспитанники Николая Стремского. Под гостиницу один из детских корпусов он переделал, когда большинство его приемных сыновей уже выросли. Рядом со стойкой регистрации — два портрета: Владимира Путина и министра обороны Сергея Шойгу. Гостиница, расположенная на принадлежащем церкви участке, оформлена на соратника Николая Стремского — казака Алексея Земскова.

При всей любви к демонстративной роскоши, финансовые дела у Стремского далеко не всегда шли хорошо, — священник неоднократно влезал в крупные долги. В последние годы для получения кредитов он даже несколько раз закладывал свои дорогие машины — Mercedes-Benz, Lexus и другие. По данным сервиса «Картотека», последний раз два своих «мерседеса» Стремский заложил в июне и августе этого года.

«Еще в 1990-е годы прошлого века православный батюшка, имя которого история не сохранила, в селе Черный Отрог Саракташского района Оренбуржья, договорившись с местным трактористом, увлек бюст и постамент Ленина в речку», — услышав такую историю, жители Саракташа легко смогли бы предположить, о ком в ней идет речь. С Лениным в здешних местах случались и другие злоключения.

Рано утром 17 июля 2015 года — в годовщину казни царской семьи — жители Саракташа проснулись от резких звуков, похожих на выстрелы. «Мне позвонили, сказали: кто-то расстрелял памятник Ленину. Я сразу сорвался на место происшествия, — рассказывает бывший глава саракташского отделения КПРФ Николай Пономарев. — Там уже работали полицейские. Я увидел валяющиеся на земле гильзы и фрагмент пули, сам памятник был в выбоинах». О том, что памятник Ленину расстреляли, местные издания сообщали со ссылкой на областное управление МВД.

Однако спустя три дня полицейские сами же опровергли эту информацию, заявив, что Ленина не расстреляли, а постучали по нему молотком. Стучавший тоже нашелся: им оказался ранее шесть раз судимый житель Саракташа.

Между тем некоторые жители поселка уверены, что нападение на памятник было делом рук Николая Стремского, который открыто ненавидит советскую власть и называет Ленина «дьяволом». По словам сотрудницы отдела по канонизации святых Оренбургской епархии Елены Банниковой, именно Стремский, возглавивший этот отдел в 2010 году, организовал в области работу по поиску сведений о репрессированных христианах; на основе воспоминаний их родственников и документов из архивов ФСБ был составлен список репрессированных, в котором сейчас больше 1500 имен. Священник также написал на эту тему книгу. На территории обители он поставил памятный крест с именами репрессированных, а улицу Комсомольскую, где расположен главный вход в обитель, предпочитает называть Троицкой.

В местном отделении КПРФ утверждают, что еще в 2010 году Стремский пытался стащить памятник Ленину с постамента, накинув на него веревку и привязав ее к своему «хаммеру», — но довести дело до конца ему не дала охрана парка. По словам коммунистов, администрация тогда замяла инцидент.

В отличие от членов КПРФ, остальные жители поселка относятся к непростым отношениям Стремского с Лениным скорее как к безобидной причуде. «У него одна фишка была: когда напивался, пытался стащить памятник Ленину. Ну, что ж поделать! Маленькие шалости… — говорит местный житель, представившийся Валерием Николаевичем. — То, что он выпивоха, — так все мы любим выпить, жизнь такая. Ничего грешного в этом нет! Наоборот даже: это говорит о том, что человек, так сказать, близкий к народу».

Прощали соседи священнику и тягу к показной роскоши. Одни объясняют это тем, что Стремский много кому в поселке помог; другие напоминают, что до его появления про Саракташ никто даже не слышал. «Тут ничего не было. Все это он построил», — говорит Вячеслав Бердников, который работал прорабом при возведении обители. Сам он в церковь не ходит, но Стремского считает «мужиком честным».

«Даже если и бандитские какие-то [деньги] были [вложены в строительство], это лучше, чем если бы они их где-то на Мальдивах прогуляли. А дело это сотни лет будет здесь стоять. Я как патриот Саракташа скажу: до этого вообще никто не знал Саракташ! Пустынный поселок какой-то в степи, заброшенный, убогий, — говорит Валерий Николаевич. — А сейчас, когда передают периодически погоду по телевизору, там на заставке оригинальные городки типа Суздаля… И Саракташ среди них периодически проходит! То церковь покажут, то гимназию. И приятно смотреть».

Одна из прихожанок церкви добавляет, что деньги Стремскому «Бог давал — через людей».

Он не хотел, чтобы мы испортились

По словам Николая Стремского, многие из усыновленных им детей были «трудными». Священник любил рассказывать историю о том, как приемные мальчики во время первой же службы в храме обчистили набожных старушек. Вспоминал он и другие случаи: «Подарил кролика Петьке и Пашке: нате, радуйтесь, ребята. Вдруг утром иду на службу — глядь, кролика нет. Выхожу — а он перед калиткой лежит, зарезанный ножом. Оказалось, у Петьки папа собак любил кушать». Священник говорил, что у него был сложный период, когда он думал, не отдать ли детей с девиантным поведением обратно в детдом, но в итоге пришел к выводу, что «по молитве божьей благодать побеждает страшные гены».

Всех приемных детей, независимо от национальности, священник крестил. Вся семья ежедневно собиралась на вечернюю молитву в храме. Детей исповедовал сам отец Николай. У воспитанников Стремских по два имени: одно — данное при рождении, другое — при крещении; в семье обычно пользовались вторым. Фамилию Стремских получали не все дети — только усыновленные и удочеренные; дети, взятые под опеку, могли сами взять ее себе в 14 лет, получая первый паспорт.

Бороться со «страшными генами» помогала не только молитва, но и жесткая дисциплина. Православная гимназия, в которой учились дети, расположена на территории обители, возле Свято-Троицкого собора. Детские корпуса и родительский дом — через дорогу, в соседнем квартале. Среди этих зданий воспитанники священника и проводили большую часть детства: выходить за пределы обители без разрешения было нельзя.

«Он не хотел, чтобы мы испортились. Все-таки мы тут воспитывались в церковной среде», — Константин Стремский, студент духовной семинарии, объясняет, почему считает необходимыми ограничения, которые установил в обители отец. «Как родители держат своих детей дома, так и он держал. Но не так, что на цепь посадил и никуда не выпускал, — выйти можно было. Со взрослыми, например», — говорит 28-летний воспитанник священника Роман Стремский.

