Это интервью изданию «Холод».
В феврале фронтмен немецких групп Rammstein и Lindemann Тилль Линдеманн выпустил порнографический клип, в котором снялись девушки из России. Через несколько дней пользователи имиджборда «Двач» раскрыли личности этих девушек. Актрисам начали поступать угрозы, их стали травить в соцсетях. Журналистка и создательница телеграм-канала «Женская власть» Залина Маршенкулова заступилась за них и тоже стала получать угрозы. По сообщениям СМИ, радикальное сообщество ВБОН назначило награду за видео с «расправой» над активисткой, а анонимные пользователи начали присылать ей скриншоты, где люди якобы договариваются ее избить. Юлия Дудкина поговорила с Залиной Маршенкуловой о конфликте с «Двачем», шутках на грани и внутренней мизогинии.
— Как ты себя чувствуешь? Ты писала о своей беременности и о том, что переживаешь за ребенка.
— А как можно себя чувствовать, когда ты находишься в совершенно незащищенном состоянии, в полном тотальном ******* [кошмаре]? Когда ты ничего такого не сделала даже, просто сказала публично, что нельзя призывать к травле женщин, и получила за это тонну говна? На самом деле я вообще о своей беременности до самых родов не собиралась рассказывать и писать. И не сделала бы этого, если бы меня не угрожали убить и расчленить.
— То есть ты написала об этом, чтобы читатели поняли всю серьезность ситуации?
— Да, именно так.
— Ты подала заявление в полицию и попросила о государственной защите. Как думаешь, это поможет?
— Я в это особо не верю. Заявление подала скорее для протокола. Если со мной и правда что-то случится, пусть у полиции будут все необходимые данные и список людей, которые мне угрожали. Я понимаю, что полиция действует по принципу «Когда убьют, тогда и приходите». Так вот, если меня убьют, мое заявление полицейским пригодится.
— Ты призывала читателей в соцсетях жаловаться на посты людей, которые выкладывают контакты девушек из порноклипа Тилля Линдеманна. Это подействовало? Администрация Twitter как-то отреагировала?
— Нет, никакой реакции. И пост, в котором под моими фотографиями размещены фейковые цитаты, тоже не удален. Поддержка твиттера вообще не реагирует. Это при том, что меня вот недавно в твиттере забанили за безобидный комментарий. Ведь двачеры — они как делают? Они устраивают репорт-атаки. Ты пишешь что-нибудь, а они всем скопом на тебя жалуются. И вот, примерно месяц назад какой-то человек написал пост с проклятиями и оскорблениями в мой адрес. Я ответила: «Быстрее бы такие мамонты, как ты, вымерли». И на этот ответ они все стали жаловаться. Меня забанили на сутки, мне пришлось удалить твит и закрыть аккаунт. Хотя мне нечего стыдиться и скрывать. Невинных блогеров, которые пишут про добро, банят за что попало. При этом целые сообщества людей призывают к травле и насилию и живут себе спокойно.
— Тебе и раньше угрожали. Как ты в этот раз поняла, что ситуация становится действительно серьезной?
— Одно дело, когда видно, что посты написаны какой-то неграмотной школотой или просто людьми, которые не в себе. Другое дело — когда ты видишь скриншоты из переписки ВБОН («Во благо общего народа» — радикальная организация азербайджанцев, выступающих в защиту «традиционных ценностей», — прим. «Холода»). Они назначили награду тому, кто снимет видео, где меня избивают. Вот такие женоненавистнические структуры — это уже не просто школьники. Конечно, ты никак не докажешь, что переписка — не прикол. Но лучше не проверять.
— Как ты думаешь, почему мужские движения сейчас так активизировались?
— Я надеюсь, это просто агония патриархата. Когда система устарела и прогнила, когда у нее есть серьезный противник, обязательно появляются совершенно безумные организации. Это такая реакция системы на собственную гибель.
— Ты считаешь, что главную роль в твоей травле сыграл [популярный российский имиджборд] «Двач»?
— Конечно. У Абу [владельца имиджборда «Двач» Наримана Намазова] ко мне вообще странное отношение. Он еще до начала этой истории посвятил мне миллион оскорбительных твитов. Хотя я про него никогда ничего не писала. Не понимаю, чего я ему так сдалась? Я понимаю, он сторонник доминирования над женщинами. Естественно, я ему не нравлюсь. Но это правда странно — он уже несколько месяцев посвящает мне кучу постов, а я с ним никак не контактировала даже.
— Ты испугана?
— Я не сказала бы. Не то чтобы я испугалась, я скорее ****** [удивилась] от того, что люди творят такой беспредел безнаказанно. Я не думаю, что моя реакция выглядит так, будто я испугана. Я подала заявление, продолжаю писать в соцсети, шутить. Я хладнокровно защищаюсь.
— Ты знаешь что-то о судьбе девушек из клипа?
— Я сумела найти четверых. Остальные поудаляли все аккаунты, прячутся. Они очень напуганы, не хотят ничего предпринимать, ни с кем идти на контакт. С теми, кого мне удалось найти, сейчас работают правозащитники.
