Давайте начнем с самого главного: почему вы вообще решили выдвинуть свою кандидатуру? На что рассчитываете?
Оппозиционные силы сегодня находятся в раздрае. Часть людей уехала, другие — находятся под уголовным преследованием, а кто-то уже в местах лишения свободы. В такой ситуации людям нужна какая-то надежда, и я хочу ее дать. То, что я хочу сделать для других, я делаю в первую очередь и для себя, для своих близких. Шансы на успех мне пока оценить сложно, поскольку я еще даже не зарегистрирована кандидатомДля выдвижения и регистрации на президентских выборах от независимого кандидата требуется предоставить в избирательную комиссию более 300 тысяч подписей. Но люди подписываются в мою поддержку довольно активно.
Главный тезис вашей предвыборной программы — антивоенная повестка. Как вы собираетесь прекратить войну?
Мы вынуждены избегать таких формулировок из-за российского законодательства. Поэтому в моей программе есть мир, любовь и дружеские отношения с другими странами. Я, к сожалению, не могу позволить себе глубоко погружаться в эту тему, находясь в России.
Кто ваши избиратели?
Люди с близкими ценностями и те, кто сомневается [в происходящем в России].
Электорат Путина вы сразу же отметаете?
Если у людей убеждения сформированы окончательно, вряд ли их можно переубедить. В конце концов, они имеют право на эти убеждения. Пока я не ставлю перед собой задачу работать с этой частью избирателей.
В предвыборной программе вы говорите, что «страна уже десять лет движется не в том направлении». Почему именно десять лет, можете обозначить конкретные вехи «поворота не туда»?
В начале нулевых мы все верили, что Россия станет демократической страной, в которой будет право, свобода слова и сменяемость власти. Верили, что станем единым пространством с Европой. А примерно с 2010 года стало понятно, что страна движется в совершенно другом направлении. Курс взят не на саморазвитие, а на саморазрушение. Про свободу слова мы вообще забыли. Сейчас мы уже следим за формулировками, по-моему, даже не когда говорим, а когда думаем.
Если вы станете президентом, какими будут ваши первые шаги?
Освобождение политзаключенных, естественно, отмена ряда законов, ограничивающих права граждан. В первую очередь закона об иностранных агентах. Ну, и мирная повестка. Уточнять не буду.
Говоря о политзаключенных, нельзя не спросить о вашем отношении к главному из них — Алексею Навальному.
У нас очень много сейчас людей находятся в местах лишения свободы за то, что говорили. Именно за слова, а не за действия. Если человек предпринимал какие-то реальные действия, которые нарушают закон, это одно. А если он просто высказывал личное мнение [и оказался за решеткой], то такие люди как раз являются политическими заключенными. Призывам к насилию, естественно, должна даваться оценка в рамках закона.
То есть Навального вы не считаете политическим заключенным?
Он входит в число людей, которых мы все считаем политическими заключенными.
Кто в российской общественной и политической жизни близок вам по взглядам? Кто вызывает у вас уважение и с кем вы могли бы сотрудничать?
Я не хочу перечислять фамилии, так как кого-то могу забыть, а некоторым навредить. Очень многие из тех, с кем бы я хотела сотрудничать, сидят в тюрьме или ограничены в возможностях. Скажу, что я на одной стороне со всеми, кто выступает за демократические преобразования в России, кто хочет, чтобы права человека в нашей стране были не просто словами, а человек и его жизнь были наивысшей ценностью.
Как должна выглядеть демократическая Россия в 2024 году и после?
Это точно должна быть не суперпрезидентская, а парламентская республика. Сильный парламент с различными представителями людей во власти с ограниченными полномочиями президента. И, естественно, возвращение всех прав и свобод. И, конечно, предстоит принять много нужных законов, например, закон о домашнем насилии, который сегодня почему-то противоречит так называемым «скрепам».
Вы бы отменили все репрессивные законы, которые были приняты за последние годы сразу, или стали бы разбираться с каждым по отдельности?