«Телефоны отец, если находил, сразу ликвидировал: говорил, женишься — отдам с приданым. Против он был всякой этой техники, компьютеров, телефонов, — продолжает он. — Но иногда дарил сам. Смотрит, что уже человек соображающий, не будет во всякой фигне в интернете ковыряться, — дарил ноутбуки, телефоны, фотоаппараты». «Когда мы были младше, он интернет нам не разрешал, сразу говорил: там много грязи, вы еще насмотритесь, на ваш век хватит, — подтверждает Дарья Окунева. — Мне он разрешил, когда я уже поступила в институт, сказал: все, ты взрослая, — пожалуйста, благословляю тебе телефон».

Большинство детей жили в отдельном доме, но общения с родителями хватало, рассказывает Роман: «Отец кого-то в поездку в Москву брал, кого-то в город — посадит полную машину детей и едет. Зимой возил на Красную гору. На мотоцикле нас тут катал». После школы дети готовили домашнее задание и выполняли другие обязанности: убирались, готовили, занимались огородом, помогали на животноводческой ферме бабушке — матери Николая Стремского, монахине Маргарите. Из развлечений — кино, книги и игры. «Шахматы, в основном, все любили, — говорит Роман Стремский. — Отец постоянно как сядет с кем-нибудь из пацанов… Или на улицу придет, поставит доску, в кучу все собираются — сидим, наблюдаем, как играют. До-о-лго мог играть».

До того, как его забрали Стремские, Роман жил в детдоме. «В детдоме ты не называешь никого мамой и папой, а тут мы называли. Ты в семье, в большой семье. Даже сотрудники, которые в обители работают, — их дети тоже называли [Николая и Галину] папой и мамой», — рассказывает он. На вопрос о том, можно ли назвать обитель просто «хорошим детдомом», иерей Сергий Котов отвечает: «Семейный детдом. Не забывайте слово «семейный»».

Главным наказанием за проступки всегда был труд, сходятся в рассказах взрослые воспитанники Стремского. Девочек он чаще всего отправлял убирать церковь: отмывать окна и полы, очищать подсвечники от воска. «Помню, как-то я провинилась — в школе я что-то сделала, что ли… И отец отправил меня на ферму на окраине Саракташа, которую семья тогда держала. За коровами убирать, за свиньями. Вот это было для нас жесткое наказание, мы так плакали, — неохота было», — вспоминает Дарья Окунева. Порой в качестве наказания Николай Стремский лишал детей развлечений: запрещал смотреть телевизор, забирал плеер. С мальчиками, по словам воспитанников, обходился жестче. «Методы наказаний у него были армейские: я после того, как послужил, прекрасно понимаю, откуда он их взял, прямо смешно. Например: от столба до столба выщипать все, чтобы ни одной травинки не было. Но это не издевательство ни в коем случае, а именно наказание», — рассказывает воспитанник священника, 29-летний военнослужащий Илья Стремский. «Помню, с пацанами конкретно в штыки встали, подрались… Отец в храме оставил, на колени поставил и сказал: читайте молитвы. Вот стояли, читали», — вспоминает Роман.

Сам Николай Стремский признавался, что «старался, конечно, без этого обходиться, но иногда приходилось и по заднице дать». По словам Романа, физические наказания были «как в семье любой»: «Накосячил — получи, отпороли — и свободен. Был бы один ребенок — он бы объяснил [словами], а тут сто человек, с первого раза никто не понимает». Воспитателям, добавляет он, «рукоприкладство было запрещено», — хотя «бывало, что воспитателя доведешь конкретно, — он тебе влепит». Не применяла физические наказания и матушка Галина; это делал только Николай Стремский — «на правах отца». Илья тоже признается, что «без кнута не обходилось», но уточняет, что «девочки никогда ремня не видели». «Девочек — максимум — мог поставить на колени в своем кабинете, — объясняет он. — На коленях стояли, да — но не на горохе. И меня самого он ставил, это в детстве было. Но он этим методом не пользуется уже лет десять точно. Последний раз у него ребенок на коленях стоял знаете когда? Когда у него еще, наверное, седины не было». «Так, чтобы бить, — это нет», — качает головой Дарья.

Правила в обители устанавливал отец, мать — Галина Стремская — никогда не играла первой роли, говорят дети Стремских. Главный герой фильмов об обители — тоже отец Николай; его супруга в кадре появляется редко — и чаще молчит. «Матушка была всегда немного на своей волне. Занималась хозяйством, огородом. Не то, что она была какая-то закрытая, — нет, всегда выходила к нам, общалась, писать иконы учила», — рассказывает Роман. Рукой Галины Стремской написаны иконостасы саракташских храмов; она выросла в религиозной семье и писать иконы начала еще в детстве. Один из старших сыновей Стремских теперь зарабатывает тем, что пишет иконы на заказ. «Маму мы все любим, но к папе я, например, всегда была ближе: все поездки — это всегда с ним», — говорит Вера. Cупруги Стремские в какой-то момент отдалились друг от друга, рассказывает 29-летний Илья: отец стал появляться дома редко, большую часть времени проводил в своем кабинете в обители, где обустроил и душ, и туалет.

При этом среди детей Стремского был подросток, которому он разрешал гораздо больше, чем остальным. Отец стал выделять Елену из других детей, когда она училась в выпускном классе православной гимназии, вспоминает Илья, который воспитывался одновременно с ней. «Сначала это выражалось в банальных вещах. Нам ведь было категорически запрещено выходить за территорию церкви. А она постоянно выходила. Покупала себе, как сейчас помню, парфюмерию, вся расфуфыренная была — вот эти вот женские прелести. Ей было дозволено то, что не дозволялось другим. Конечно, другим детям было завидно, — говорит он. — Когда все поняли, что Лена какая-то слишком приближенная, отец всегда говорил, что готовит ее как помощницу, как свою правую руку».

Когда Елене исполнилось 18 лет, она стала водителем отца; ее начали замечать разъезжающей по Саракташу на дорогих машинах. «Где какие тусовки в поселке, там везде Лена Стремская», — говорит один из местных жителей. Когда она вышла замуж, — супруга она нашла в духовной семинарии при обители, — отец построил ей, единственной из всех, дом по соседству со своим собственным. У пары родились трое детей.

