Рассылка Черты
«Черта» — медиа про насилие и неравенство в России. Рассказываем интересные, важные, глубокие, драматичные и вдохновляющие истории. Изучаем важные проблемы, которые могут коснуться каждого.
Спасибо за подписку!
Первые письма прилетят уже совсем скоро.
Что-то пошло не так :(
Пожалуйста, попробуйте позже.

«Нам писали: „Давайте я завербуюсь в ЧВК, а вы мне поможете оттуда дезертировать“». Интервью с основателем проекта «Идите лесом!»

григорий свердлин, Григорий Свердлин. директор ночлежки, директор идите лесом, благотворительность, нко
Читайте нас в Телеграме

Кратко

Проект «Идите лесом!» появился после объявления мобилизации. Его команда заявила, что хочет помочь каждому желающему избежать отправки на войну, и запустила телеграм-бот, в котором можно получить ответы на вопросы, связанные с мобилизацией. В соцсетях проекта публикуется полезная информация о том, как избежать призыва. Сейчас за помощью все чаще обращаются те, кто уже оказался на войне, но хочет выбраться из зоны боевых действий. «Черта» поговорила с руководителем проекта «Идите лесом!» и бывшим директором благотворительной организации «Ночлежка» Григорием Свердлиным о легальных и рискованных способах уйти от войны. 

Последние месяцы все обсуждают будет ли вторая волна мобилизации в том или ином виде. Команда «Идите лесом!» занимается помощью мобилизованным. Что вы видите? Будет ли вторая волна?

Мы не знаем, когда начнется более активная фаза мобилизации, но не сомневаюсь, что она будет. Война продолжается, на войне кто-то должен гибнуть. Я думаю, что мобилизацию постараются сделать максимально скрытой, чтобы не вызывать недовольства в обществе. Но все равно еще будут призывать, недаром в двадцатых числах декабря подготовили почву для этой мобилизации. Тогда приняли решение об увеличениимаксимальной численности армии. В прошлый раз указ об увеличении численности армии появился в августе, а в сентябре началась мобилизация. Еще в конце декабря приняли решение о создании межведомственного специального органа, который занимается вопросами мобилизации.

Самый интенсивный период длился полтора месяца: с начала мобилизации и до середины ноября. Горячие дни были во время облав. Когда ходили по домам и общежитиям, у нас было до 700-800 обращений в день. Частично люди просто проверяли, работаем ли мы, добавляли «Идите лесом!» себе в закладки. Но тем не менее у бота было до 800 уникальных касаний в день. 

Конечно, мы сейчас готовимся. С начала декабря у нас было затишье — к нам приходило от 20 до 100 обращений в день. Относительно спокойное время мы используем для того, чтобы обучить волонтеров, найти новые способы переправки людей через границу. 

Кто чаще всего обращается за помощью? Это люди, которые боятся призыва, подписали повестку или уже на фронте?

И те, и другие, и третьи. Когда мы только запустились в конце сентября, в основном к нам обращались те, кто боится мобилизации. Но уже через несколько дней начали писать люди, которые уже оказались на сборных пунктах или в воинских частях. 

Сейчас у нас есть несколько обращений из госпиталей. Это люди с относительно легкими травмами, например, с осколочными ранениями в руку. Через месяц в больнице эти люди могут снова оказаться на передовой. Где возможно, мы помогаем избежать этого легальными методами: пытаемся затянуть лечение, помочь уволиться по состоянию здоровья.

30% от общего числа заявок — это обращения от жен, матерей, которые пытаются уберечь своих близких. Иногда родственники выходят на связь, потому что человек находится в части и боится или не может написать нам напрямую. А бывает, что мужчины более наплевательски относятся к своей жизни и думают, что «заберут так заберут». Их близкие переживают за них и связываются с нами, чтобы узнать, какие есть варианты [не попасть на войну].

А откуда чаще всего пишут? 

Нам пишут люди со всей страны, из крупных городов и из глубинки; и Калининград, и Сибирь, и Дальний Восток. Сейчас у нас больше четырех тысяч человек, которым мы помогли: кого-то проконсультировали, кому-то сняли жилье, чтобы человек не жил по месту регистрации, кому-то помогли уехать из страны.

У вас есть психологическая поддержка — с какими запросами туда идут?

Основной запрос — высокий уровень тревоги людей в связи с происходящим. И необходимость вместе с кем-то принять решение пойти против системы, против общего потока. Эмигрировать или скрываться — очень тяжелое решение, и есть люди, которым нужно с кем-то об этом поговорить.

Когда человека заставляют подписать повестку, вы и другие правозащитники советуете быть «неудобным», заявлять о своих правах. Но вообще-то довольно страшно справляться с давлением правоохранительных органов в репрессивном государстве, особенно когда не было подобного опыта.

