Это материал The Insider.
Вокруг законопроекта о домашнем насилии развернулась абсурдная кампания: по родительским чатам расходятся предупреждения, что детей будут изымать из семей и отдавать гей-парам. Лидер фракции «Справедливая Россия» Сергей Миронов прямо заявил о таких опасениях. В РПЦ также подчеркнули «явную антисемейную направленность» закона. Специалисты тоже раскритиковали свежую версию документа, но совсем по другим причинам: после внесения депутатских поправок о защите жертв от агрессора в законе, по сути, речи не идет. Психолог центра помощи «Насилию.Нет» Татьяна Орлова объясняет, почему в новой редакции закон скорее помогает абьюзерам, что заставляет депутатов поддерживать насилие и в каком законе действительно нуждались бы жертвы.
Битва за закон о профилактике насилия в семье длится уже не одно десятилетие — с 1993 года. Но тогда общественное понимание проблемы семейного насилия было совсем иным, достаточного резонанса эта тема не вызывала, и закон Госдума так и не рассмотрела. Теперь ситуация сильно изменилась, хотя случаи, которые попадают в соцсети и на ТВ, по-прежнему вызывают неоднозначные реакции. Мы стали понимать, что насилие — это не обязательно только когда бьют, замечать виктимблейминг, используем слова «абьюз» и «токсичный». В России появились группы поддержки пострадавших и кризисные центры. Но проблема с насилием все так же не решена.
Каждый день в центр «Насилию.Нет» обращаются пострадавшие, в основном, женщины. Кто-то десятилетиями терпел избиения; кто-то жил в ситуации постоянной ревности и контроля; кому-то было запрещено работать и общаться с другими людьми вне семьи; на кого-то повесили все кредиты и отобрали жильё; некоторые переживали насилие в детстве и теперь в депрессии; кого-то преследуют и угрожают — случаев очень много. Пока защитить человека в ситуации насилия могут только бегство и самооборона. И такие организации как наш центр.
Пока защитить человека в ситуации насилия могут только бегство и самооборона
Вообще вся ситуация общественного обсуждения закона последние полгода сама стала напоминать атмосферу в семье с домашним насилием. Мы очень ждали публикации текста законопроекта. Оказалось, что в первоначальный вариант, который разрабатывала группа экспертов (в том числе Мари Давтян, Алексей Паршин, Алена Попова) внесли свои поправки сенаторы и депутаты. Поправки в закон готовили те же люди, которые придумали декриминализацию семейного насилия. Никто из них так и не признал, что это была ошибка, которая стоила жизни и здоровья многим гражданам.
Первоначально закон предполагал, что насилие может быть физическим, сексуальным, психологическим, экономическим. В варианте закона, который опубликован сейчас, любые побои и физические воздействия, а также угроза убийством не будут рассматриваться как домашнее насилие. Они по-прежнему будут подпадать под действие декриминализированной административной статьи или, в случае телесных повреждений (что по факту очень трудно доказать), будут рассматриваться в рамках 114 и 115 статей УК. То есть, защита пострадавших от физического и других форм насилия осталась за его рамками. Агрессор, если жертва пойдет в суд, заплатит 3-5 тысяч из семейного бюджета и вернется в семью. Пострадавшая сторона опять окажется беззащитной.
В новом варианте закона любые побои и угроза убийством не будут рассматриваться как домашнее насилие
В первоначальном варианте закон распространялся на всех, кто живет на одной территории и ведет совместное хозяйство, то есть, тех, кто состоит в официальном, в гражданском браке, на пожилых родителей, живущих со взрослыми детьми, на взрослых братьев и сестер. В новом варианте семьей признается только брак при наличии общего ребенка. Почему? Получается, пары, живущие без оформления отношений или без детей, или с детьми от предыдущих браков защите не подлежат. Из наших наблюдений мы знаем, что насилие даже вероятнее в паре, где есть не свои дети. А как защитить пожилых? А сколько историй про избиения со стороны брата или дяди? И именно такие отношения исключили из закона. Какова мотивация этой поправки? Может быть, сократить расходы на реализацию закона, выделив особую группу граждан, которую стоит защищать, и оставив остальных без всякой поддержки? Других разумных доводов такой сегрегации, кажется, нет.
Важными целями закона были возможность остановить насилие и привлечь агрессора к процессу терапии. Дело в том, что если жертвы насилия часто обращаются к психологу, то агрессоры делают это только в двух случаях: когда они теряют отношения, или когда насилие дальше осуществлять невозможно. В первоначальном проекте закона предполагалось, что у агрессора будет выбор между тюремным заключением и прохождением терапевтической программы. Также был вариант ввести охранные и судебные ордера, по которым агрессор и жертва не могут приближаться друг к другу ближе, чем на 50 метров. За нарушение могло также грозить тюремное заключение — как рычаг воздействия, побуждающий агрессора к прохождению терапии. В поправленном варианте закона ордера оставили, но убрали описание, в чем именно состоит их нарушение. Также исчезло из закона описание санкций за нарушение действующего ордера, и такая мера как тюремное заключение. Таким образом, ордер остался пустым заявлением, не подкрепленным никакими санкциями. Фактически такая неработающая мера может лишь поддержать абьюзера в его безнаказанности.