В соцсетях Елена — зеленоглазая брюнетка с длинными волосами — чаще всего выкладывала свои фотографии в разных нарядах за рулем кабриолета. Именно она однажды оклеила золотой виниловой пленкой свой белый «Мерседес», говорит бывший секретарь обители Елена Плешакова, — «ну, любит девочка все блестящее». После того как фотография припаркованного у стен обители необычного автомобиля разошлась в интернете, за Николаем Стремским закрепилось прозвище «поп на золотом «мерседесе»».

С младшими детьми, которые были под ее присмотром, у Елены случались конфликты. «Она любила, конечно, повластвовать», — объясняет Роман. «Она ставила себя выше других, к другим относилась как к людям второго сорта, — утверждает Илья. — Я уверен, ни один из 70 детей не станет защищать Лену».

«Папка самое интересное стер»

В начале нулевых Стремский делился секретом воспитания детей: нужно «создать для них такую атмосферу, в которой не было бы искушений совершить преступление». «Где может ребенок попробовать сигарету или наркотик? В дворовой компании. Значит, не пускайте его во двор. Где может насмотреться порнографии? По телевизору. Значит, и телевизор возьмите под контроль», — советовал священник. Он признавался, что постоянно следит за тем, что смотрят дети, и расстраивается из-за непристойной рекламы. «Полгода дети просили показать «Титаник». Купил кассету, неприличные кадры стер и потом показал детям. Неделю все были в восторге, плакали, — рассказывал он. — А потом одна из старших девочек взяла да сказала: «Папка самое интересное стер!». Оказывается, она смотрела этот фильм полностью, когда еще жила в детском доме».

«Тема отношений мужчины и женщины была у нас табу. Даже в школе на уроках биологии этой темы совершенно никак не касались. Откуда появляются дети, каким путем они появляются, — из биологии эта тема была полностью изъята», — вспоминает Илья Стремский учебу в православной гимназии. Но остро вопрос секса, по его словам, в обители у его ровесников не стоял, — «атмосфера была слишком православная». «Не скажу, чтобы у нас мальчики где-то справляли свою нужду. Никто не говорил, мол, я уже созрел, я хочу, а ты мне запрещаешь. До того церковное воспитание было, что мы об этом не думали как-то, что ли. Просто знали, — что-то будет там [позже]», — поясняет он.

«Когда нам исполнилось по 12-14, мы начали, конечно: ночью через забор — и понеслась свободная жизнь. Стали взрослеть, понимать, гулять. Естественно, батя был против, — рассказывает, в свою очередь, Роман Стремский. — Он нам как говорил: исполнилось тебе лет семнадцать, понравилась девушка — приведи, познакомь и встречайся». Любые отношения требовали благословения отца, говорит и Дарья Окунева: «Я со своим будущим мужем когда начинала встречаться, привела его к папе, познакомила, и на все это он давал благословение. Но, как говорил, всему свое время: нет тебе 18 — нечего тебе делать».

Внебрачные отношения отец строго не приветствовал, добавляет Илья: «Если он видел, что он и она уже не могут, все, тыры-пыры, он настаивал на свадьбе. Не скажу, что насильно женили, выдавали замуж, но навязчивость была». О том, что созданием новых супружеских пар Стремский особенно гордился, свидетельствует и целый раздел со свадебными фотографиями на сайте семьи.

Отец продолжал спонсировать детей и после того, как они уходили из обители. Молодоженам помогал строить дома, приемным детям поначалу покупал квартиры, потом — комнаты в общежитии; оплачивал учебу. Помогал Стремский новым семьям и сохранять должный моральный облик, — в частности, рассказывал, что изымает у молодоженов диски с фильмами, которые считает «нехорошими»: «Насмотрится будущая мать ужасов про вампиров, и какой ребенок у нее родится?»

В обители мальчики и девочки жили и учились раздельно, но между собой пересекались — например, во время уборки; на праздники тоже все собирались вместе. За 30 лет Николай Стремский благословил два брака между своими приемными детьми. Возникновению отношений между воспитанниками он «не то что не препятствовал», а даже помогал. «Иногда я сам вижу, что они могут быть друг другу подходящие, и стараюсь условия такие создать, чтобы они могли друг друга заметить и полюбиться», — признавался священник. «Примелькались друг другу, кто-то на кого-то глаз положил. Тут около забора, там в церкви парой словечек обмолвились, проходит время и новость: у них свадьба скоро. Узнаешь и офигеваешь, — объясняет Илья Стремский, как эти пары сложились. — Но чтобы мальчики к девочкам по ночам захаживали, — такого однозначно не было».

Илья признается, что, «когда вышел в 16 лет в мир, чувствовал себя каким-то диким человеком». «Такая свобода, — ты можешь делать то, это, и ничего тебе за это не будет, и никто над тобой стоять не будет, говорить, что тебе рано с девочками встречаться, женись, — объясняет он. — Тут, оказывается, бывает на свободе такое понятие — секс».

«Не решились сразу штурмовать — побоялись анафемы»

В белоснежной ризе, расшитой золотом и красными цветами, Николай Стремский в сентябре 2015 года поднялся к алтарю прочесть проповедь. Склонившим головы прихожанам он рассказал о гонениях на православных христиан, которые, «начиная от рождества Господа Иисуса Христа и до сего времени продолжаются». Священник вспомнил о том, как «христиан убивали, на куски расчленяли, на кол сажали за веру христову», о «безбожнике Ульянове-Ленине», при котором «рушили храмы, выстреливали в священнослужителей». А затем перешел к событиям более актуальным.

«Сегодня враг рода человеческого действует через СМИ, когда пропагандирует всякое зло. Насилие, жестокость, разврат, распутство, — возвысил отец Николай голос, и прежде чем назвать следующий порок, на несколько секунд замолчал. — Пьянство». Он снова сделал паузу, несколько раз моргнул и сглотнул слюну. «В частности, наша полиция совсем распоясалась, саракташская полиция, — заговорил он. — До того распоясалась, что уже терзает… проявляет бесчиния даже по отношению к священнослужителям». По телевидению, продолжил Стремский, постоянно «говорят про одного батюшку, что он в пьяном виде был пойман якобы в автомобиле». «Все это ложь полнейшая! Это все тот же дьявол, который работает, который лжет, который клевещет!» — возвысил голос отец Николай.

