Первый раз
«У всех есть вещи за которые им стыдно, у меня тоже, потому что абьюзером в наших отношениях был я», — эта цитата принадлежит нашему первому герою. Это крупный мужчина за тридцать с копной седеющих волос и добродушной улыбкой. Он просит не называть его имени.
«Все началось с того, что мы с женой и двухлетней дочкой уехали во Францию – у жены там была стажировка. Я как раз нашел новую удаленную работу, но с нею не слишком заладилось, — деньги в срок не платили, задач ставили много, я сидел за компьютером практически днями, плюс забота о дочери оказалась вся на мне», — звучит как оправдание, но он не оправдывается. Всю историю он рассказывает без тени какого-либо удовольствия.
«Как-то раз мы втроем возвращались в гостиницу, где жили. Ребенок начал канючить, я очень грубо потянул его за руку, чтобы он не отставал, на что жена резонно одернула меня, спросила: «Ты что творишь?» Я не помню, что я ответил, но слово за словом, мы дошли до ссоры, и в итоге в ответ на фразу «заткни свой поганый рот», — я замахнулся и ударил ее. Первый раз в жизни». Наш собеседник — один из немногих авторов насилия, кто согласился рассказать об этом. Впрочем, и они говорят об этом неохотно. «Для меня самого это стало шоком, я понимал что впервые перешел какую-то страшную границу, — продолжает мужчина. — Какое-то время спустя, я вернулся в гостиницу, и мы поговорили. Сошлись на том, что это был “единичный случай”. Но через некоторое время история повторилась вновь».
Вниз по спирали
«Цикл насилия», впервые описанный американским психологом Ленор Уокер еще в конце 70-х, состоит из четырех этапов: «медовый месяц», «фаза роста напряжения», «пик насилия», «фаза примирения». Первые два из них известны абсолютному большинству людей, кто хотя бы раз был в отношениях или в принципе способен привязываться к другим людям. Третий и четвертый характерны именно для абьюзивных отношений.
Когда-то Уокер опросила 1500 женщин, которые подверглись домашнему насилию, и обнаружила похожий паттерн во всех их историях: насилие происходит циклично, а фазы спокойствия и примирения чередуются с нарастанием напряжения и насилием.
Сначала в паре нарастает напряжение — в этой фазе один из партнеров часто испытывает злость и раздражение. В ней могут происходить отдельные эмоциональные вспышки, которые часто списывают на бытовые проблемы или трудности на работе.
В абьюзивных отношениях накопленное раздражение приводит к острой фазе насилия — агрессор может оскорбить, унизить или применить физическое насилие к партнеру. Эта самая короткая и разрушительная фаза цикла. Обычно после интенсивной разрядки автор насилия начинает отрицать, что случилось что-то серьезное.
За «вспышкой» следует «медовый месяц» — абьюзер испытывает стыд и старается загладить вину. Но после затишья напряжение снова начинает расти, и цикл повторяется. Причем с каждым новым витком этой «спирали», «медовый месяц» будет становится все короче, а насилие приобретать все более опасные формы.
Атака на достоинство
«В какой-то момент я понял, что это уже не просто ссоры и сам испугался себя, я осознал, что перестал контролировать свое поведение», — признается наш анонимный собеседник. На интервью он надел бежевый пуловер с принтом «NEVER».
При наличии определенной динамики, если мужчина не обратится вовремя к специалисту, даже безобидные на первый взгляд «выходки» в случае их повторения неминуемо перерастают в физическое насилие. Впрочем, движение по «спирали насилия» можно остановить, убеждены специалисты.
Глава психологической службы московского Центра «Насилию.нет» Наира Парсаданян — одна из них. Центр один из немногих в стране, которые оказывает помощь не только пострадавшим, но и авторам насилия, нашим в себе мужество признать проблему.
«Многим кажется, что “абьюзер” — это психопат, больной человек, который “получает наслаждение” от того, что он делает, но это не совсем так, — говорит она. — Патологических случаев, как, например, утверждает Ланди Бэнкрофт, автор знаменитой книги “Мужья тираны”, только 2-3 процента. Люди не рождаются, а становятся “авторами насилия”».
