Это материал «Сноба».
Сразу после убийства аспирантки Анастасии Ещенко директор Института истории СПбГУ Абдулла Даудов заявил, что доцент Олег Соколов в этой ситуации, возможно, «тоже пострадавший», что на лектора раньше не было ни одной жалобы. В соцсетях появились посты в защиту уже самого декана истфака. Редактор соцсетей проекта «Сноб» Юлия Балахонова училась у этих преподавателей, на этом факультете, но на курс младше убитой и расчлененной Олегом Соколовым Анастасии Ещенко. По ее мнению, эта трагедия — результат сложившейся системы отношений в Институте истории.
Уже на первом курсе я сразу от нескольких людей услышала историю, как один преподаватель застукал другого во время секса со студенткой. Прямо на кафедре. Был (и есть) другой преподаватель, который любит приглашать девочек в театр с продолжением вечера (в более интимной обстановке). Я сама видела Соколова, целующегося со студенткой в подъезжающем к факультету автобусе. Все это было абсолютной обыденностью, частью «рабочей» атмосферы, в которой варились все. И об отношениях Соколова и Насти знали, конечно, все, да они этого и не скрывали. А зачем? На нашем факультете это не порицалось, а, скорее, поддерживалось: одобряющие смешки, заговор молчания, поддержка «своих» — тех, кто принял правила игры. Принять правила означает либо поддерживать эту систему: спать с преподавателями, учить только то, что составляет предмет их интереса, — либо приспособиться: стать незаметной тихой серой массой, не спорить с педагогами и ни в коем случае не отстаивать свою точку зрения. Неугодные и несогласные — вон из института. Как теперь известно, можно прямо в Мойку по частям.
Многие считают Соколова отличным специалистом по наполеоновской эпохе — даже пишут открытые письма в его поддержку сегодня. Оставим в стороне вопрос, не было ли это изысканной маскировкой его душевной болезни — пусть разбираются психиатры. Обратимся к его предмету и способу преподавания.
Своим любимым темам — Великой Французской революции, правлению Наполеона и Отечественной войне, он уделял много внимания. При этом, половину программы курса, который он читал целый семестр, Соколов просто опускал. Зато эти вопросы оставались в билетах на экзамене. Например, моя однокурсница вытянула билет о периоде, который Соколов просто «не успел» затронуть в своих лекциях, а спрашивал он ее так, как будто весь семестр только об этой теме и говорил (тогда она, отличница, получила свою первую и единственную тройку).
У Соколова есть своя концепция касательно политики Наполеона — например, он считал, что война 1812 года была спровоцирована русским императором Александром I, а не Бонапартом. Поспорить или обсудить с ним это было невозможно. Если во время ответа на вопрос студент решался не согласиться с его интерпретацией истории, где Наполеон безусловный герой, а где-то (особенно в части взаимоотношений с Россией) даже жертва, Соколов отправлял того на пересдачу. В СПбГУ нельзя бесконечно приходить на пересдачи, у студентов есть всего две попытки, после — комиссия, а в случае провала — отчисление. Студент рисковал вылететь из университета, просто поспорив с мнением Соколова или задев его самолюбие. Сейчас выходки Соколова списывают на эксцентричность, но, когда человек с красным лицом кричит на аудиторию студентов: «Я устрою вам кровавую баню!» — это агрессия, неадекватное поведение, непозволительное для преподавателя. Такой человек не может работать в вузе и контактировать со студентами, но на жалобы руководство Института не реагировало. И уволили его не за поведение на лекциях и экзаменах, а за жуткое убийство. Нужно ли было дожидаться этой трагедии? И кто из преподавателей следующий?
После убийства Анастасии Ещенко в руководстве СПбГУ заявили, что теперь будут принимать на работу только тех, кто не состоит на учете в психдиспансере. Тем временем, на истфаке уже давно работает человек «с диагнозом» — так во всяком случае нам это объяснялось. Этот преподаватель вел себя неадекватно и агрессивно, в том числе и со мной. Таких эксцентричных педагогов на истфаке не один и не два. Я сомневаюсь, что все они смогли бы пройти психиатрическую экспертизу — да и веры ей нет, будем честны. Она только карает, а не помогает человеку с ментальными нарушениями, если уж здесь мы хотим поговорить с пониманием того, как выглядит эта медицинская дисциплина в мире и у нас в стране. Кстати, моя мама тоже работает в СПбГУ, только на другом факультете, и с нее такую справку при трудоустройстве потребовали в обязательном порядке. Интересно, почему же университет заговорил об этом правиле только сейчас? Может, на истфаке психическое здоровье раньше никого не волновало?
Многие спрашивают, как это, что жалобы студентов игнорировались и заминались? Был определенный набор ответов: «да, мы в курсе, что у человека с головой не все в порядке, но никто никого увольнять не будет», «ну что вы хотите, человек уже в возрасте, потерпите», «он преподаватель, значит он имеет на это право». Один из наших студентов написал открытое письмо декану, которое было посвящено именно неадекватному поведению Олега Соколова — но оно осталось незамеченным. Педагог мог делать, кажется, что угодно, студента-то все равно можно заткнуть — когда тебе 17-18 лет, противостоять этой системе трудно. В какой-то момент то ли от бессилия, то ли под давлением родителей «тебе нужен диплом», или под угрозой от военкомата «а теперь вы идете в армию», молодой человек начинает принимать эти правила игры: чего там, потерпеть надо всего 4 года и все закончится. А постдипломное образование можно получить в любом другом месте мира.
Так поступила я: закончила Институт истории, уехала в Москву, поступила в МГУ, увидела, что все бывает по-другому, и стала забывать о том, каким было обучение на истфаке. Пока не случилась эта чудовищная трагедия, когда стало понятно — что это не ЧП, а закономерный результат неэтичного поведения преподавателей, царящей обстановки на факультете и замалчивания внутренних проблем. Но об этике на истфаке СПбГУ, кажется, забыли.
Да, это не открытое письмо, но, Абдулла Хамидович, может быть уже пора в отставку?
Юлия Балахонова, «Сноб»