Этим батюшкой был сам Николай Стремский. За несколько дней до этого по всем телеканалам, включая «Россию 24», показали видео: полицейские за руки и за ноги выносят раскрасневшегося седовласого Стремского из его особняка, — рубашка на нем задралась, живот оголился. Этот ролик был смонтирован с другим: на нем сотрудники ГИБДД подходят к машине Стремского и о чем-то пытаются поговорить с ним через окно, но он нажимает на газ и уезжает, пересекая перекресток на красный свет. По версии МВД, патрульные заметили автомобиль Стремского, припаркованный под знаком «Стоянка запрещена», и попросили его выйти из машины, но он скрылся, — поэтому задерживать его пришлось у него дома.

«Когда батюшка заехал на свой участок, закрыв ворота перед носом у патрульных, те не решились сразу штурмовать обитель — побоялись анафемы. Поехали в районный отдел полиции — спрашивать у начальства, что делать, — говорит собеседник, близкий к районной администрации. — Начальство им говорит: езжайте и задерживайте. Пока суд да дело, прошло время. Именно за это время, как утверждает Стремский, он и выпил — у себя дома. Так что, может быть, он и был за рулем пьяный, но как доказать? Патрульные сплоховали».

Свою проповедь, посвященную этому эпизоду, Стремский завершил так: «Некоторые власть имущие… Заказали меня в полном смысле слова! Заказали и конкретно прессуют». Попросив прихожан на выходе из храма оставить подпись в его поддержку, Стремский воскликнул: «С нами бог!». «С нами бог!» — закричал в ответ кто-то из прихожан.

Областная полиция после происшествия распространила информацию о том, что Стремский за девять месяцев был оштрафован за нарушение правил дорожного движения 10 раз, а в прошлом его уже лишали прав за пьяную езду в Москве. Спустя три месяца районная полиция возбудила против священника уголовное дело, — но прокурор района отменил это постановление, сочтя его необоснованным.

Руководитель оренбургского управления МВД Михаил Давыдов встал на сторону районной полиции, заявив, что сотрудники действовали в рамках закона, а отмена постановления — «это чисто технические вопросы; наши сотрудники доработают». Однако уже через десять дней саракташская полиция закрыла уголовное дело.

«Спустя год, в ноябре 2016, я брал интервью у Михаила Давыдова и задал ему вопрос о том, почему сошло на нет дело Николая Стремского, — он обошелся общими фразами, ушел от ответа. Было понятно, что он не может публично сказать то, что хочет», — говорит заместитель главного редактора «Эха Москвы» Максим Курников, который в то время работал в оренбургском филиале радиостанции.

Быстро разрешились и проблемы Стремского с РПЦ. Сразу после скандала с задержанием священника митрополит Валентин — на тот момент руководитель епархии — отстранил его от богослужений «до раскаяния». Однако уже спустя месяц Валентина отправили на покой, а на его место пришел митрополит Вениамин, который снял с Николая Стремского запрет на богослужения.

Не 1937 год на дворе

Несмотря на то, что делу против Стремского не дали хода, начатая МВД «травля», по его словам, не прекратилась. В мае 2016 года священник составил письмо (есть в распоряжении редакции), в котором перечислил все проявления «тайной кампании» против него. Главным своим преследователем он назвал руководителя саракташской полиции Александра Столярика, который занял эту должность в 2014 году. По словам Стремского, Столярик действовал «не без одобрения» своего начальника Михаила Давыдова.

По словам близкого к районной администрации собеседника «Холода», на первых порах Столярик, которого перевели в Саракташ из соседнего района, дружил с Николаем Стремским, но затем между ними произошел конфликт: по утверждению собеседника, причиной ему стала любимица священника Елена Стремская. Собеседник в обители, хорошо знакомый с Николаем Стремским и его дочерью, также предполагает, что причиной ссоры могли стать отношения Елены с Александром Столяриком. «Хоть Лена и взрослая девочка, это не совсем как бы нормально — такие отношения, — говорит он. — Пока отец Николай был в командировке, Лена приводила его к батюшке домой. Естественно, его это возмутило. Батюшка имеет такое свойство, — обличить мог этого Столярика прилюдно».

По словам Стремского, незадолго до его показательного задержания Столярик заявил, что не бывать больше в Саракташе «поповскому авторитету». В письме священник также утверждал, что один из полицейских, встретив на улице в разгар скандала его сына, спросил: «Что, конец эпохи попа? Сняли с настоятеля, теперь и бизнес заберем». «Вопрос — какой бизнес? Здания кафе и магазина, гостиницы (бывший корпус для детей), которые сдаются в аренду, чтобы иметь хоть какие-нибудь деньги на покрытие малой части расходов на содержание обители. Этих денег не хватает, — написал священник. — Люди видят внешнюю сторону, мнимый достаток. Но не задумываются, сколько денег необходимо в месяц на содержание обители (дома милосердия, гимназии и т.п.) и где их взять». Из-за скандала с его задержанием обитель стала получать гораздо меньше пожертвований, отметил он.

Но этим, как утверждал Стремский в документе, «гонения» не исчерпались: в январе 2016 года в районную прокуратуру на него якобы поступила жалоба, подписанная несколькими саракташцами. На что именно они жаловались, священник не уточнил, но написал, что их «возмущения» были «похожи на план-схему действий и проверок, составленных иным лицом», и охватывали всю его деятельность. «Столярик нашел лжесвидетелей, которые подписали готовый текст, — написал Стремский. — Со слов людей (заявителей), их просто попросили люди в форме». Священник утверждал, что Столярик «пробивал» его недвижимость, следил за движением средств на личных счетах и счетах обители, просил органы опеки лишить его родительских прав, что спровоцировало многочисленные проверки со стороны государственных органов. «На меня активно собирается компромат, я нахожусь в разработке под грифом секретно», — сообщал священник, уточняя, что информации о нем «органами» собрано «три тома», которые готовятся к отправке в прокуратуру.

В письме Стремский подчеркивает, что на нервной почве у него обострилась болезнь — псориаз, и просит «остановить этот произвол, гонение, — в конце концов, не 1937 год на дворе». Бывший секретарь Николая Стремского Елена Плешакова, которая предоставила «Холоду» этот документ, сказала, что письмо было написано в «федеральные силовые структуры».

