«Нормальная реакция гражданина»
С мужем я знакома более десяти лет. Изначально мы дружили. Он был женат, я замужем. Мы жили в разных регионах — он на Северо-Западе, я в Московской области.
Я развелась уже через год — из-за измен и нездоровых отношений. В 2021 году будущий муж тоже оказался на грани развода. Я решила съездить, поддержать давнего друга. И как-то потихоньку закрутилось, завертелось. На развод мы собрались в компании друзей. На выходе из ЗАГСа его встречали с воздушными шариками и тортом в лицо. В тот же день он сделал мне предложение. Потом муж ко мне переехал. В июле 2022 года родилась дочь.
Когда ребенку было два месяца, объявили самую страшную вещь в нашей жизни: частичную мобилизацию. Муж только вышел в отпуск. Мы планировали съездить к моим родителям, познакомить ребенка с бабушками и дедушками. Войной я не интересовалась. Во время беременности нервничать — не лучшая затея. А муж говорил, что это специальная военная операция, и занимаются ею специалисты.
В конце сентября друзья сообщили, что к нему в квартиру приходили с повесткой на сверку данных военного билета. Он гражданин такой — надо сверить, значит, надо. Дурной, конечно. Отговаривала я его. Предлагала подождать, когда повестку пришлют на работу. Муж отвечал: раз уж отпуск, пообщаюсь с друзьями, съезжу и вернусь.
Съездил… Едва оказался на пороге военкомата, ему вручили повестку по мобилизации. 30 сентября его уже зачислили в военную часть. Не явиться муж не мог. Есть такое понятие — гражданское общество, законопослушные граждане. Тогда же четко говорили, что это гражданский долг, да и в законе обязанность прописана. Это нормальная реакция любого гражданина. На отправке говорили, что они месяца на три, так, чуть-чуть помочь. Максимум на полгода.
От фонда «Защитники Отечества» нам полагался куратор. Отправила я письмо, вскоре позвонил представитель администрации моего города. Говорит, а какого, ну, я выражусь по-другому, художественного образа вы от меня хотите? Откуда мужа забрали, там и разбирайтесь. На мою фразу, что это федеральная программа, а не региональная, и вы как фонд и представители власти обязаны решать проблемы семей, меня послали на три буквы и заблокировали номер телефона.
Белый платок
В конце прошлой зимы я начала бороться — мужа никто не возвращал. Вы обещали полгода, так какого хрена? На обращение в Министерство обороны нет ответа до сих пор. Подумаешь, мобилизовали. Подумаешь, украли жизнь. Что тут такого?
Я начала искать группы по возвращению мужчин. Нашла одну. Мы писали в «Московский комсомолец», в «Комсомольскую правду», «Известия». Ни единого ответа. Провластным СМИ мы не интересны. Нас не существует, эта тема — табу. Знакомый журналист прямо ответил: если напишу о вас или хотя бы заикнусь об этом главному редактору, меня уволят.
В августе мы с другими [женами мобилизованных] поняли, что в группе просто болтаем, обсуждаем колготки, носки, трусы и слухи, что мужики вернутся. В большом потоке сообщений письма о конкретных акциях искать неудобно, и часть девчонок собралась в отдельный чат. Его назвали «Путь домой». Там мы договариваемся: «Сегодня пишем такому-то депутату», или «Завтра прямая линия губернатора, давайте накидаем вопросы».
Мы выбрали символом белый платок, чтобы находить друг друга в толпе. Нас вдохновили матери площади Мая, которые [во время правления аргентинской хунты] тоже выходили в белых платках. Им запрещали митинговать, и они ходили кругом по площади [перед резиденцией президента]. В конце концов, им удалось вернуть близких.
В нашем сообществе жены, сестры, матери. Мужчин поначалу не было. Но сейчас есть и отцы, и братья, и просто друзья. Люди, которые не понимают, как можно так гнобить человеческое достоинство, подтираться Конституцией — создать такую ситуацию и не пытаться ее решить.
Знак качества
Сейчас у группы в Телеграме значок «фейк». По-моему, это знак качества. Много ли групп и каналов с таким значком? Повесить его просто: определенный процент подписчиков кидает жалобу. Когда наше сообщество стало расти в геометрической прогрессии, набежали боты, недоброжелатели. Ощущение, что мы меж двух огней. Антивоенно настроенные люди насмехаются: «Вот, ваши дурачки пошли, а мы предупреждали…» И тут же собрались зэт-патриоты, которые на диване кричат: «На Берлин, на Варшаву!» Они нас называют навальнистами, хотя половина сообщества даже не знает, кто такой Навальный. В основном, мобилизованные и их семьи аполитичны. Но сейчас они поняли: если не интересуешься политикой, она приходит за тобой.
Говорят, что нам платят. Но зачем платить людям, которые борются не за какие-то абстрактные вещи, а за жизнь близких? Выбор простой — либо борьба и жизнь, либо смерть, груз 200. У одной нашей девочки недавно погиб муж, но у нее позиция: я знаю, кто виноват в его смерти, и не хочу, чтобы гибли другие.