«Насилие — это форма поведения, а не врожденный порок, это то, чему мы научаемся, а вернее то, чему нас “научают”», — согласен с ней ее петербургский коллега, психолог, специалист по коррекции деструктивно-агрессивного и насильственного поведения центра «Альтернатива» Станислав Хоцкий. В работе оба используют безоценочные термины: «автор насилия», «актор насилия», «человек склонный к…». Причину объясняют так: термины «абьюзер» или «насильник» не дают человеку шанса измениться, объясняют оба эксперта, — а они же настаивают, что у него такая возможность у него все-таки есть.
«Все начиналось как и любые другие отношения: разовые встречи, кино, “сходим погуляем?”, то есть никакого абьюза и близко не было, абьюз появлялся позже», — рассказывает Павел, наш второй собеседник. Мы общаемся по «зуму», опять анонимно. Для публикации парень просит называть его именно этим именем.
Потом его начали злить самые простые вещи, и он начал позволять себе срываться по любому пустяку: «Не так готовишь омлет, не закрыт колпачок от пасты».
Большинство историй насилия похожи друг на друга. За первыми «ты будешь делать так, как сказал я» очень скоро следуют обесценивание, унижение, тотальный контроль и неуправляемые вспышки гнева.
Механизмы связанные с насильственным поведением, дающие знать о себе уже во взрослом возрасте, закладываются еще в раннем детстве, объясняют эксперты.
«Так вышло, что самые распространенные способы родительского управления поведением ребенка являются насильственными, просто потому, что насилие — это самый простой и эффективный способ управления другим человеком, если мы рассматриваем краткосрочную перспективу», — объясняет Хоцкий.
Человеку, склонному к абьюзивному поведению, продолжает эксперт, сложно находиться в эмоциональной близости с другим человеком из-за его травматичного опыта, связанного с родителями, которые не справились с обеспечением его эмоциональной безопасности.
Другими словами, ребенку, росшему в дисфункциональной семье, находиться в близости с родителями в детстве было попросту опасно. В зрелом возрасте, формулирует психолог, это приводит к парадоксу: быть с кем-то рядом страшно, но очень хочется. «Автор насилия» находит решение этого парадокса в том, чтобы обезвредить желанного партнера с помощью насилия, — «сломать волю», «переломить хребет». «Насилие — всегда атака на достоинство другого человека, какие бы формы оно ни принимало», — заключает эксперт.
Имея рядом с собой абсолютно послушного, зависимого человека, мужчина, склонный к насилию, может быть спокоен. Пока «близкий» под контролем, самому ему ничего не угрожает.
Пацанский вопрос
«Если ребенок растет в системе, которая держится только на подчинении и наказаниях, он учится тому, что кто сильнее, тот и прав», — резюмирует Хоцкий. Причем, культурные установки, бытующие в обществе, только закрепляют родительское научение.
«Общество поддерживает в мужчине убеждение, что ему от рождения положены некие привилегии, которые, в случае чего, можно потребовать и силой», — согласна с ним Парсаданян. Это, убеждение, отмечает психолог, дает мужчине «внутреннее разрешение» на то, чтобы применять к окружающим насилие.
«Если у вас нет механизмов саморегуляции и навыков самоконтроля, если вас не научили справляться со стрессом, очень легко начать «сливать» этот стресс на близких, отыгрываясь на людях, которые не дадут отпора или сдачи», — объясняет она. Именно так работает, например, гендерное насилие, за которым стоят «врожденное» неравенство с женщиной и патриархат.
Впрочем, гендерным фактором проблема не исчерпывается. Хотя бы потому, что встречается в однополых парах семейное насилие не реже, чем в гетеросексуальных.
Павел, чьи цитаты мы привели выше, гей. И «ломал» он не жен, а таких же парней как он сам.
«Физически драк у нас не было, но со временем я научился действовать тоньше. Например, я умышленно делал партнеру больно во время секса, как бы по неосторожности, — рассказывает Павел. — Доходило до очень глубоких проникновений и делал я это осознанно, зная что он не посмеет на это даже пожаловаться».