В декабре 2016 года, через год после неудачной попытки возбудить уголовное дело против Стремского, Александр Столярик вышел в отставку и уехал из Саракташа (комментарии он давать не стал). Спустя два года он вернулся в полицию, но уже в другой район Оренбургской области. Михаила Давыдова в июле прошлого года перевели из Оренбурга на аналогичную должность в его родной Пермский край. Отношений Стремского с МВД это, однако, не улучшило.

Плешакова, которая работала у Стремского с 1990-х годов, говорит, что сотрудники правоохранительных органов его ненавидели. «Они думали, что ему с неба все сыпется и сыпется, и он в богатстве купается», — объясняет она. В подтверждение она рассказывает о случае, который произошел со Стремским в декабре 2017 года, — о нем ей рассказывал сам священник. По его словам, во время перелета из Москвы в Оренбург он услышал в самолете разговор троих мужчин, которые обсуждали, как его «убрать». Вернувшись, священник составил обращение в ФСБ (есть в распоряжении редакции), в котором пожаловался на угрозы. Он указал фамилии и инициалы говоривших и уточнил — «как можно предполагать из их разговора, [они сотрудники] местных внутриведомственных структур». Плешакова не знает, было ли письмо отправлено в ФСБ. «Холод» нашел двух пассажиров, с которыми летел Стремский, — они оказались не сотрудниками силовых структур, а предпринимателями. На вопросы «Холода» они не ответили.

Одновременно с конфликтом с полицией у Стремского начались проблемы в семье. В 2014 году умер его брат Виктор, который курировал строительство в обители; священник был сильно к нему привязан. Именно тогда Стремский начал много пить, признает его сын Роман: «Раньше-то он алкоголем не увлекался, это в последнее время: болезнь [псориаз], да брат помер». Ко всему прочему, священнику стало сложно справляться с младшими детьми, говорят в обители.

Последних детей супруги Стремские забрали из детдома в середине нулевых. Больше решили не брать — возраст уже не тот; священнику к тому моменту перевалило за 50. К 2019 году в семье Стремских остались девять детей подросткового возраста — семь девочек и два мальчика.

«Баловал он их, — рассказывает один из прихожан Свято-Троицкой обители о том, как Николай Стремский относился к младшим детям. — Меня как-то раз удивило: девчонка, лет шестнадцать, в короткой юбке пришла на службу на Пасху. Я говорю: а что это за такая красавица? А мне говорят: это батюшкина дочка, и вроде никто ей не может и сказать ничего».

Елена Плешакова говорит, что первые приемные дети к Стремским попали в сознательном возрасте — и у них уже «был свой маленький неудачный жизненный опыт». «С такими детьми работать сложнее, и конечно, были строгие ограничения», — объясняет она. Младшие же дети были взяты в семью Стремских в совсем раннем возрасте, поэтому правила для них были гораздо мягче, — и «отец Николай их избаловал».

«Они не могли даже помыть полы. Раньше мы все сами делали, а теперь они привыкли на всем готовеньком. Он им даже нанимал поваров! — подчеркивает Илья Стремский. — Если бы у нас были такие условия… Фу-ух, я бы, наверное, не уходил оттуда, не женился, а все жил бы там, жил и жил». «Папа даже ругаться не умел. Все ссоры обычно заканчивались так: «Ну, иди, купи мороженое»», — утверждает 17-летняя Вера. Запретов в семье Стремских тоже стало меньше. «Когда пошли все эти модные штаны рваные, — он не любил такого. Девчонкам [можно было носить только] юбки, штаны нельзя было, — вспоминает 28-летний Роман Стремский. — А сейчас смотрю — уже по барабану».

При этом священник по-прежнему требовал выполнения некоторых правил: например, нельзя было без разрешения выходить за пределы обители. «С благословения можно было пойти погулять в Саракташ. Попросишь у папы — он отпустит на час, на два, но до темноты надо быть дома», — рассказывает Вера. Некоторые девочки, тем не менее, нарушали правила, установленные отцом, — «бегали к мальчикам, зависали в телефончиках», говорят в обители. «На детей из нашей семьи в поселке смотрели так — типа мы не пьем, не курим… Они, я думаю, захотели показать, что ничем не отличаются, что могут где угодно бегать», — говорит о сестрах Вера.

«Рычагов воздействия на детей» у отца не было, утверждает Илья Стремский. «Как-то я с ним разговаривал во время отпуска: ты знаешь, говорит, сейчас с детьми намного сложнее. Поколение, говорит, не то, — не то что вы были у меня, — вспоминает он одну из бесед с отцом. — Методы воспитания, которые я применял на вас, с ними уже не прокатывают. И пожаловаться могут, — время сейчас такое, тут уже и поругать нельзя. Я даже девочкам не могу, говорит, запретить ходить в штанах. Хотя он был ярый противник этого. И косметику они применяли, — а в наше время это пресекалось категорически».

Кроме того, дети «стали заявлять отцу: ты нас взял под опеку, давай нам наши опекунские», отмечает Елена Плешакова. «У них было потребительское к нему отношение», — говорит она, добавляя, что некоторые дети даже начали «таскать деньги» у отца, — «но он их прощал». «Мы ему говорили: пишите заявление в полицию. Он этого не сделал: «Как же, им же расти, их же поставят на учет…» — объясняет она. Факт как минимум одной подобной кражи подтверждает и другой источник в обители. «Они им манипулировали, как куклой на шарнирах: пап, дай деньги, а вот не дашь, а я вот это, а вот то», — говорит Илья Стремский.

Все завершилось скандалом. В августе прошлого года три подростка — Лиза, Злата и Инна — в очередной раз в ночное время убежали из обители, не спросив на это разрешения отца. С просьбой найти их и привезти домой Николай Стремский позвонил дочери Елене, которая в этот момент была в гостях вместе с мужем Виктором, — они как раз жарили шашлыки, рассказывает адвокат Елены Татьяна Елисеева. Девушка нашла сестер уже после 11 часов вечера, — и решила их проучить. «Лена нашла их и привезла в гараж. Сказала: «Постойте, подумайте над своим поведением»», — рассказывает Вера. СК обвинило Елену и Виктора в том, что они «заперли» девочек, но Вера подчеркивает, что это не так: «Они стояли там открытые, никто их не закрывал, двери были открыты». Елисеева отмечает, что гараж, в который привезли девочек, запирается только изнутри. Об этом же говорят местные жители. По словам адвоката, Елена отвезла младших сестер домой через три часа; при этом в постановлении СК, которое она цитирует, говорится, что «в период с 20 по 31 августа Стремская вместе с Щербаковым нанесли трем девочкам побои и удерживали в течение продолжительного времени в гараже, лишив их возможности обратиться за помощью».

