Угрозы и родственники в полиции
Я думала, что угрозы, которые мне поступают, — это временные заморочки отдельных людей. Оказалось, что все серьезнее. Позвонил мужчина и сказал, мол, ему дали распоряжение «расправиться с феминистками». Я записала этот звонок, номер владельца и направила обращение в МВД. Следователь явился оперативно и записал мое объяснение. Но дальше дело не двинулось: в МВД отвечали невнятное, а позже сообщили, что в возбуждении уголовного дела отказано.
Допускаю, это все из-за связей звонившего: он искренне хохотал, когда я предложила ему встретиться у Советского РОВД, сказал, что его двоюродный брат — начальник райотдела. И судя по тому, что дело затихло, думаю, так и есть.
Угроз всегда много, но сложно понять, насколько они реальны. Пока с тобой ничего не случилось, на них можно махнуть рукой и воспринимать как обычное хейтерство. Сложно предсказать, когда угрозы могут перерасти во что-то серьезное.
Сейчас я за пределами России, называть страну не хочу. Планирую возвращаться, даже в мыслях нет просить убежища. Пострадавшими и всеми делами, которые не требуют физического присутствия, продолжаю заниматься.
Лично моя жизнь не очень изменилась, но становится страшно, когда думаю о возвращении в Россию даже ненадолго. Кажется, что, как ступлю на землю своей прекрасной страны, в меня сразу же вцепятся страшные лапы.
На расстоянии все переживается легче, но читаю новости, и дышать тяжело. От поступка Ирины Славиной не могу отойти до сих пор. Оказалось, что у нас было очень много общих знакомых, и я думаю, в каком она была отчаянии, что решилась на это. Какая перед ней должна была быть стена?
Эвакуации через окна и без документов
Моя первая эвакуация произошла около пяти лет назад. Девочка свалилась на меня внезапно: она сбежала без документов, без ничего. Я ее приняла, стала обзванивать знакомых из женских некоммерческих организаций, они сказали «вези ее к нам». Это было стремно — у нее нет документов, а нам надо проехать кучу блок-постов — но дуракам везет, и все получилось.
Сейчас в моем ежедневнике записи с 29 июня с кейсами, в которых я участвовала, и выделяется один день — 6 июля — где написано: «Ничего не случилось. Никто не умер, никого не убили, никого не шантажировали, никого не надо вывозить, никого не избили. Ура!» И это только мои обращения, у Марьям Алиевой (блогер и автор книги «Не молчи». — Ред.) их больше. Огромное количество боли, слез, несчастий и страхов.
Мы эвакуируем, заранее договорившись с женщинами, которые просят о помощи. В последний раз девушка передавала свои вещи через окно, и среди них была детская бутылочка. Я бежала с этой бутылочкой в руках к машине и думала: «Вот сейчас мне выстрелят в затылок, бутылочка упадет и разобьется. А там еда для ребенка».
Но страшно не было. Помогать людям — не страшно. Я разгребаю таким образом не только мир вокруг себя, но и свой, личный. Когда в нем появляется избитая женщина, которая боится уйти из дома и которую постоянно возвращают обратно, то, помогая ей, я раз за разом укрепляю свой мир и свою уверенность в том, что он правильно устроен. Что мир — не сволочь, люди — не гады, и что всегда есть человек, который захочет тебе помочь.
Но бывает, что не получается помочь. Одна девушка сбежала в первый раз — пошла к брату. Через два дня туда явился муж и вернул ее обратно. Когда я ее уже сама забирала, мы очень долго искали безопасное место. Сразу сказала ей, чтобы она выбросила симкарту — начнут звонить и манипулировать. Через полчаса секретное место, в которое мы ее увезли, перестало быть секретным: туда приехали ее родные и забрали.
Третий раз она позвонила уже Марьям — та направила ее в кризисный центр, в нем она тоже прожила недолго — родственники снова вернули ее к мужу. Тогда она из дома записала мне видео, где она вся синяя: руки, ноги. Я ей сказала: «Я на тебя, конечно, злюсь, но заберу тебя и в третий, и в двадцать пятый раз, если надо». У меня уже встроено в голову, что к этому надо быть готовой. И вот недавно она звонила мне уже из Москвы: родственники наконец-то вняли ее просьбам и забрали ее от мужа.
Была еще девочка: собиралась выходить замуж, а в детстве к ней приставал брат, и она не знает, девственница она или нет. Была в ужасе, если муж узнает, что вдруг нет. Мы оплатили ей дорогу к знакомому гинекологу, она ее посмотрела и сказала, что все нормально. Она побежала выходить замуж.
Вообще с приставаниями со стороны родственников или близких друзей семьи очень часто обращаются. Но нельзя точно установить, так ли это.
Глазированный сырок — символ свободы
По этическим соображениям я не могу подталкивать никого к побегу. Решение женщина должна принять сама. Я могу только реагировать на запрос «заберите меня» и, если человек просит помочь, — связать с людьми, поместить в шелтер — минимум на три месяца, найти психолога, юриста, помочь восстановить документы. Но потом им надо выходить в жизнь самостоятельно. Поэтому я просто с ними разговариваю. Иногда женщинам достаточно просто пожаловаться: сказать, что все плохо и не услышать в ответ, что они сами в этом виноваты.
