По имеющейся сейчас информации причиной трагедии в Брянской гимназии стал буллинг. Насколько это серьезная проблема и как травля связана с шутингом в школах?
Несколько факторов должно сойтись, чтобы школьный-шутинг состоялся. Согласно зарубежным исследованиям, от 50 до 80% шутинга связаны с фактором буллинга. В буллинге есть очевидное и предполагаемое всеми участниками конфликта неравенство сил агрессора и жертвы. В одной из статей про события в Брянской гимназии был очень показательный комментарий девочки-одноклассницы: «Ну да, там ей мальчики сказали, а что ты нам можешь сделать?» Шутинг — это попытка преодоления этого неравенства. Вы думаете, что я не могу, а я могу. И мальчики, и девочки в равной степени становятся жертвами травли. Ими становятся те, кто сразу не готов отвечать насилием на насилие.
Буллинг возникает в школах, где дистанционные отношения между взрослыми и детьми. Где у детей нет возможности дать обратную связь. Взрослые могут даже видеть эту травлю и понимать, что происходит что-то совсем нехорошее, но из-за той же дистанции, просто не знают, как с этим бороться. А бороться с этим нужно через раскрытие проблемы, обсуждение ее вместе со всеми. Но если в школе нет системы диалога, а есть система подавления, то тогда и происходит масс-шутинг.
Стрельба в школе — это расширенный суицид. Подросток не планирует бежать и счастливо жить потом. Нет такого плана. Дальнейшая жизнь кажется невозможной, ощущение полного тупика. В этом месте стрельба смыкается с подростковыми суицидами, которые тоже являются следствием того, что ребенок попал в ситуацию полного отчаяния, он не видит выхода и не может попросить помощи. И поэтому появляется такое решение: я покончу с собой, но я заберу с собой еще кого-то, кто виноват в моих бедах.
А какие есть еще факторы необходимые, чтобы шутинг состоялся?
Второй важный фактор — для того, чтобы травля спровоцировала шутинг, подросток должен иметь опыт обращения с оружием, и это оружие еще надо где-то взять. А в нашей стране ребенку совсем не просто где-то его достать вне дома. Накануне у папы девочки, открывшей стрельбу в Брянске, был день рождения, возможно, это облегчило доступ к оружию. А может быть оно и вовсе хранилось ненадлежащим образом. В любом случае дома оружие было и девочка достаточно хорошо знала, как с ним обращаться: сумела сделать несколько выстрелов и попасть.
Как вы думаете на школьный шутинг влияют нынешнее инициативы в школьном образовании? Проводится начальная военная подготовка, детей учат стрелять? Кроме того, Брянск – приграничный регион. Это может повлиять на детскую психику и сделать для них использование оружия более допустимым?
Оружия становится больше, и его станет еще больше после возвращения людей с войны. Даже не помповое ружье, а банальную гранату прихватят на память, как сувенир. А ребенок ее возьмет и придет в школу. Если на начальной военной подготовке начинают развивать навыки обращения с оружием — это тоже важный фактор.
Одновременно с этим большую тревогу вызывает то, что на школьные уроки приглашаются ветераны войны, участники текущих боевых действий, иногда вагнеровцы, бывшие заключенные. Они сами травмированы участием в войне, травма никуда из них не делась. Получается, мы развиваем у детей представление о том, что круто убить врагов, и убив врага, ты становишься героем. Подросток легко может все это перенести на своих врагов в школе, которые его психологически и физически истязают. Соответственно, милитаризация и общий военный дискурс тоже может стать фактором шутинга.
Почему в 90-е не было ничего такого, хотя и оружия на руках, и агрессии в обществе и буллинга в школах было по максимуму?
Да, это действительно интересный вопрос. Школьного шутинга я не помню в 90-е. Были подростковые суициды, были жестокие драки со смертельным исходом. А шутинга не было. Но и в Соединенных Штатах тоже, насколько мне известно, не так уж давно начались регулярные шутинги. Пожалуй, «Колумбайн» был каким-то таким первым событием, который открыл этот ящик пандоры. Это стало на слуху, об этом стало можно говорить. Так не делали, потому что никто ни о чем таком не слышал. Трудно делать что-то в первый раз.