Говорят, мы слишком хорошо организованы. Мобилизованных около 300 тысяч. Вы полагаете, что все их жены — колхозницы? Серьезно? Мы, по-вашему, кто? Стайка тупых баб, которые только и способны, что рожать, как просит государство? Среди нас есть юристы, редакторы, те, кто когда-то писал. Да в принципе, если хочешь жить, научишься и писать, и рисовать, и на голове стоять. Мы поставлены в условия, когда либо учишься и делаешь, либо выкидываешь жизнь любимого на помойку.
Мы — те, кто идет против системы. Насколько далеко нам дадут зайти и насколько плотно за нас возьмутся дальше, мы не знаем. Мне лично власти не угрожают. Но мужа вызывали фээсбэшники. Забрали телефон, так и не вернули. Интересовались, какое отношение жена имеет к каналу «Путь домой». Просили поговорить с ней, чтобы закрыла свой очаровательный ротик. Он ответил: я могу влиять на нее, когда постоянно рядом. Потом сослуживцы жали ему руку — спасибо, что у тебя такая жена.
«Путь домой» — не пять и не десять человек. Это горизонтальная структура, которую снести невозможно. Потому что все действия — решение большого количества людей. Наша позиция проста: гражданским не место на специальной военной операции, которая для специалистов. В стране только два варианта службы — срочная и по контракту. А мобилизованные — не срочники и не контрактники. Они никто. Кто хочет, пусть заключает контракт. Но и такие сейчас тоже в заложниках. Закончившиеся контракты продляют автоматом по тому же указу президента о частичной мобилизации. Это ловушка, рабский труд, потому что ты не имеешь права сменить род деятельности. Попался в лапки Министерства обороны — значит, ты здесь до конца. Мы против этого.
Справедливость
Мы пытались достучаться до власти официальными письмами. Наших девчонок знают в Госдуме и здороваются на входе. [Председатель комитета по защите семьи, вопросам отцовства, материнства и детства Нина] Останина обещала собрать круглый стол по внесению законопроекта об ограничении срока мобилизации.
7 ноября девочки присоединились ко встрече КПРФ с избирателями под лозунгом «Справедливость». Что такое справедливость для наших семей? Это мужчины дома. Мы не против власти, мы не хотим расшатывать общество. Верните мужчин, отпустите их домой. В чем сложность, не понимаю. Девочки развернули плакаты и постояли там буквально минут 5–10. Мы сознавали, что их могут посадить на 15 суток. Присутствовали адвокаты, я договорилась с юридической поддержкой. Кто-то написал журналистам. Когда со всех сторон защелкали фотоаппараты, участницы были в шоке.
Подошли товарищи в форме. Культурно пообщались. Организаторы [встречи] просили не разворачивать плакаты и уйти. Девчонки достояли до конца, передали Зюганову наше обращение с огромным числом подписей. Ответа пока нет. Они говорили [депутату, члену комитета Госдумы по обороне Виктору] Соболеву: «Шойгу ведь обещал ротацию мобилизованных, он же мужик, сказал — сделал». На что услышали: «Я передам президенту». Судя по прямой линии [Путина], он передал какой-то стенке очередной. Но после 7 ноября о нас стали писать.
(В ответ на обращение женщин Виктор Соболев заявил, что мобилизованные еще и года не воюют: «Деньги получают с момента призыва, а вот воевать они в лучшем случае с января начали». По его мнению, для их замены в ближайшем будущем нужна новая мобилизация, а она чревата еще одним бегством сотен тысяч мужчин за границу — прим. ред.)
Это не только какой-то бабий бунт. Там был и солдат, в отпуске после ранения. Поверьте, если мобилизованным скажут: «Давайте домой!», даже дорогу не понадобится оплачивать, они пешком уйдут.
Потом мы выпустили манифест, что правовой вакуум и нарушение Конституции — ненормально. Обращались к людям: либо вы думаете головой и нас поддерживаете, либо в любой момент рискуете оказаться на нашем месте. Пора снимать розовые очки. Услышьте, пожалуйста: мобилизация не закончена, а только приостановлена. На пресс-конференции Владимир Владимирович сказал, что сегодня она не нужна. Но вы уверены, что завтра не окажетесь в нашей шкуре? Не будете отправлять еду, одежду, обувь и воду в окопы, разбираться, что такое FPV-дрон, искать бронежилеты?
«Мы хотим домой»
С мобилизованными я не обсуждаю их отношение к войне. Они стараются об этом не думать. Тяжело разочароваться еще раз. Рассуждают в стиле: «Я подвожу снаряды, и все». У ребят одно понимание: мы хотим домой. Кто не хочет, давно подписали контракт.
Там они считают по звуку расстояние от прилетов. У них привычка засыпать под взрывы, в тишине не спится. Муж у меня водитель. Бывает в самых страшных местах. В окопах сырость, грязь. У него с собой всегда запасные носки, штаны, чтобы переодеться и не заболеть окончательно. Однажды встретил мальчишку в берцах на голую ногу. Муж отдал свои шерстяные носки, а тот их к себе прижал и сказал: «Когда-нибудь выйду отсюда и надену».
