В марте вы выпустили худи и футболки с надписью «нерусский». В России это слово часто используют в дискриминационном контексте, но теперь люди разных национальностей с гордостью носят одежду с таким принтом. Почему вы решили это сделать?
Принт «нерусский» был ответом на то, что у нас в Элисте на Пагоде Семи Дней Буддийское сооружение на центральной площади Ленина в городе Элиста. В пагоде хранится молитвенный барабан — подарок от лам из монастыря в Индии. В 2019 году на территории комплекса «Пагода Семи Дней» прошла серия митингов против назначения мэром Элисты Дмитрия Трапезникова, который входил в руководство непризнанной Донецкой народной республики. появился большой билборд с надписью: «Я калмык, но сегодня мы все русские». Эта надпись меня триггернула. От преподавателя в университете, от бабушек на остановке я часто слышал: «Ты нерусский». Вспомнил, как мы по студенчеству дрались с правыми, которые ходили в футболках с надписью «я русский», и решил сделать надпись на футболках таким же шрифтом и так же его расположить. Эта история выстрелила, потому что множество людей в России сталкивались с дискриминацией. Слово «нерусский» сейчас как манифест — ты не принадлежишь к этой токсичности. Но мы не считаем, что надо кого-то отменить, мы не правые националисты с другой стороны.
Вы задумывали бренд 4 Oirad как площадку для политического высказывания?
Мы активно поддерживали демократическое движение и даже организовали один из митингов против ТрапезниковаВ 2019 году прошла серия митингов против назначения мэром Элисты Дмитрия Трапезникова, который входил в руководство непризнанной Донецкой народной республики. Его кандидатуру на пост мэра города предложили спустя всего пять месяцев с момента, когда Трапезников получил российский паспорт.. Мы делали транспаранты, наша страница в инстаграме стала сетевым рупором протеста: каждый день мы вели стримы с митингов. Эти эфиры привели множество людей на акции, молодые люди к нам присоединялись. Так что все сплелось.
Одежда с традиционными калмыцкими символами быстро нашла свою аудиторию?
Мы начали делать одежду в 2013 году, тогда я еще преподавал историю в университете. В Калмыкии все люди — жертвы глобализации: нам не хватало своего визуального кода, отражающего нашу культуру. Сначала магазин был нашим с женой хобби, способом творческого самовыражения. На первых порах мы сотрудничали с калмыцкими и бурятскими художниками, а сейчас большую часть работы делаем сами. Я занимаюсь принтами, жена моделирует: смотрит, как вещь будет выглядеть и сидеть.
Люди узнавали про нас через сарафанное радио, начали заказывать — особенно [частыми покупателями были] те, кто жил за пределами Калмыкии, потому что у них острый кризис самоидентификации. Тебя постоянно называют китайцем, корейцем, кыргызом — но ты же не этот человек. Нужно как-то сказать миру, кто ты. И когда ты надеваешь худи с буддистским символом, люди тебя идентифицируют. В эмиграции я тоже сталкиваюсь с кризисом самоидентификации: мне трудно объяснить немцам, почему я aus Russland, но не русский, а калмык.
А что насчет споров про культурную апроприацию? Как вы относитесь к тому, что ваш «визуальный код» станет частью гардероба людей других национальностей?
Если кто-то заимствует элементы твоей культуры и делает это круто, ты скажешь: «Крутой чувак, он знает про калмыков, респект ему». А если кто-то делает что-то некрасивое — наоборот. Я не думаю, что к этому стоит как-то институционально относиться, это дело вкуса.
Вся наша история и культура — это сплав уникальных заимствований из других культур. Допустим, у нас есть эпос «Гэсэр» – это пример культурной диффузии. Сказание о небесном царе и великом полководце пришло к нам из Тибета, а в Тибет пришло караванчиками из Средней Азии, которые ездили в Рим и рассказали историю про Цезаря. Получается, итальянцы должны нам сказать: «Ребята, вы культурно апроприировали нашего Цезаря! Откажитесь от своего народного эпоса „Гэсэр“». На самом деле круто использовать что-то из других культур. Главное понимать контекст.
После начала войны вы уехали из России и закрыли производство. Причиной была сама война или что-то еще?
Мы уехали из России в середине апреля, хотя вообще не планировали уезжать. Дома вся жизнь, весь бизнес. А потом какой-то добрый человек написал на меня заяву в ФСБ. По адресу регистрации стали приходить менты, пришлось срочно уехать из России. Сначала мы уехали в Монголию, дальше поехали в Турцию, после Турции была Грузия, а сейчас мы в Германии. Теперь я думаю, как организовать производство здесь.
Вы знаете, на что именно жаловался тот гражданин?