Почему депутаты поддержали насилие в семье и предложили для него наиболее благоприятный режим? Не хочется так думать, но невольно приходишь к выводу, что здесь есть и личные мотивы. Если ты сам используешь насилие в отношениях, будешь ли готов его законодательно запретить? Но есть и общественный смысл — насилие в семье, особенно повторяемое из поколения в поколение, производит людей, готовых подчиняться, тех, кому страшно лайк не в том месте поставить, кто воспринимает насилие по отношению к себе как норму. Чем больше людей вырастут в насилии, тем больше готовность согласиться с любым решением власти. Она будет рассматриваться не как избираемая, а как богом данная, а президент — как царь. Это и есть наши тайные скрепы, наши воспитательные традиции, то, что, как оказывается, мы особенно тщательно бережем.
Чем больше людей вырастут в насилии, тем больше готовность согласиться с любым решением власти
В довершение в новом тексте закона есть предложение примирять насильника и жертву усилиями профильных общественных организаций. Это уже реализовано в Чечне, где комиссия чиновников мирит разведенных супругов и возвращает в семью ушедших от агрессоров жен. Там у женщины сбежать почти нет шансов. Идея сводит весь смысл закона на нет и делает из него инструмент абьюза. Домашнее насилие — это не постоянная драка или ссора, а циклически повторяющийся сценарий отношений. Он начинается с большого доверия и страстной любви, затем у абьюзера растет напряжение, он начинает придираться к партнерше, не выдерживает напряжения и происходит акт насилия. А дальше они оба боятся потерять отношения, агрессор извиняется, и пара примиряется, чтобы вновь через определенное время повторить этот круг. Таким образом, примирение — это часть патологического цикла. Если пара, где насилие началось, примирилась — значит, насилие произойдет вновь.
Агрессор и жертва помирятся сами и без внешних усилий, но насилие это не остановит. И примирять их равносильно тому, чтобы помогать пить алкоголику для его реабилитации. Как такая поправка могла возникнуть? Возможно, это чудовищная некомпетентность. Люди, ничего не понимающие в психологии и даже не излучившие вопрос, опирались на здравый смысл и патриархальные ценности. Им казалось очевидным, что примирение — это хорошо, а развод — плохо, и семью надо сохранять. Но точно не в этом случае.
В России при обсуждении закона развернулся настоящий газлайтинг с рассказами о злой Америке и гомосексуальной Европе, которые хотят подорвать семейное благополучие и помешать нашему счастью. Об этом, например, высказались протоиереи Димитрий Смирнов и Всеволод Чаплин. Ни одного разумного аргумента в подтверждение своих идей они не приводили и на текст закона не ссылались. По родительским чатам и группам садовых товариществ распространялся мультфильм, в котором героя выселяют из дома, разлучают счастливую семью и отдают детей гомосексуальной паре. Многодетные отцы в письмах и очных выступлениях агитировали голосовать против закона, потому что если бы был такой закон, «то у них бы ни одного ребёнка не родилось». А поскольку редкий родитель ни разу не повысил голос на ребёнка, и мало таких, кто никогда не шлепнул, то заволновались даже вполне благополучные семьи.
И некоторые действительно стали верить, что «этот закон нужен, чтобы отобрать детей у родителей и отдать их гомосексуалистам», и что «они придут и выселят нас из квартиры». И даже вышли на митинг против закона. Многие при этом сами не раз страдали от насилия в семье, но выступили против закона, потому что им стало страшно, что станет еще хуже. Рассматривая ситуации насилия, мы часто задаем вопрос: почему жертва не ушла? Почему защищает своего обидчика? А вот поэтому. С ней происходит что-то очень похожее — ее убеждают, что она сама виновата, а дальше пугают страшными последствиями, лгут, давят. В итоге, ощущение страха и неуверенности не позволяет человеку принять решение, делает его зависимым и готовым подчиниться чужой воле.
Некоторые стали верить, что закон нужен, чтобы отобрать детей у родителей и отдать их гомосексуалистам
Семей, где практикуется насилие, очень много. Дать ремня считается приемлемым методом воспитания, женщин если не бьют, то унижают в каждой четвертой семье. У детей на всю жизнь остается психологическая травма, насилие вызывает необратимые реакции в развитии мозга ребенка, он хуже запоминает и обучается, у него появляется множество болезней. В будущем на базе полученной травмы разовьются зависимости, а в отношениях он станет жертвой или агрессором. Если такое происходит в каждой четвертой семье, или даже в каждой десятой, это становится системной проблемой, которая в итоге влияет на ситуацию в стране. Если изменить это, нас ждут большие перемены. Вероятно, поэтому так сложно принять этот как бы бытовой закон.
Но у нас еще есть шанс на это повлиять: обсуждение закона продлится до 15 декабря, и каждый из нас может принять в нем участие.
Татьяна Орлова для The Insider