Это действительно непросто, но надо понимать, что человека не могут мобилизовать в считанные минуты — это довольно длительный процесс. У нас не раз бывало, что человека забирала полиция, он ехал на сборный пункт, даже подписывал повестку, но потом все-таки приходил в себя, связывался с нами и дальше уже был не один на один с этой системой. Телефон в сборных пунктах не имеют права изымать, так что мы по много часов были на связи с этими людьми и говорили, что нужно делать.

Кроме совета не брать повестку и не ходить в военкомат, вы часто говорите про альтернативную гражданскую службу. Многим ли призывникам действительно удалось добиться АГС?

Сама апелляция к альтернативной гражданской службе сильно затягивает процесс [отправки человека на войну]. В некоторых случаях, когда военкоматы видят, что человек знает свои права, им проще махнуть рукой. А иногда заявление на АГС дает время, чтобы человек скрылся, уехал или сделал себе отсрочку по состоянию здоровья или по учебе. Так что альтернативная гражданская служба — скорее, инструмент.

Чем занимаются на альтернативной службе те немногие, кто действительно на нее попадает? 

Есть люди, которые попали в госпитали в качестве подсобных рабочих. Есть те, кто якобы занимается чем-то инженерным, но, по-моему, они в основном роют траншеи. Но эта служба не связана с боевыми действиями и оружием. 

У вас получалось «отбить» человека у системы?

Мне ярко запомнился первый человек, которого получилось вытащить со сборного пункта. Это было в начале октября. Мужчина работал в Москве водителем, жил в общежитии. В семь утра к ним пришла полиция, сказали собираться. Они попробовали покачать права, но, как всегда в таких случаях происходит, на них стали давить, говорить про уголовное дело и пугать сроком до десяти лет. И все 30 человек увезли на сборный пункт, который был организован в театре Виктюка в Москве. 

Один человек из общежития за несколько дней до рейда связывался с нами. Он уже отдал паспорт, подписал повестку, но дальше написал в бот. Мы были с ним на связи 14 часов и рассказывали ему все в онлайн-режиме. Ближе к утру ему удалось вырваться с этого сборного пункта: он подавал заявление на АГС, требовал военного прокурора. В конце концов его отпустили: видимо, решили не связываться, надоел. А остальные прямо на сборном пункте получили форму и поехали в учебную часть. 

Еще на меня сильное впечатление производят истории кадровых военных, которые по идейным соображениям не хотят воевать с Украиной и прикладывают много усилий, [чтобы этого не делать]. 

Из последнего у нас был офицер, который хотел уволиться с начала войны, но ему не давали этого сделать. Отправили на передовую, он сам себе прострелил ногу, попал в госпиталь, несколько месяцев лечился — а потом ему сказали, что 11 января ему снова пора [на войну]. И он ушел в бега, много решений принял совсем в одиночку, но потом связался с нами, и мы вывозили его из страны. Сейчас он еще неподалеку от России, но буквально на днях мы перевезем его в безопасное место. 

Были ли в вашей практике неудачи, когда вытащить человека не получилось?

Есть истории, когда сами люди не решаются на этот шаг. Был человек, который связался с нами в ноябре, задал стандартные вопросы: нужно ли подписывать повестку, если она уже пришла. Мы ему все рассказали, в итоге он поблагодарил, но сказал, что пока не готов к решительным действиям. А спустя полтора месяца он связался с нами уже из госпиталя: его мобилизовали, он попал на фронт, получил осколочное ранение и написал нам: «Был дурак, теперь я готов к решительным действиям, не хочу обратно». 

В канале «Идите лесом!» вы пишете, что нелегально пересекать границу нужно только если все легальные способы исчерпаны. Когда не стоит даже пытаться делать это легально?

Лучше перед пересечением границы связываться с нами или с другими проектами, которые занимаются эвакуацией. Потому что мы сможем проверить, есть ли человек в федеральном розыске. Людей, которые дезертируют, много, а в полицейской системе, как и везде, полный бардак. У нас бывали случаи, когда удавалось легально вывезти через Беларусь даже тех, кто дезертировал недели тому назад. В каждом случае нужно разбираться с правозащитниками: есть ли легальные способы уехать или уже нет.

Слава богу, пока у нас не было кейсов, чтобы мы повезли кого-то через границу и его задержали или развернули. Бывало, что мы долго искали возможность вывезти человека и ему приходилось ждать в России и жить не по месту регистрации или вообще в другом городе неподалеку от границы. 

Я не могу ответить, в какие страны мы вывозим людей, потому что мы нарушаем законы не только Российской Федерации, но и тех стран, которые я мог бы перечислить. Но это почти все страны, у которых есть сухопутная граница с Россией.

За дезертирство предусмотрено серьезное уголовное наказание. Не слишком ли опасно рекомендовать это военнослужащим?