Стала бы разбираться отдельно. Политику нельзя просто так взять и сказать: «Я отменяю». Я, в первую очередь, считаю, что отмена или принятие каких-то законов должны быть инициированы парламентом и депутатами, которые должны реально представлять интересы людей. Поэтому если президент выходит с инициативой об отмене или принятии какого-либо закона, это должно идти от депутатов. И это происходит, конечно не так, как сегодня в Государственной Думе и Совете Федерации, которые просто реализуют заявления президента.
Насколько важна для вас региональная повестка и региональные проблемы? У вас есть идеи, как сделать жизнь людей в российской провинции лучше?
Это, пожалуй, самая близкая для меня тема. Я выступаю за максимальную передачу полномочий на региональный и муниципальный уровень. Полномочий, подкрепленных бюджетом. Никто из Москвы не сделает жизнь людей лучше, чем сами регионы. Но им для этого не хватает возможностей и финансов. В регионах должно оставаться больше налогов. И нужно учитывать особенности каждой территории. Есть глубоко дотационные области, и для них это единственный способ существования.
Кроме того, федеральные программы должны полностью финансироваться из государственного бюджета, а не включать в себя софинансирование из местных бюджетов, в которых дефицит. В муниципальном бюджете из всех налогов остается только земельный, при этом его еще приходится получать с должников через суд. Ставки по этому налогу не всегда адекватные, а когда начинаешь их повышать, сразу же реагирует прокуратура. Например, мы попытались повысить ставку для мобильных операторов, которые размещают вышки на территории города, а платили за это копейки, и прокуратура вынесла представление, посчитав повышение необоснованным. Что касается НДФЛ, то тут процент устанавливается от планируемой суммы доходов, а он постоянно снижается. Поэтому сейчас муниципалитетам проще получать компенсацию из регионального бюджета.
Давайте еще о войне: пропаганда всеми силами старается нас убедить в практически тотальной народной поддержке происходящего. На сколько, по-вашему, сильна эта поддержка?
На последних президентских выборах голосовало в основном поколение, которое действительно пережило войну, будучи ребенком. Я сама во время выборов стала свидетелем сцены, когда продавец в магазине на кассе спросил бабушку, ходила ли она голосовать, и та ответила: «Конечно, за Путина, чтобы не было войны». Это было сказано пять лет назад, а сегодня мы видим, что происходит. Я думаю, что эта бабушка, пережившая войну, вряд ли хочет ее повторения или продолжения.
Очень многие устали, особенно женщины, которые вынуждены существовать самостоятельно, без мужей, братьев и сыновей, без их поддержки. Каждая жена и мать хочет, чтобы ее мужчина строил дом, воспитывал детей и был рядом. Думаю, цифры [одобрения действий власти], которые мы видим, — это не поддержка, а усталость. Просто люди не готовы открыто выражать свое недовольство.
Из-за страха?
Ну, все же видят, как выносятся приговоры. И люди стараются контролировать то, что говорят даже в частных беседах, и вообще как-то обходить эту тему стороной, либо обсуждать ее с теми, кто придерживается их точки зрения. Но многие эту тему не трогают даже не из страха последствий, а просто не желая получить негатив в ответ и испортить человеческие отношения. У меня есть друзья, с которыми мы придерживаемся разных точек зрения [на войну в Украине] и мы договорились эту тему не обсуждать. Сейчас все очень разобщены, и я считаю, что нам надо объединяться. А вот от синдрома коллективной вины нужно избавляться, мы не должны эту вину испытывать, на мой взгляд.
Теперь немного поговорим о вашем прошлом. Три года назад вы поддерживали на выборах главы Ржева Романа Крылова – кандидата от «Единой России». Вы тогда сказали, что не поддерживаете саму партию, но транслируете мнение жителей своего округа. А сейчас в разговоре с «Агентством» заявили, что «на местном уровне для вас важнее то, какими связями, компетенциями и качествами обладает человек, а не то, к какой политической силе относится». Вы бы и сегодня поддержали единоросса?