Полгода я переписывалась с девушкой и уже была уверена, что она никогда не решится. Отец отобрал у нее паспорт, когда ей было 18, и запретил ей выходить из дома. Она прожила так до 26 лет. Без документов, просто прислуга по дому, которую периодически избивали. Как она сама рассказывает, однажды отец уехал, а она услышала, что за воротами мяукает котенок, и вышла его погладить. Отец что-то забыл дома, вернулся, увидел ее и избил до полусмерти.
Но жаловалась она не столько на избиения, сколько на несвободу. Она хотела жить, учиться, развиваться. И через полгода она наконец решилась. Появилась на моем пороге с кучей книг и банкой меда. Первое, что спросила: «Можно я схожу в магазин?» Я растерялась, предложила сходить с ней. Она говорит: «Нет, можно я сама?»
Она ушла и вернулась с каким-то дурацким глазированным сырком. Говорю: «Зачем? У нас есть еда, мы можем заказать все, что захочешь». А она в ответ: «Ты не понимаешь. Это первая вещь за восемь лет, которую я захотела и купила сама».
Что для нас привычное, обыденное, для нее — символ свободы и ее участия в жизни.
Интимные фотографии и страх смерти
Недавно мне девушка в панике писала, спрашивала, что делать. Ей на почту пришло сообщение, что она просматривала какой-то сайт, а хитрая специальная программа «записала», как она мастурбирует. И теперь ей надо зайти в группу «Карфаген Ингушетия», куда якобы выложили ее фотки. Она боялась позора — у нас на Кавказе все страшно боятся позора, даже если ничего дурного не сделали. Пришлось объяснять, что это обычная разводка, попытка вытянуть бабки. Здесь им даже обратиться не к кому.
Другой кейс: в группу Вконтакте скинули фотографии 13-летней девочки. Ничего криминального, просто парень развел ее, и она сфотографировалась в ванной в черном лифчике на фоне каких-то висящих полотенец. Очень трогательно и очень за нее обидно. Видимо, он и продал этот снимок — в соцсетях идет целенаправленная охота за такими девушками: за 700 рублей скупают фотографии и потом девчонок шантажируют.
Еще одну девушку подружка сфотографировала в нижнем белье и слила фотки. Мама с дочкой в ужасе, если узнают отец и братья — могут убить. Недавно в Ингушетии дядя убил девочку лишь за то, что увидел ее с сигаретой. А уж если фотографию дочери или сестры рассматривают масса людей — это позор семьи. Вот мама с дочкой ходили по всем этим группам и платили, чтобы все снимки удалили, потратили около 30 тысяч на это. Но администраторы групп удаляют у себя и тут же пересылают в другие — и так по кругу.
Мне сложно представить, как нужно строить семью, каким нужно быть человеком, чтобы твой ребенок боялся тебе рассказать, что с ним приключилась беда.
Бездействие полиции и клятва на Коране
Как взаимодействовать с правоохранителями на официальном уровне я не представляю: ну приедут они в этот дом, и? Они же не умеют работать с такими девочками. Например, опрашивают избитую девушку рядом с тем, кто ее избил.
Как-то ко мне обратилась уже взрослая женщина. Мы с коллегой поехали ее записывать как журналисты. Она долго не разводилась, сначала ждала, пока дети вырастут, потом муж стал опасен: избивал ее, издевался. Она наконец развелась, забрала младшую дочку и уехала из села в Махачкалу. За три года после развода он так и не оставил ее в покое: приходил к ней на работу, доставал нож и при сотрудниках грозил, что убьет. Нашла ей адвоката, думала, что с ней все будет хорошо.
Вдруг она звонит и говорит, что он ломится в ворота дома ее родственников, где она временно жила. Они вызвали полицию, я поехала в отделение объяснять дознавателю: «Он опасен. У меня есть диктофонные записи. Он угрожал ей убийством. Пожалуйста, занесите в протокол». Он кивает, заносит. Еду домой — снова звонок. Оказалось, что полиция его сразу отпустила и он опять пошел туда, где пряталась его жена. Человек дважды за ночь приходит к дому, кричит, что убьет жену, все это фиксируется — и его дважды за ночь отпускают.
Поэтому я не вижу смысла забирать женщин вместе с полицией, они не понимают элементарных вещей, а закон дает им право просто наплевать на такие обращения.
Другие госорганы тоже не справляются. У нас сейчас есть девушка, ей 17 лет, ей угрожают убийством, но она не формирует запрос на эвакуацию. Девушка встречалась с парнем, и он силой ее взял. Она все рассказала его маме и услышала в ответ: «Ничего не знаю, ты шалава, просто хочешь замуж за моего прекрасного сыночка». История тут же стала достоянием общественности, парня повели в мечеть, и он на Коране поклялся, что насилия не было — она сама к нему полезла. Все ему поверили и отпустили с миром, а девочку заперли дома, и теперь она пишет письма, что ее грозят убить. Если бы она сбежала, я бы придумала, что с ней делать — потребовала бы отправить ее в реабилитационный центр, например. Мы написали в органы опеки, они даже пришли к ней домой, но ничего не сделали.