Насколько я знаю, он сослался на статьюСтатья 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства». о возбуждении ненависти или вражды. При этом на комментаторов наших постов во «ВКонтакте» можно завести не один том подобных уголовных дел. Реальные люди желали нам всем сдохнуть и жалели, что «не добили калмыков». Писали: «Правильно, что Сталин вас всех выслал, потому что вы — враги народа». Люди писали мне смски, угрожали мне и моей семье, — поэтому мне пришлось уехать.
Когда такие люди видят, что нацмены объединяются и что-то делают — для них это сразу русофобия. Есть они — титульная нация, и есть «братья наши меньшие», и с ними можно поступать так, как мы хотим. Но если «братья меньшие» начинают что-то вякать, то надо их наказать, дать им понять их место в социальной структуре Российской Федерации. Имперскость взращивается пропагандой и ложится на не очень высокий культурный и образовательный уровень. Народ фрустрирован войной, а тут ему дают простое объяснение — это все американцы, нерусские виноваты в проблемах всей страны.
Часто ли вы сами сталкивались с дискриминацией в России?
Я рос в Калмыкии, пошел там в школу. Учил историю России, с детства любил читать, ездил на всероссийские олимпиады и занимал на них места. Это позволило мне поступить в МГИМО без экзаменов. Многие люди из Калмыкии даже не задумываются, что между ними и другими людьми есть какие-то различия, приезжают в другой регион и говорят: «Налей мне белого чаяТак называют традиционный калмыцкий чай с молоком. », а их спрашивают, что это такое. Я тоже не думал о том, что я какой-то «не такой», «нерусский», пока не приехал учиться в столицу своей родины, где мне все на эти отличия указывали.
В студенчестве много сталкивался с расизмом. Меня выгнали из МГИМО со скандалом, я тогда послал на три буквы преподавательницу, потому что она назвала меня и еще нескольких человек нерусскими и не поставила нам зачет. Эти истории накладывают на тебя отпечаток, особенно если они происходят в подростковом возрасте.
После митингов в Калмыкии я снова приехал в Москву, потому что местная власть разозлилась и своим административным ресурсом решила выдавить всех ребят, кто участвовал в протестах. Когда искал квартиру в Москве, столкнулся с объявлениями на ЦИАНе: «сдается только славянам», «только русской семье». Из десяти объявлений восемь — таких. Звоню человеку, меня спрашивают, как меня зовут, я отвечаю: «Алдар». И мне говорят: «Не, мы таким не сдаем, вы, наверное, мусульманин». В итоге я снял большой цех, сделал из него лофт и стал жить там, потому что когда снимаешь как ИП, никто спрашивает какой ты национальности, главное, чтобы ты платил деньги. Я думал, что [вопросы о национальности] уже неактуальны в Москве, что так было в 2007-2011 годах. Но оказалось, что нет.
Самое страшное, что общественное мнение не порицает таких людей. Иногда в ленте вижу «хороших русских» или просто российскую либеральную оппозицию, и она ретранслирует такие же идеи. Некоторые деятели рассказывают, как должны жить национальные республики, не спрашивая у самих жителей республик — думают, что знают про нас все. Стоило бы сфокусироваться на реальной проблеме: на градусе расизма, шовинизма и ксенофобии в стране, из-за которых и стала возможна эта война.
После начала войны вы стали помогать калмыкам уехать от мобилизации. Как устроена эта помощь и продолжается ли она сейчас?
Когда началась мобилизация, мы были в Грузии, жили в шелтере. Я начал помогать, потому что волонтерская деятельность спасала от думскроллинга и самоедства. Начал писать активистам из разных организаций: нам очень помогли ребята из «Азиатов России», фонда «Свободная Бурятия».
Сначала мы организовали микроавтобусы, которые ночью вывозили людей из Элисты и их везли до границы [с Казахстаном]. Когда на границе стала скапливаться толпа, мы начали заказывать минивэны или просто машины. Потом сделали чатик очереди, чтобы мы могли подвозить людей [к границе], а дальше они сами находили машину, в которую можно сесть, чтобы выехать. У нас было 24 рейса, мы вывезли около 500 человек.
Когда выяснилось, что в очереди нет воды и еды, а люди стояли вторые-третьи сутки, мы отправили туда волонтеров, поставили палатки, сделали импровизированную кухню. Из Тбилиси организовать это все было максимально трудно. Еще мы сделали прокат великов, потому что на границе было окошко, через которое пускали на велосипедах. Мы купили какое-то количество великов, люди из нашего чата уже на месте на них садились, проезжали границу, искали машину на той стороне, которая возвращала велосипеды обратно.
Мы разделились на несколько направлений: кто-то информировал людей, кто-то занимался непосредственно трансфером, кто-то собирал деньги. Девчонки из Лондона сняли шелтер в Казахстане, чтобы ребята приезжали и сразу заселялись в хостелы. В Монголии нам очень помогал Тэло ТулкуДо недавнего времени почетный представитель Далай-ламы в России, Монголии и странах СНГ. Тэло Тулку Ринпоче высказывался против войны в Украине, а осенью уехал из России. 27 января лидера калмыцких буддистов признали иностранным агентом, на следующий день он объявил своем уходе с поста верховного ламы Калмыкии., который в то время тоже был там. Благодаря связям он помог с организацией шелтеров и легализацией в Монголии.