Я бы поддержала конкретного человека, про которого вы говорите, а не «Единую Россию» — за нее я не голосую. В тот момент прямых выборов не было, депутаты избирали главу из кандидатов, представленных по результатам конкурса. Нужно было выбрать из двух, второго я не знала вообще, а Романа Сергеевича знала уже давно. Знала, как он работает и насколько компетентен. А так как я за прямые выборы, то руководствовалась мнением избирателей. Тогда был ковид, ходить по квартирам было нельзя, я обзванивала людей на своем избирательном округе в Ржеве, плюс опиралась на статистику 2016 года, когда за Крылова на выборах в заксобрание проголосовало втрое больше, чем за меня. Поэтому я считала, что, поддержав его, транслирую интересы людей.
Кстати, насчет связей. Роман Крылов до избрания главой Ржева был топ-менеджером в компании, принадлежащей вице-спикеру областного парламента Виктору Константинову. Компания в 2018 году засветилась в скандале с нарушением антимонопольного законодательства. Как журналист вы не могли об этом не слышать. Вас не смутили такие «связи»?
Я непосредственно занималась этой темой как журналист и во все вникала. Там были нарушены процедуры не самим предприятием, а профильным министерством Тверской области, которое и подставило организацию под ответственность. Я бы таким комментарием ограничилась.
Вас уже вызвали в прокуратуру для разъяснений вашей позиции по поводу войны. После этого были еще какие-то попытки прощупывания?
Больше ничего не было. В прокуратуре спрашивали, что я имею в виду под своими формулировками. Я ответила, что каждый оценивает мои формулировки в соответствии со своими взглядами. Все написано, читайте. Дальше был вопрос по пункту о том, что страна движется в неправильном направлении. Спросили, в каком направлении страна движется и считаю ли я верным то, что у нас происходит специальная военная операция? Какое у меня отношение к ней. И буду ли я удалять пост в соцсетях о моем выдвижении. Прокуратура вообще-то надзором за соблюдением законности занимается. Когда я туда шла, думала, может, у меня какой-то комментарий нашли и разговор будет на эту тему, а не про мой пост в соцсетях. Но там начались все эти вопросы.
Вы готовы к тому, что вас будут обвинять в связях с несистемной оппозицией? Давайте я еще более откровенно спрошу: вы готовы к травле?
Я в состоянии травли нахожусь уже много лет. Есть отдельные группы [в соцсетях], которые давно пишут про меня все подряд в нелицеприятной форме. Конечно, это на местном уровне, а на федеральном — буду как-то справляться. Привыкла к тому, что уже делают, привыкну и к большему.
Лукашенко позволил зарегистрироваться на выборах Светлане Тихановской, явно не ожидая результата. Как вы думаете, дадут ли вам зарегистрироваться после белорусского кейса, или предпочтут не рисковать? И рассчитываете ли вы на «эффект Тихановской»?
Я не знаю. Тихановская шла вместо своего супруга, у меня другая ситуация немного. Я очень надеюсь, что мне дадут зарегистрироваться. Может быть я идеалистка, или сумасшедшая, как некоторые говорят, но я просто желаю хорошего будущего для своей страны. Уровень моей поддержки мне, повторюсь, пока все-таки сложно оценивать.
Кто-то уже обвиняет вас в спойлерстве. Если вам позвонят «откуда надо» и реально предложат быть спойлером Путина, либо припугнут репрессиями, как вы себя поведете?
Думаю, людям важно сейчас услышать, что, если я вступила на этот путь, то готова идти до конца. И я не готова сниматься из-за каких-то предложений.
А уехать из страны или сесть готовы?
Сейчас эти риски больше просчитывают люди, в команде с которыми я работаю. Остаться или уехать из страны — это для меня самый сложный выбор. Что касается тюрьмы, там много хороших людей сидят, которые не сломались и демонстрируют невероятную стойкость характера. Их пример воодушевляет тех, кто остается на свободе, и я, конечно, не хочу себя сравнивать с этими людьми. Было бы очень печально оказаться за решеткой еще до регистрации, потому что это обесценивает любые действия.
