Путин объявляет мобилизацию. Я работаю целый день, а ночью не могу уснуть: перебираю в голове услышанные истории женщин — о том, как они под ручку с мужьями шли в военкомат, как говорили, мол, ну, а что поделаешь, неявка по повестке — это уголовка, из региона выезд запрещен, не придешь по повестке — ОМОН дверь выломает, а в тюрьме тебя свои же «патриоты» за дезертирство убьют. Они говорили, что их сердца разрываются от боли, что они представить не могли эти проводы в мясорубку. Но они не знали или не хотели знать, что неявка по повестке грозила их мужчинам только административкой, вероятность того, что ОМОН выломает дверь — крайне низкая, а тюремная культура не предполагает унижений за дезертирство.
21 сентября, когда Путин объявил мобилизацию, мой бывший одноклассник написал, что этому рад. Я думала, что в военкоматы пойдут только такие же убежденные, как он. 22 сентября, после нескольких интервью, я поняла: своими ногами, пускай и по повесткам, на войну идут даже те, кто против нее.
Мои близкие, которым грозила мобилизация, продолжали объяснять, почему не могут или не собираются уезжать из страны. А подруги никак не могли уговорить мужчин, получивших повестки, спрятаться. «У меня что, вариантов дохера?» — сказал молодой человек якутской героини моего текста, отправившийся по повестке на фронт. «У меня кредиты/дети/семья, никуда я не поеду», — говорили отцы моих подруг. «Придет повестка — пойду. Значит, так надо», — говорили мои знакомые.
В твиттере обсуждали мужскую пассивность, в Z-каналах взывали к чувству долга, а я наблюдала за этой дуростью и думала: нет, это история не про специфическую мужскую пассивность, а про общероссийскую правовую безграмотность, которая позволяет властям и пропагандистам безнаказанно лгать. Вы считаете, что «безграмотные» сами виноваты? Допустим, но кто из нас грамотен во всем? Вы точно знаете, как, например, вести себя при обыске? Я вот не знала, пока это меня не коснулось. Как не знала о том, что могу, например, претендовать на социальное жилье, как сирота, и верила тетям из соцзащиты, которые говорили мне, что никаких прав у меня нет.
О логике режима спорят журналисты, которые годами писали о политике, — они тоже ее не понимают. А что понимают люди, которые просто «жили свою жизнь», особо не читали новости, не погружались в расследования, старались «мыслить позитивно»? Порой кажется, что россияне только и делают, что обсуждают политику, но это не экспертное обсуждение. Просто дневные ток-шоу на ТВ — теперь тоже политические.
Не знаю, что говорят биологи и психологи, но мне кажется, что, если ты не готов глубоко вникать в какую-то проблему, ты вероятнее всего поступишь так же, как «все вокруг». Как мне сказала девушка мобилизованного в Якутии, посидели пацаны, подумали, что делать, и решили: если уж косить, то вместе, и если уж идти по повестке, то тоже вместе. Пошутили про егерство в тайге — и хватит. «Мой уже ушел. Думаю, в ближайшее время все наши друзья окажутся на фронте», — заключила она. Политолог Григорий Голосов в своей колонке объяснил: доверие и даже идентификация себя с государством — это нормально, российское массовое сознание не отличается от любого другого, лояльность — не болезнь.
Да, если твое окружение — либеральные журналисты и правозащитники, а вся твоя лента заполнена памятками о том, как избежать мобилизации и уехать из страны, — ты едва ли пойдешь своими ногами в военкомат. Если твое окружение, допустим, ауешники, ты, вероятно, скажешь: «Военком, сосать — поеду в деревню к братанам». А что если твое окружение — это семья, которая хочет видеть в тебе сильного мужчину? Разве сильный — это тот, кто боится идти служить? Если твоя лента в соцсетях — не инструкции «Как бежать из страны», а фотографии из аэропортов с подписями: «Трусы! Их деды родину защищали, а они бегут», — как ты поступишь сам?
Те, кто прошли курс психотерапии, знают, что один из способ осмысления реальности — это приоритет своих желаний над одобрением и отношением других. Но психотерапия доступна абсолютному меньшинству, большинство десятилетиями живет по социально одобряемому канону, с чего бы им внезапно измениться? Если это маленький город или, тем более, деревня: выживаемость там зависела от того, насколько ты вписан в общество.
Сколько десятилетий, если не веков, в России мужчинам твердили: зарабатывать должен ты, решать должен ты, сильным быть должен ты. Сильными ли были эти мужчины, не так важно, главное, что они хотели таковыми казаться. Как пошутила моя коллега, подчеркивая инфантилизм некоторых людей, женщины доверяли решению мужа, а муж доверял решениям Путина — и вот где мы теперь.
Теперь дочери и жены просят тех самых «сильных мужчин» уехать, чтобы не остаться сиротами и вдовами. И мужчины приходят в ужас: «Уехать? Куда? А кредиты? А семья? А на что я там должен жить?». Речь не про условных айтишников, а про людей, которые работают очно от звонка до звонка и про бизнесменов старой закалки, которые не знают, как зарабатывать в новых условиях. Для них самый страшный кошмар — это оказаться в другой стране без денег или в роли иждивенца, поэтому на пути к военкомату мужчины лепечут что-то в духе: «Есть такое понятие — долг».
Есть и другие последствия желания «быть сильным». В сюжете ТВЦ о мобилизации в Бурятии девушка рассказывала, как ее парень в 21 сентября пошел записываться на контрактную службу: он понял, что мобилизация его точно коснется, и решил «подстраховаться» — контракт будто бы дает ощущение контроля и гарантированные выплаты.
Я не оправдываю тех, кто пошел в военкомат сейчас. Среди них есть убежденные вояки, сторонники «спецоперации», но то большинство, которое мы видим в репортажах федерального телевидения с мест призыва — те мужчины со страхом в глазах или улыбкой, как у Гагарина, — это просто люди, недостаточно осведомленные. Не анализирующие причины войны, не знающие своих прав, доверяющие государству, Путину, военкому, который «на месте разберется».
И, конечно же, им страшно. Они компенсируют страх бравадой, внешним равнодушием, патетическими словами о «долге». Но на самом деле они просто боятся жить и делегируют свою судьбу государству. А государство, увы, не боится выбирать их смерть.