— Это ты помогла им связаться с ними?
— Разумеется. Я же за них стала заступаться не для того, чтобы по башке получить. Я боялась за этих девушек.
— Как тебе кажется, почему вообще этот клип вызвал такую реакцию?
— Лично я его посмотрела и ничего такого не увидела. Это видео в духе Линдеманна, я бы сказала, традиционное. Видела в сети такой комментарий: «Как вы могли отсосать у немца в год 75-летия победы?». Мне кажется, тут дело не в самом видео. Просто мы никак не можем донести до людей, что женщина — это не кусок мяса, не национальное достояние. Тут история, как с Чемпионатом мира по футболу, когда травили девушек, которые занимались сексом с иностранными болельщиками. Не все понимают: чтобы сняться в клипе, женщина не должна просить письменного разрешения у всех мужиков из интернета. Она никому не принадлежит: ни государству, ни 75-летию Победы, ни Деду Морозу.
— При этом ролик порнографический, а сторонницы феминизма обычно выступают против порно.
— Они выступают против эксплуатации женщин и насилия. А это — именно то, что часто происходит в порно, это правда. Но в данном случае не важно, в порноролике снялись девушки или нет. Проблема в том, что их травят за то, что они сделали что-то по своему желанию.
— Ты в числе прочего написала в полицию заявление о клевете [ч. 2 ст. 128.1 УК]. Имеются в виду картинки с твоими фейковыми цитатами. Как думаешь, можно требовать наказания для людей за картинки в интернете?
— Да не нужно наказания. Я хочу, чтобы провели проверку и обязали людей удалить картинки, вот и все наказание. Ко мне пристают неадекватные люди и требуют, чтобы я оправдывалась перед ними за эти фейки. За то, чего я не говорила. Пусть меня критикуют, смешивают с грязью за мои реальные цитаты — пожалуйста. Но я не хочу быть в ответе за то, чего я никогда не говорила.
— Ты не устала за последние несколько лет от интернет-конфликтов?
— Нет. У меня очень болезненная реакция на несправедливость. Я просто не могу молчать, не могу жить по-другому. Меня можно забанить в твиттере, можно убить даже. Я с того света говорить буду. Я еще в школе такой была. Мне сочувствующие пишут: «Зачем ты вообще полезла? Сидела бы со своей беременностью тихо». Я им отвечаю: «Вот поэтому вы и живете так, как вы живете». Поэтому мы и оказываемся в мире, где 400 тысяч человек (имеется в виду число подписчиков «Двача» в соцсетях — прим. «Холода») форсят фейки и ненависть в адрес девушек, которые им ничего не сделали. Люди считают, что, если несправедливость происходит не с ними, можно пройти мимо. Я так не могу. Как можно не переживать за других людей?
— Ты была удивлена такой жесткой реакцией на то, что ты заступилась за этих девушек?
— Я не особо удивилась. При этом я написала робкий, вежливый пост. Никого не оскорбляла. Если ты посмотришь, что двачеры позволяют себе писать в мой адрес, ты ослепнешь просто. А с моей стороны — ни ответных оскорблений, ни наездов. Я просто не могу себе этого позволить. Даже написать «******** [сумасшедшие] двачеры» не могу — на меня сразу побегут жаловаться, и меня забанят. Мы живем в такой системе, где анонимным мужикам можно делать что угодно, а женщинам — ничего. А другие мужики видят это и вместо того, чтобы заступиться, начинают спрашивать: «А ты достаточно богобоязненно шутила 11 лет назад?». А давайте вы все мне покажете, как вы шутили 11 лет назад и во что были одеты?..
— Ты имеешь в виду твиты с шутками про «хачей» и евреев? У них есть какой-то контекст, история?
— Да. Я писала их на заре существования твиттера. Это была очень токсичная соцсеть, очень злая. Все писали очень жесткие вещи, грубо шутили. Когда я стала вести твиттер, меня там травили. Буквально называли «хачихой». Я зеркалила это. Отвечала тем, кто писал эти шутки, используя те же слова. Теперь меня обвиняют в расизме. Как я могу быть расисткой? У меня отчество — Хамидовна. Еще и дедушка еврей.Я знаю, все понимают, что я права. Даже создатель [самого популярного юмористического паблика во «Вконтакте»] MDK Роберто Панчвидзе открыто меня поддержал недавно. Это при том, что у нас были с ним конфликты. Но в нынешней ситуации все очевидно. Нельзя призывать к насилию и травле. Точка.
Просто некоторые никогда не признают моей правоты. Некоторым мужчинам — сторонникам патриархального уклада — страшно признавать это. И страшно видеть, что женщины стали заступаться одна за другую. Это раньше была сплошная мизогиния. Каждая говорила: «Они шлюхи, так им и надо. А я молодец, я борщи варю». А теперь все по-другому. Теперь мы говорим: «Отстаньте от них, я тоже шлюха, и что?». Старый мир рушится, женщины больше не будут спокойно реагировать на то, как травят других женщин. И кое-кого это сильно пугает.