Какие меры профилактики необходимо ввести в школах и почему, несмотря на серьезность и масштаб проблемы, эти меры не введены?
Конечно, сейчас после того, как это произошло, будут проведены инструктажи, проверки охранных систем, всяческие выявления потенциальных стрелков. Вместо этого важно посмотреть на то, какие факторы на это влияют. Тот же самый буллинг, уровень насилия в школе, уровень давления, невозможность диалога между детьми и взрослыми. Работа с родителями в любом случае очень важная вещь: как вы разговариваете со своим ребенком, есть ли у ребенка возможность что-то вам рассказать, что вы будете делать в таком случае. У меня в практике был такой случай. Мальчик спросил в переписке у своего друга, не знает ли он, где достать оружие, потому что он хочет устроить в школе переполох. Он сообщил об этом своему классному руководителю, классный руководитель сообщил мне и директору. Дальше я позвал этого мальчика, мы поговорили. Оказалось, у него была проблема, о которой он не мог поговорить в семье. Там был подавляющий родитель, который указывал, каким мужчиной должен быть сын. В результате такое вот отчаяние.
Надо заниматься развитием контакта с учениками. А это очень трудно сделать в отдельно взятой школе, если в обществе насаждается насилие, право решать конфликт с помощью силы, если в обществе действительно много оружия и присутствует военный дискурс.
Как вы думаете, почему властям проще сделать проверку, чем работать с факторами?
Вся система взаимоотношений внутри системы образования, социальной защиты строится по принципу вертикализации и подчинения. Я с этим столкнулся еще в последние годы работы в московской школе. Городской Психолого-Педагогический Центр Департамента Образования стал насаждать единый порядок работы и единые стандарты. Когда людям предписывают, что им делать, им могут предписать только то, за что можно отчитаться. А значит предписывают простые вещи, но простые вещи работают плохо.
Каждый год школы проверяет прокуратура и комиссия по делам несовершеннолетних. Всем важно, чтобы все по бумагам было окей, поэтому все умеют хорошо писать эти бумаги. А вот работать с проблемами гораздо сложнее, и это не опишешь в отчете. Как психолог ты делаешь много такого, что не укладывается в нормативы. Например, это полевое общение с учениками, это разговоры на переменах, налаживание контактов, посещение уроков. Никто сам не придет в кабинет школьного психолога, если ты там просто будешь сидеть. Надо нарабатывать доверие, а доверие это такой ресурс, который нарабатывается долго. Эту работу невозможно регламентировать.
Комментарий криминолога, специалиста по серийным и массовым убийствам Егора Денисова
Такие преступления следует характеризовать скорее не как некое массовое убийство в классическом его понимании, а как расширенный суицид. Массовые убийства совершаются лицами обычно с психопатологией, в том числе нарциссического плана. Один из мотивов таких преступлений — стремление к самоутверждению. Возможно, вы обращали внимание, что некоторые массовые убийцы записывали какие-то заявления, писали посты. В данном случае информации об этом нет, и, по моему мнению, не будет. Пока нельзя утверждать точно, но есть основания полагать, что человек подвергался буллингу или аналогичному давлению в школе. Причем, для подобного рода срывов характерно то обстоятельство, что ребенку не было к кому обратится за помощью по тем или иным причинам.
Системы профилактики таких преступлений у нас нет. В российских школах, за редким исключением, нет никаких программ по противодействию буллингу, а работа школьных психологов осуществляется формально.
Существенной корреляции между мерами безопасности в школе и вероятностью нападений или количеством жертв — нет. Такие преступления связаны с накоплением психоэмоционального напряжения, и оно разряжается напрямую на доступные объекты. Жертвами становятся те, кто был в доступе и был связан с какими-то сильными негативными переживаниями. Если бы у гимназии в Брянске стояла охрана с автоматами, абстрактный «стрелок» мог бы пойти в торговый центр или куда-то еще. То есть наличие вооруженной охраны и рамок металлоискателей не решают проблемы.
И ужесточение мер по владению и хранению оружия не приведет к разрешению проблемы. Дети всегда найдут способ подсмотреть код, и вообще придумать, как обмануть родителей, чтобы получить доступ к оружию.
Для предотвращения таких преступлений первостепенна психологическая работа.