Пока муж там, каждая секунда может стать для него последней. Сам он вернуться не может. Если написать рапорт о переводе, им подотрутся или кинут в лицо. К сожалению, там не правовое государство, там просто приказ, указ. Если нарушаешь, едешь на 10–20 лет строгого режима за государственную измену.
[Оппозиционеры] говорят: пусть они развернут оружие обратно. Вы честно не понимаете, что будет, если один человек так поступит, а остальные нет? Но если меня тронут, муж и несколько других людей бросят все и развернутся.
Я не хочу, чтобы мужа отпустили, а на его место другой гражданский пришел. Если кто-то хочет играться в войнушку, пожалуйста. Но под принуждением гражданскому человеку бессмысленно отдавать свою жизнь. Для чего? Чтобы достигнуть каких-то абстрактных целей, чтобы НАТО не пришло к нашим границам? Так вот она, Финляндия, пришла. К финнам пойдем теперь воевать? Или с кем еще повоюем? Абсолютно нормальное желание каждого человека, в особенности женщины — мир, гармония и спокойствие. Если женщина хочет войны, для меня она, как минимум, странная. Неужели ты рожаешь детей, чтобы их убили?
У нас не любят говорить о погибших на этой специальной военной операции, но мы чтим их память. Неважно, кто этот человек. Важно, что его жизнь закончилась. Думаю, если вскроется все, что там происходит, встанет большая часть нашей страны. Потому что каждый метр территории — это десятки жизней. Нужна ли она такой ценой?
[Власти] боятся-то не канала какого-то [как наш]. Боятся, что рано или поздно это надоест еще большему числу людей, и они просто встанут в своих городах. Чем больше о нас говорят, тем больше россиян понимают, что нарушены права и свободы. Если сейчас они не поднимутся, после выборов гайки завернут так, что за любое слово можно будет сесть. Хотя и сейчас можно сесть почти за любое.
Лояльные люди
У нас нет единого взгляда на жизнь. Кто-то поддерживает Владимира Владимировича, но с каждым днем таких все меньше. Потому что каждая отписка — новый плевок в лицо. Долго ли можно просить на коленях? Мы же прошли все инстанции, от муниципальных депутатов до администрации президента. Сначала к нам обращались по имени-отчеству, теперь – «заявителям по списку». Зачем отвечать каждому? Вы кто такие? Так, челядь.
Депутат [Виктория] Родина сказала нечто вроде «зачем мне заморачиваться по поводу ваших мужиков, если мой сидит на чемоданах, как бы ему туда не уехать». Хотя мы просили просто-напросто законодательно установить срок службы. Нам отвечают, что мобилизованные прекрасно воюют, среди них 14 Героев России. Мы рады, только они герои не по своему желанию.
Все находящиеся там ребята пошли по зову Родины, они послушные граждане. Неужели непонятно, что эти лояльные люди стали нелояльными? Им не нужна эта специальная военная операция, бессрочное нахождение там, Херсон, Киев, Львов или Варшава — неизвестно, что будет следующим. У спецоперации нет четких целей. Они настолько размыты, что можно начать и закончить в любой момент. Но это вопрос желания и решения только одного человека.
У каждого в сообществе своя боль. Кому-то больно, что родные не дома. Кто-то хочет ребенка, но рожать, когда ты одна, страшно. Некоторые дети, когда папу забрали, перестали говорить. Семьи распадаются — кто-то не готов ждать, жить так дальше. Это тоже нормально. 2024-й объявлен годом семьи. Это насмешка?
Когда поковыряешься, понимаешь, что мобилизация — только верхушка айсберга. Все законы в нашей стране написаны для галочки, каждый можно развернуть, как угодно, и наплевать на каждого тоже можно в любой момент.
Ты приходишь на встречу с депутатом. Говоришь: мужикам пора домой, давайте вы как законодательная власть проявите инициативу. Мы для вас закон написали, готовы объяснить, куда внести, что и как. Сделайте шаг навстречу. Ты знаешь, что как минимум твой муж хочет домой. А тебе в ответ: они там классно воюют, у них все хорошо, никто домой не хочет. Смотришь ему в глаза: «Вы серьезно?»
Ты только что отправила туда маскировочные сети, мыльно-рыльные вещи, еду, а тебе говорят, что там все есть. Говорят, есть ротация. Из окопа в окоп, видимо. Есть две недели отпуска два раза в год. Но каждый отпуск, едва муж осознает, что прогулки, кино, театр, магазины — это нормально, это и есть та жизнь, которая должна быть, он возвращается обратно в ад. Отпускаешь и думаешь — увидишь его еще или нет? Этот отпуск не дает ни отдыха, ни спокойствия. Только выдохнул, и опять обухом по голове. Пора заканчивать это безумие и возвращать людей домой.
Когда муж вернется, я первым делом сожгу военную форму. На костре. Выключим телефоны и побудем своей семьей. Чтобы забыть, что такое политика, военное движение, провести несколько дней вместе. Потом встретимся с людьми, с которыми свела судьба в столь тяжелые времена. Все, кто борется за возвращение родных домой, это тоже одна многотысячная семья. Нас много, и каждый день становится еще больше.