Это, безусловно, небезопасный способ. Но у оказавшегося на фронте человека, как правило, безопасных способов уже не осталось. Все варианты, которые есть, это либо дезертировать, либо сдаться в плен, либо продолжать воевать. Дезертирство — риск уголовного преследования, нужно уезжать из России или быть готовым скрываться в течение неопределенного времени. Можно попробовать пойти легальным путем: явиться в военную прокуратуру в течение двух дней после оставления части, написать заявление о переводе на альтернативную службу и там пытаться судиться — но это рискованный путь. Вариант продолжать воевать тоже связан с большими рисками. Кроме того, совсем не все готовы стрелять в украинцев. 

Я изначально сформулировал подход, который принципиально важен для меня в любой социальной работе: мы не считаем себя лучше и умнее людей, которым мы помогаем. И совершенно не вправе диктовать им, как распоряжаться своей жизнью — только они могут принимать такие серьезные решения. Мы стараемся обозначить возможности и связанные с ними риски, а дальше помочь человеку в его выборе, максимально снизив эти риски.

К вам за помощью обращались бывшие заключенные, которые отправились воевать в составе ЧВК «Вагнер»? 

Из ЧВК с нами не связывались, но были сообщения из колоний, когда нам писали: «Давайте я завербуюсь в ЧВК, а вы мне поможете оттуда дезертировать». Мы для себя решили, что помогать бежать из российской тюрьмы — не наша работа. 

История с «кувалдой Вагнера» показывает, что сдача в плен может грозить гибелью. Сейчас по прошествии времени вы по прежнему готовы поддерживать такой путь «демобилизации»?

Сама процедура сдачи в плен связана с рисками. Действительно, был этот жуткий случай с человеком, которого почему-то выдали России. Но при этом мы не раз связывались с украинской стороной, и, помимо этой страшной ситуации, кажется, что Украина старается соблюдать все положения Женевской конвенции. Тех, кто отказывается от выдачи в Россию, России не выдают. Так что если человек у нас спрашивает, как сдаться в плен, то мы не отказываем ему в предоставлении этой информации.

Известно ли вам что-то о тех, кто после обращение в «Идите лесом!» решил сдаться в плен?

К сожалению, нет. Как только человек сдается в плен, у него изымают мобильный телефон. Пленные не могут связаться с российскими правозащитниками. Мы связывались с украинской стороной, но они не дают информацию о состоянии пленных. Даже списки пленных они дают только Красному кресту, который служит посредником в переговорах по обмену пленными. 

Вы упомянули, что отказываете в помощи людям, которые хотят сбежать из тюрьмы. Вы рассказывали, что также не стали консультировать бывшего сотрудника ФСБ из-за того, не хотели подвергать риску волонтеров. Были ли еще случаи, когда приходилось отказывать в помощи?

Был кейс, когда с нами связался человек, у которого большие долги по алиментам, и из-за этого он не мог выехать из России. Он просил вывезти его нелегально — мы отказали. 

У «Идите лесом!» необычная для благотворительного проекта интонация в медиа: например, в соцсетях проекта вы выкладываете абсурдные мемы с хештегом «будь мужиком». Вы делаете это для того, чтобы о вас узнало как можно больше людей?

Да, мемы хорошо расходятся, мы хотим прорвать информационный пузырь. Не хочется проповедовать среди верующих, аудитория независимых СМИ и так все знает. Надо сказать, что люди, которые обращаются к нам за помощью, это часто не аудитория «Медузы» или «Радио Свобода». 

Кроме того, мы сразу решили, что мы не только благотворительный проект, а еще и гражданское сопротивление. Это тоже диктует несколько другой язык.

С какими самыми распространенными заблуждениями к вам приходят?

Раньше, в октябре-ноябре, часто сталкивались с мифом, что если человек получил повестку, он уже не может выехать из России — это не так. Или с убеждением, что за неявку в военкомат можно получить уголовку — это административное правонарушение, человеку грозит только штраф

Что посоветуете всем, кто не хочет попасть под мобилизацию?

Сохранить нашу памятку, где мы в концентрированном виде собрали всю информацию о том, как избежать мобилизации. Сохраните контакты правозащитных организаций, не открывайте незнакомым людям, не берите никакие повестки. Не ходите в военкомат, зачем бы туда ни звали: они тоже пускаются на всякие хитрости — просят принести им рентген, например. Не надо облегчать работу сотрудников военкомата. Скачайте шаблон заявления на альтернативную гражданскую службу и носите его с собой: если вдруг вас попытаются мобилизовать, это вам поможет.

В телеграм-канале «Идите лесом!» можно найти всю информацию о том, как стать нашим волонтером или поддержать нас финансово. Мы проект, который держится исключительно на энтузиазме людей и на пожертвованиях.