Стремский, по ее словам, «очень долго колебался», но в августе прошлого года все же составил письмо в отдел опеки (есть в распоряжении редакции), попросив освободить себя от обязанностей опекуна двух девочек — Златы и Инны (Лиза была удочерена). В письме священник сослался на то, что у него и его жены проблемы со здоровьем, а дети «полностью вышли из-под контроля». «Основная проблема в том, что в свои 14 лет они систематически самовольно уходят из дома в вечернее и ночное время, при этом приходят домой в 24 часа или под утро. Активно встречаются с мальчиками, их подвозят до дома на машине (даже не такси), — написал священник. — Инспектор по дисциплине гимназии постоянно их вылавливал в разных местах Саракташа». В письме Стремский жалуется, что девочки «не могут понять, что у ребенка, кроме прав, есть еще и обязанности по отношению к людям, которые их вырастили». «Склоняют остальных детей к непослушанию и ночным гуляниям. Стали воровать деньги. Имея все необходимое, считают, что я обязан давать каждому ребенку на руки опекунские, — продолжает он. — Все эти факты, включая ночные похождения, вызывают опасение за их жизнь. До их совершеннолетия еще три с лишним года — это достаточно большой период времени. Считаю, что им полезно находиться под контролем в специальном учреждении».

Однако письмо Стремский так и не отправил, говорит Плешакова. Вместо этого он устроил Лизу и Злату в интернат в селе Черный отрог, в двадцати минутах езды от Саракташа. Там они стали учиться в коррекционном классе. «У них были проблемы в школе, их переводили на седьмой вид обучения, это класс коррекции, — объясняет Дарья Окунева. — Он отправил их в специализированную школу, откуда они не смогут убегать, и где с ними будут работать психологи. Они были очень обижены [на отца]». Третью беглянку, Инну, которая «нормально училась», отец отдал на пару месяцев в реабилитационный центр «Маячок» на окраине Саракташа, — «просто проучить», говорит Окунева. На сайте учреждения говорится, что там временно живут дети, в семье которых возникли проблемы.

Инна вскоре вернулась в семью; Лиза и Злата приезжали в обитель на каникулы. От обязанностей приемного отца и опекуна Стремский так и не отказался. «У него была мысль, что их надо дорастить, выпустить, — говорит Плешакова. — И эти же дети его погубили».

«Они спросили ты его папой называешь?»

На перекрестке возле детского реабилитационного центра на окраине Саракташа пасется коза. Она ходит кругами вокруг композиции из автомобильных шин, раскрашенных под матрешку. «Велено не пускать. У директора прокуратура из города», — говорит охранник, выглядывая из калитки с вывеской «Маячок».

В этот центр осенью прошлого года попала 14-летняя дочь Стремского Инна — после того самого ночного побега. Вместо православной гимназии она стала учиться в школе №3, которая находится здесь же, за углом.

В конце октября 2018 года в эту школу пришли два человека в форме, которые представились сотрудниками Центра по противодействию экстремизму областного управления МВД, рассказывает социальный педагог Яна Ионова. Они попросили ее найти девочку из «опекунской» семьи, назвав примерный возраст: восьмой или девятый класс. Учительница просмотрела списки учеников и дала полицейским имена нескольких школьниц, которые подошли под описание; в их числе была и Инна. Сотрудников Центра «Э» заинтересовала только она.

«Пригласили Инну, сперва беседовали при мне. Спрашивали, как она живет в центре, как они там пользуются телефонами. Девочка сказала, что телефоны у них там забирают, выдают только ненадолго позвонить, — рассказывает учительница. — А потом он [полицейский] попросил буквально несколько секунд поговорить с ней наедине. Я, конечно, в нарушение правил… Я ему еще сказала: вы же не имеете права без педагога с несовершеннолетней разговаривать. Но [он] как бы сотрудник полиции, — они же сами должны знать и соблюдать законные требования. Растерялась, сказала: на одну секунду ладно». По словам Ионовой, «они поговорили недолго, буквально несколько минут». Когда прозвенел звонок, к педагогу подошла воспитательница из «Маячка», которая дежурила в школе. «Я говорю: такая ситуация, меня это волнует, почему они наедине, меня вытолкали фактически, — рассказывает Ионова. — Она попросила войти, а они [полицейские]: щас-щас, секундочку. В итоге мы зашли. Девочка была взволнована, она говорит: мне срочно надо позвонить. И, видимо, у кого-то попросила телефон».

Педагогам девочка ничего о содержании разговора не рассказала. Сотрудники Центра «Э» пояснили им, что кто-то из детей в «Маячке» «что-то написал в соцсетях» с общего телефона, но Инна об этом «ничего не знает», и «в общем, все нормально». В пресс-службе оренбургского УМВД отказались отвечать на вопросы о визите полицейских в школу, предложив адресовать эти вопросы главному управлению СК.

Спустя год, когда отца задержали, Инна рассказала о содержании того разговора уже публично, записав видеоролик. По словам девушки, полицейские, оставшись с ней наедине, сказали, что им «нужна ее помощь». «Сказали: расскажи нам все про папу, и в жизни у тебя все будет хорошо», — говорит девушка на видеозаписи. По ее словам, полицейские несколько раз спрашивали ее, «пьет ли папа, домогается ли до детей», и предлагали помощь с поступлением в институт в обмен на информацию. Кроме того, девушке, по ее словам, пообещали подарить телефон. «Они спросили: ты его папой называешь? Я сказала: конечно, папой. Он мой отец», — добавила Инна.

По ее словам, сразу после разговора с полицейскими она позвонила Дарье Окуневой и попросила предупредить о случившемся отца. А представители Центра «Э», по ее словам, поехали в интернат к Лизе и Злате. «Я связалась с ними. Они сказали, что [полицейские] откуда-то узнали, что я позвонила Даше и [все] рассказала», — сообщила девушка. К Лизе и Злате действительно обращались с предложениями рассказать об отце — в обмен на то, «что новые телефоны им купят и все в жизни у них будет хорошо», — говорит другая дочь Стремского, Вера. Она ссылается на слова самих сестер.