Подробностей Павел касается без энтузиазма: «Я видел, что ему очень больно, и все равно продолжал делать то, что делаю. По факту я «мстил». «Ты вот сегодня мне сказал, что мы не поедем в отпуск куда я хочу? Ну а вот так я могу тебе показать, у кого из нас власть!». И этого мне хватало, так что драться кулаками не было уже ни нужды, ни желания».
Как утверждают психологи, авторами насилия в отношениях становятся люди, имевшие насильственные проявления и до этого. Эти люди, как правило, отличаются высоким уровнем тревоги и неуверенности в себе, для них характерна частая смена настроения — от эйфории к опустошенности, — те самые «качели», зависимым от которых со временем становится и партнер.
Описанный выше цикл насилия, работает и на биохимическом уровне. Со временем у участников абьюзивных отношений отношений может формироваться адреналиново-окситоциновая зависимость, говорит Парсаданян. Страх и насилие сопровождаются выбросом адреналина, гормона который отвечает за мобилизацию психики, а примирение, временная нежность, обещания и надежды — окситоцина.
«Такая зависимость сродни кокаиновой. И это еще одна из причин, почему пострадавшей от абьюзера бывает так сложно покинуть опасные для нее отношения», — объясняет эксперт.
В поисках выхода
«Я состоял в абьюзивных отношениях 15 лет. Несмотря на то, что абьюзером был я, когда я пытался разорвать роман мой парень почти умолял меня остаться», — подтверждает ее слова еще один наш собеседник, приятный, харизматичный молодой человек на вид лет 35-ти. Мама воспитатель, папа инженер. Как и все остальные, он просит не называть его фамилии.
Его история несколько сложнее, чем две предыдущие, помимо абьюзивных отношений значительную роль в ней сыграла зависимость, тоже химическая, но совсем другого рода.
«Я употреблял клубные наркотики, и поначалу даже рассчитывал, что этот роман позволит мне завязать с веществами, поскольку мой парень был против стимуляторов и сам ими никогда не баловался», — признается мой собеседник.
«Лайфхак» не сработал — наркотиков в жизни нашего героя меньше не стало. Но к их потреблению прибавился абьюз.
Впрочем, отличать «созависимость», которая формируется у близких наркопотребителя, и собственно абьюз крайне важно, настаивают психологи. «Разница заключается в том, что в созависимых отношениях, работает «треугольник Карпмана», и участники попеременно меняются ролями: спаситель — жертва — преследователь. А в случае абьюзивных отношений, эмоциональная зависимость пострадавшей от агрессора имеет другую природу».
«Агрессор» тут всегда остается «агрессором», а «жертва» насилия всегда остается «жертвой». Роли за каждой из сторон не меняются и жестко зафиксированы. Если в отношениях присутствует наркотик, оба явления могут накладываться друг на друга.
«Внешне все было идеально, все наши друзья были уверены, что мы чудесная пара. Но абьюз — это постоянное высасываение из партнера сил и ресурсов, и я абьюзил его тысячью тонких и жестоких инструментов, которыми со мною в детстве поделилась мама. Очень властная женщина, — рассказывает теперь парень. — Точно так, как она манипулировала моим отцом и мною самим, теперь я манипулировал им: обесценивая его в собственных глазах, контролируя и подчиняя своей воле».
Спустя год терапии, он готов признаться: «С какого-то момента ты уже не можешь по-другому, ты втягиваешься в абьюз, и он достаточно быстро разрушает тебя самого».
Все трое наших собеседника смогли остановится только потому, что в свое время каждому из них хватило храбрости признать проблему и обратиться к специалисту. И это та причина, по которой они согласились, хоть и анонимно, говорить о своем опыте.
В своей классической форме процесс реабилитации занимает от полугода до нескольких лет и состоит из пяти основных этапов. Первый призван помочь человеку увидеть и осознать сам факт насилия, увидеть что его слова и действия действительно наносят ущерб достоинству другого.