Еще есть шелтер в Мексике: сейчас гигантский поток людей незаконно пересекает границу с Америкой. В США люди тоже оказываются в непростой ситуации, но там еще со времени первой эмиграции есть устойчивая диаспора: в гражданскую войну из Калмыкии уехало много интеллигенции. В Америке есть города, в которых есть хурулы — храмы, вокруг которых создаются общины. В Америке есть Kalmyk Global Collective — это организация американских калмыков, которые выступают против войны и помогают нашим беженцам.
Лидер калмыцких буддистов Тэло Тулку осудил войну и уехал из России, в Элисте люди выходили на антивоенные пикеты. При этом регион перевыполнил план по мобилизации. У вас есть объяснение, почему так происходит?
Большая часть населения Калмыкии считает, что это не наша война, это воюют украинцы и «русский мир». У многих людей в Калмыкии есть прививка, у нашего народа коллективная травма после депортации В 1943 году Калмыцкую АССР ликвидировали, поделив ее территории между Ставропольским краем, Сталинградской областью и созданной Астраханской областью. После этого этнических калмыков принудительно выслали в районы Алтайского и Красноярского краев, Омской, Новосибирской и Тюменской областей. По разным оценкам в ходе депортации погибло до половины всей численности калмыцкого народа. в 1943 году. Риторика была та же: Калмыкию отменили, решили, что калмыков как нации и калмыцкого языка не должно существовать. Посадили всех в вагоны для скота и расселили всех по разным селениям, чтобы люди не могли разговаривать на родном языке, была политика насильственной ассимиляции, детей изымали из семей и отправляли в детдом, чтобы они выросли русскими. То, что сейчас происходит на Украине, у многих в Калмыкии, например у моей бабули, вызывает флешбеки. Каждое 28 декабря28 декабря 1943 года началась массовая депортация калмыков. Каждый год в этот день отмечается День памяти жертв депортации калмыцкого народа. она рассказывает мне про ссылку.
А насчет тех, кто перевыполнил план: у нас очень много людей служит в армии и в силовых структурах, потому что есть традиционный образ воина. Ты уважаемый человек, если достиг какого-то звания. У нас в основном аграрный регион, и для многих людей служба в армии была социальным лифтом.
Какие варианты есть у 35-летнего мужчины в Калмыкии, которому надо кормить детей и платить ипотеку, когда средняя зарплата 15 тысяч рублей? Уехать на вахту, пойти в армию или в МВД. Я осуждаю такой выбор, но с другой стороны понимаю, почему люди так действуют. Потому что ситуация экстремальная: чтобы понять это, нужно пожить в Бурятии, Якутии или Калмыкии.
Можете перечислить значимые антивоенные проекты из Калмыкии или других регионов?
«Азиаты России» делают очень крутую работу. Они сделали общее информационное пространство, где азиаты говорят об азиатах, делятся своими проблемами. «Говорит республика» — это подкаст про национальные республики, который делают девочки из Бурятии. Это проект, где люди говорят о себе и о друг друге, в первом сезоне выпуски про Калмыкию, Бурятию, Туву, Саху и Алтай.
Естественно, мы стараемся быть на связи со всеми национальными движения: «Свободная Бурятия», «Свободная Якутия», «Новая Тува». Нам есть, что сказать, мы друг друга понимаем, потому что у нас общие проблемы. Для некоторых мы — сборище нацменов, которые хотят сделать русским что-то нехорошее. Но другие люди узнают о наших проблемах, говорят: «Блин, я даже не слышал, что калмыков депортировали, а бурятов разделили на три субъекта и они не живут все вместе». В СМИ не хватает информации о нас. Меня дико разъярило, что в день, когда у нас были пятитысячные митинги, «Дождь» показывал двух бабок на Красной площади (речь идет о задержаниях в Москве участников пикетов в поддержку политзаключенных — «Черта»).
На вопрос «чей Крым?», я бы ответил, что он не российский и не украинский, а крымскотатарский. В России люди до сих пор не приняли, что есть другие люди. Нужно сначала отказаться от этой имперскости, а после этого решать, чей Крым. Путин — это проявление коллективного бессознательного людей, которые живут в России. Мне всегда хотелось сказать всем «хорошим русским», что нам нужно нормально это проговорить, и если мы этого не сделаем, то России как федерации может не быть.
Не хочется тратить свою жизнь на проблемы Ивана в Рязанской области, который считает, что «понаехали эти и торгуют тут фруктами». Пускай он так считает у себя в центральной России. Я хочу жить в нормальной стране и в своем доме, который я построил. И который мне пришлось покинуть из-за войны.