На вопрос снимавшего видео племянника Николая Стремского Евгения, откуда в деле ее показания, Инна отвечала возмущенно: «Я вообще не понимаю, откуда они взяли это обвинение. Сказали, что заявление написано от моей руки. Я этого вообще никогда не писала. Я вообще не знаю! Меня папа изнасиловал, домогался, — такого в жизни никогда не было! Я вообще не понимаю, откуда они это взяли. Потому что я никогда не писала, я никогда ручку не брала у них!».

Адвокат Татьяна Елисеева рассказывает о случившемся несколько иначе. Елисеева сообщила «Холоду», что разговаривала с Инной, и та ей призналась, что в августе 2018 года, сразу после побега и последовавшего за ним семейного конфликта, она, Лиза и Злата пошли в полицию и пожаловались на то, что их удерживали в гараже; по факту этого заявления полицейские проводили проверку. Самого документа Елисеева не видела, но Инна заверила ее, что на домогательства никто не жаловался. При этом позже, когда сотрудники полиции пришли к Инне в школу, она отказалась давать показания против отца, подчеркивает адвокат. Почему, несмотря на это, девочка фигурирует в деле как потерпевшая, — «загадка», говорит она. Про двух других девочек — Лизу и Злату — Инна на видео сказала, что они, в отличие от нее, могли приехавшим к ним полицейским «что-то лишнее сказать». Лиза, по ее словам, из-за перевода в интернат «была сильно злая на папу, — возможно, она начала там что-то приукрашивать».

По словам Окуневой, когда детей забирали из обители, про Инну почему-то забыли, и она несколько дней прожила у нее дома. Представители опеки приехали за ней только после публикации видео. Окунева отмечает, что они собирались отправить Инну в оренбургский детдом, где содержатся остальные дети, но та вновь начала заявлять, что она «за папу» и будет доказывать, «что ничего этого не было», и после этого ее определили в реабилитационный центр в поселке.

«Самая младшенькая наша родилась в местном роддоме от пятнадцатилетней матери, которой ребенок этот совсем не нужен, — рассказывал Николай Стремский про свою последнюю приемную дочь Лизу. — Бросила, не обернувшись… Это все от неправильного воспитания». Девочку священник взял в семью, когда ей было всего несколько дней. По словам Ильи Стремского, фактически «личной няней» Лизы была старшая сестра Елена — «воспитывала, попу подтирала».

Когда в 2015 году Николая Стремского задержала полиция, его младшие дети, которым тогда было по 11-13 лет, всерьез испугались. «После того, как папу отстранили [от богослужений], мы стояли на коленях, молились. В каждой игровой комнате есть небольшая иконка. Мы молились, и Лиза сама мне говорила: если с отцом еще раз что-то плохое случится, мы все за него встанем, — вспоминает Вера. — Я этот момент навсегда запомню. Даже воспитательница зашла, удивилась: чего это дети на коленях стоят».

Спустя четыре года, когда Николая Стремского вновь задержали — и на этот раз отправили в СИЗО, — его дочери узнали, что Лиза написала заявление на отца, обвинив его в изнасиловании.

24 сентября, на следующий день после задержания Стремского, несколько его младших дочерей выясняли друг у друга в переписке подробности случившегося («Холод» знает об этом от источника, имеющего доступ к переписке; редакция убедилась в ее подлинности). Одна из девушек среди прочего рассказала остальным, что за последнее время в кабинете у отца уже два раза находили «жучки». По ее словам, их во время уборки обнаружила Елена Стремская: один был спрятан под столом, второй, в виде детских часов, принесла в кабинет к отцу одна из его младших дочерей — Юлия. В них обнаружилась камера. Девушка предположила, что ее названая сестра подложила их отцу по просьбе правоохранительных органов. Юлия сначала согласилась ответить на вопросы «Холода», однако затем удалила свой аккаунт.

Девушки также пытались узнать друг у друга, кто написал заявление на отца. Три участницы переписки сказали, что они показаний не давали; тогда все внимание обратилось на Лизу, которая промолчала. Девушка сначала уходила от ответа на вопросы сестер, а затем призналась, что она и несколько других детей подписали бумаги, которые им дали следователи. По ее словам, всего в деле были показания от шести детей; кроме того, у СК были стенограммы всех разговоров отца.

Сестры, узнав о ее заявлении, возмутились, что она подписала «брехню», и стали упрекать ее в неблагодарности по отношению к отцу. Лиза в ответ написала, что отец сидит не из-за нее, а из-за «ментов». «Нам дали подписать, мы подписали. А папу я люблю и любила. Я не могу забрать заяву, ну нельзя просто», — объяснила она.

Позже в ходе перепалки с сестрами Лиза написала, что Елене не стоило привозить ее в гараж, и что она предупреждала, что ей «вернется все». Кроме того, она добавила, что отец ее «правда» изнасиловал два года назад. В ответ сестры вновь обвинили ее во лжи, напомнив, что первый секс у нее, по ее собственному признанию, был год назад с ее парнем, и что после этого она даже покупала тест на беременность. Лиза пояснила, что про отца она рассказывала только Злате. Одна из сестер в ответ возразила ей, что Злата все ее «самые заветные» секреты пересказывала ей, и что, если бы это было так, она бы точно об этом знала. Девушка также сказала, что теперь жалеет о том, что «прикрывала» сестру, когда та стала спать с парнями.

Кроме того, Лиза сообщила сестрам, что у нее в детдоме все нормально, подчеркнув, что ей дают одежду и кроссовки, и «нет такого, что избивают детей, бухают». Другие девушки возмущенно возразили ей, что ее и в обители никто не бил, по крайней мере, «сильно», хотя родители и устали от ее ночных побегов. На это Лиза ответила, что не может больше говорить, так как рядом с ней следователи.

Адвокат Елены Стремской Татьяна Елисеева, которая координирует защиту всех трех обвиняемых, подтвердила «Холоду», что об изнасиловании заявила именно Лиза. Адвокат подчеркивает, что, по версии девушки, оно произошло «в ноябре-декабре 2017 года»; в СК же говорят о периоде с января по август 2018 года.

Елисеева обращает внимание и на другую странность: по ее словам, в постановлении о возбуждении уголовного дела упоминались только три ребенка — Лиза, Злата и Инна. Однако на следующий день в предъявленном обвинении было уже семеро пострадавших, более того, появилась новая статья УК — «истязание». Потерпевшим по ней проходит несовершеннолетний воспитанник священника Василий, который дал показания о нанесении ему телесных повреждений. В официальном сообщении СК об этом ничего не сказано.