— Ты и сама раньше презирала других женщин?
— Конечно. Я в детстве лучше всех училась, была такой звездочкой в своем городе. Когда ты чем-то выделяешься, ты начинаешь думать, что вокруг все тупые — одна ты в белом пальто. Я интересовалась политикой, теорией государства и права. А у девчонок родители таких увлечений не поощряли — так что им это было непонятно. Я не знала, что это из-за воспитания и стереотипов. Я думала, это девчонки просто глупые, и общалась с мальчикам-лицеистами. Вот так это и работает. Начинаешь думать: «Женщины дуры, лучше я с мужиками буду».
Когда я сделала проект Breaking Mad, я видела в сети много обсуждений, мол, это какой-то «бородатый мужик» создал. Якобы только у мужика может быть такое чувство юмора и злой язык. И меня это начало коробить. Я стала думать: «Постойте, почему только у мужика? Это же я сделала, а я женщина». Я стала вникать, читать про феминизм. И постепенно поняла, что женщины — не тупые, что мы просто живем в патриархальном дискурсе.
— А в какой вообще обстановке ты росла? Кажется, ты рано начала работать?
— Да, я в 14 лет пошла в газету, чтобы зарабатывать нам с мамой на жизнь. Детство было адовое. Отец на мать с ножом бросался. Потом они развелись, когда мне было десять лет, и мама стала много пить. Я много работала, вырвалась из нищеты и ада буквально. Поступила в МГУ, переехала в Москву. За дипломную работу получила премию Петра Кончаловского — 400 тысяч рублей. На эти деньги я почти заново отстроила старый бабушкин дом в Подмосковье, чтобы перевезти маму сюда. Иначе она бы там, на Ямале, пропала.
— Как сейчас близкие реагируют на происходящее? Мама, муж?
— Мама в ужасе. Я никогда родным не жаловалась ни на что, не ныла… Пыталась сама разбираться со всем. Но маме я пару лет назад подарила смартфон и подписала ее в телеграме на «Медузу» и «Медиазону». Теперь она знает, что в мире творится. Прочитает, а потом звонит мне в панике: «Это что, правда?».
— Близкие как-то помогают тебе справиться с происходящим?
— А как тут поможешь? Главное — чтобы меня не ********* [доставали]. А то некоторые звонят с бессмысленными разговорами: «Ну зачем тебе это надо?». Я понимаю, я выгляжу как ******** [сумасшедшая] баба, которой не сидится на месте. Да так оно и есть. Только, к сожалению, кроме ******** [сумасшедших], никому в этом мире ничего не надо. Мне бы хотелось, чтобы ******** [сумасшедших] стало немного побольше.Многие говорят: «Куда ты лезешь, у тебя же у самой все нормально». У меня — да, нормально. Счастливый брак, прекрасный муж. В патриархальном смысле все просто чудесно.
— Ты часто пишешь про полиаморию. Видимо, не так уж все и патриархально?
— Да нет, я бы сказала, что у нас правда брак традиционный. Мы 12 лет женаты, а полиамория — это просто наш совместный эксперимент, который мы проводили в последние пару лет.
— Успешно?
— Успешно.
— Ты говорила, к тебе в реальной жизни кто-то подходил с угрозами. Кто это был?
— Какой-то мужик в метро. Узнал меня, тряс за плечи, говорил: «Ты что, эта ******** [сумасшедшая] феминистка?». Вел себя очень агрессивно. Я вообще-то люблю общественный транспорт, не хотелось бы от него отказываться.
— Какие ты предпринимаешь меры безопасности?
— Меня муж обычно встречает или провожает. И еще друзья. Кстати, многие из них — мужчины. Друзей у меня много, они готовы сорваться и приехать за мной куда-то, если надо.
— У тебя не было мысли затаиться, перестать писать в соцсетях?
— Хейтеры только этого и ждут — что ты испугаешься, заткнешься и убежишь. Нет, такой мысли не было.
— Тебя иногда критикуют, что ты и сама «хейтишь» мужчин, резко высказываешься. Что ты можешь об этом сказать?
— Пусть мне покажут цитаты. Может, это тоже фейки с «Двача»? Очень хочется посмотреть, где я резко высказываюсь. Да я не могу себе позволить этого, меня заблокируют тут же. Да и вообще, почему я не могу быть резкой? Я вспыльчивый человек. Даже если я резковата — почему к мужчинам в твиттере нет претензий, что они резковаты? Да и как можно писать о таких вещах и следить за тем, чтобы оставаться милой? А за чем еще надо следить? Достаточно ли вежливо ответила насильнику на насилие? Достаточно ли приветлива с угнетателем?
— В твою защиту выступила депутат Госдумы Оксана Пушкина. Кто-то еще из известных людей поддержал тебя?
— Да, мне очень много кто писал. Не знаю, хотят ли они, чтобы я называла их имена. Люди готовы и финансово помогать, и даже на улицу выходить за меня. Конечно, мне это очень помогает. За анонимов с «Двача» на улицу точно никто не выйдет.
Юлия Дудкина, «Холод»