Второй — научиться брать на себя ответственность за это насилие. И это пункт один из самых важных.
«Главная проблема почти всех «авторов насилия» заключается в том, что им свойственно оправдывать свое поведение и винить в нем партнера, — объясняет Наира Парсаданян. — Но правда в том, что не бывает никакого «провоцирующего» поведения, просто агрессор всегда интерпретирует причины насилия так, как ему выгодно».
Иногда такие оправдания, приводит психолог, могут доходить до совсем абсурдных: «Мне надо было выспаться, чтобы идти на работу и зарабатывать деньги, а она меня специально раздражала тем, что слишком громко дышала во сне».
«Тут у пострадавшей нет шанса не спровоцировать: во сне вы не можете контролировать «слишком громко вы дышите» или нет. Единственный выход — это вовсе не дышать», — подчеркивает психолог. Но и это не поможет — насильник может волюнтаристски признать причиной своего насилия буквально что угодно другое.
В чем-то такая ситуация походит на типичную встречу в темной подворотне с гопником. Причиной агрессии последнего является не тот факт, что кто-то на него «не так посмотрел» — у прохожего нет возможности «правильно» посмотреть на гопника , так как любой его взгляд может быть признан «провокационным».
Гопник нападает, просто потому, что он хочет напасть. А к чему он в конечном счете «примотается», и как сам себе объяснит свое поведение — это уже второстепенный вопрос.
Назло статистике
Третьим этапом, как правило, становится анализ прошлого опыта «автора», то есть насилия пережитого им самим в детстве, а также работа с травмой. Психологу на этом этапе важно вместе с клиентом найти источники стресса, который агрессор сливает на пострадавшую сторону, и проработать их.
Четвертый этап — анализ последствий насилия. При этом последствия могут быть как положительные — когда абьюзер сам приходит к тому, что не готов выстраивать отношения насильственным способом, так и отрицательные — разрушение брака или отношений, травмы наблюдавших за абьюзом детей, остракизм семьи и родственников в отношении насильника.
После того, как клиент осознает, ка совершаемые им сейчас насильственные действия связаны с его предыдущим опытом, психолог помогает клиенту освоить практики ненасильственного поведения, учит его снимать стресс иначе, сохранять свое достоинство, отстаивать свое право, не прибегая к унижению близких и не причиняя вреда тем людям, которые его окружают.
В настоящее время, на оба огромных мегаполиса — Москву и Петербург — приходится всего два центра, работающих с авторами насилия по этой программе. Каждый из немногочисленных специалистов, работающих там, одновременно может вести не более 10-12 клиентов. Учитывая масштаб проблемы, это капля в море: только по экспертным оценкам, в России каждая пятая женщина в тот или иной момент жизни сталкивалась с физическим насилием со стороны супруга.
Статистики относительно насилия и гибели партнеров в однополых парах, в тоже время, просто не существует. Но очевидно, что и в том и в другом случае гибель в результате такого насилия — лишь верхушка исполинского айсберга, реальный масштаб которого оценить в нашей стране вряд ли кому окажется под силу. Причем год от года ситуация становится только хуже.
«После курса психотерапии и смены работы вспышек насилия в нашей семье больше не повторялось. И хоть мне сперва было страшно обратиться за помощью, рассказывать все эти вещи незнакомому человеку, сейчас я уверен, что все это было не зря, пусть путь мой занял далеко он не один и не два месяца», — говорит тот собеседник, чью историю мы рассказали первой. И добавляет, что с женой он до сих пор состоит в браке. Дочь успела подрасти и учится в школе. А о былом супруги, по его словам, стараются не вспоминать.
О том же рапортуют и другие герои, утверждающие, что помощь психолога сильно изменила их, научила справляться с гневом и не травмировать близких.
На вопрос сумели бы они самостоятельно выпутаться из ситуации, все трое отвечает отрицательно. Первый из них даже признается, что за все эти годы о случившемся он ни разу не говорил практически ни с одним из посторонних людей: «Истории такого рода не из тех, что рассказывают за пивом, как правило о насилии говорит пострадавшая сторона».