Также Николаю Стремскому было предъявлено обвинение в совершении «развратных действий» по отношению к несовершеннолетним. По данным собеседника «Холода», связанного с обителью, речь может идти о видеозаписи, которая была снята некоторое время назад взрослой дочерью священника Еленой на ее телефон. По словам источника, на видео видно, как в спальню отца Николая, размахивая мухобойкой, заходит одна из его младших воспитанниц. Священник в этот момент спит, но затем просыпается и встает — полностью обнаженный. «Стремский спит раздетым из-за сильнейшего псориаза», — пояснил собеседник.

Татьяна Елисеева говорит, что адвокатам никаких видеозаписей не показывали. Однако со слов бывшей помощницы священника Елены Плешаковой она знает, что дочери Стремского часто заходили в его комнату, пока он спал, и без спроса брали его телефон и планшет. «В 2018 году Плешакова обнаружила в телефоне батюшки видео. На нем Злата сидит на кровати отца, пока он спит, положив ему руку на спину. Кто снимал данное видео, выяснить не удалось, никто не признался», — рассказала Елисеева. По ее словам, всю технику у арестованных изъяли.

Экс-адвокат Стремского Андрей Мышкин в день, когда облсуд оставил священника в СИЗО, сказал «Холоду», что ни свидетельские показания, ни стенограммы, которые есть в деле, не подтверждают вину Стремского: последние, по его словам, — это «разговоры ни о чем: с матушкой Галиной, с дочкой Еленой, еще с каким-то товарищем». Телефоны Николая Стремского и его супруги прослушивали с начала 2018 года, говорит Татьяна Елисеева; на каком основании велась прослушка, ей неизвестно. Адвокату удалось ознакомиться с тремя материалами — это разговоры Николая Стремского с супругой Галиной. По ее словам, сфотографировать расшифровки ей не позволили, но она запомнила отдельные фразы. «Он говорит: они всю душу из меня вытрясли, не знаю, что делать — бить их, что ли? — пересказывает она. — Мол, доводят меня, ударю — а кулак у меня сильный. Есть такая фраза: «Видит бог, я ее пальцем не трогал»». По словам адвоката, Николай Стремский, Елена и Виктор Щербаков на первом допросе отказались давать показания на основании 51-й статьи Конституции.

Взрослые дети Стремских говорят, что правоохранительные органы использовали «трудных подростков», которые не понимали, «что они творят». «Для меня все-таки основная версия, что это психологически кто-то поработал, — настолько взяли ребенка в оборот, что он не отдавал себе отчета в своих действиях: чем это обернется для отца и самого ребенка впоследствии», — предполагает Илья Стремский. После задержания священника опека «изолировала» детей от семьи; вживую с ними с тех пор никто не общался. Защитники Стремского чаще других винят в случившемся Лизу и Злату, которые, по их мнению, «подпортились» из-за интернета и «мальчиков».

«Мне Злата ничего не говорила насчет домогательств. Говорила, что он [отец] хороший», — сказал «Холоду» 16-летний Стас, с которым в последнее время Злата встречалась. Из подростков, которые сейчас находятся в детдоме, на связь с «Холодом» вышла только Лиза. На вопрос о том, писала ли она заявление на отца, девушка ответила сначала отрицательно, а потом — положительно: «Да. Писала. Меня никто не заставлял».

На просьбу рассказать о том, действительно ли в семье было сексуальное насилие, она ответила туманно: «Я папу любила и люблю, и, даже если это так, я ему все прощаю».

Во дворе обители, у ступеней храма с золотыми куполами, несколько телекамер. Перед ними — восемь взрослых воспитанников Николая Стремского, которые съехались в Саракташ из других городов, узнав об аресте приемного отца. «Никто нас не заставлял собираться в его защиту — мы сами это сделали. Ну разве, если бы человек был таким жестоким насильником, разве это было бы?» — сбивчиво говорит светловолосая девушка в розовом пальто. Это Дарья Корнилова, одна из приемных дочерей священника. «Я живу в Самаре, у меня замечательный муж, ребенок, и даже находясь на расстоянии, я всегда узнавала, как дела у папы, и… Вот моя сестра Надя, она с папой была рядом. Она говорит: Даш, ты представляешь, папа о тебе помнит, он постоянно спрашивает, говорит: а как там Даша? И она говорит: она уже родила. А папа говорит: вот это да! Это просто восхитительно, правда?» — голос у девушки срывается, она глотает слезы.

Посты в защиту Стремского пишут десятки его воспитанников. В открытом письме они заявляют, что, «воспользовавшись незрелостью подростков, кто-то целенаправленно фабрикует доказательства страшной клеветы». Священнику за 30 лет «на саракташской земле удалось выстроить настоящий православный царьград», но «кому-то кажется, что обитель купается в деньгах, кому-то его успех — как кость в горле», заключают они. О том, что Николая Стремского «заказали», заявила и его супруга Галина Стремская, напомнив о продолжительном конфликте священника с МВД. «В чем мы провинились, понятия не имею, наверное, бесам не угодили», — предположила она.

За Стремского, которого Следственный комитет объявил человеком с обширными связями с властью и криминалитетом, кроме семьи и жителей Саракташа, мало кто заступается. Новый губернатор Денис Паслер от священника сразу публично дистанцировался, заявив после его ареста, что «у нас светское государство, и закон един для всех». Митрополит Вениамин спустя два дня после задержания Стремского назвал его «специфическим человеком, от которого можно ожидать чего угодно», но позже эту цитату с сайта удалили. «Очень много [у отца] недоброжелателей. Даже со стороны епархии», — признает сын священника Денис Стремский.

Против Стремского выступил и протодиакон Андрей Кураев, который учился вместе с ним в семинарии: «Очевидно, у Стремского снесло крышу от вседозволенности. Высокие связи, награды, публикации и так далее, он селебрити, причем не местного уровня, а федерального. И вот начались неадекватные совершенно поступки… На местных форумах пишут, что его пристрастие к пьянству является общеизвестным уже несколько лет. Вот на этом фоне могли самые странные вещи произойти».

Если же «подросшие младенцы» Стремского оклеветали его, «значит, качество его воспитания не соответствовало рекламе», заявил Кураев: «Он сам воспитал своих палачей».