В небольшом доме в освобожденном селе под Херсоном нет света. В кухне полумрак, боец по имени Денис кипятит чайник на газе из баллона. Мы сидим за столом с замкомандира подразделения и обсуждаем, где каска еще одного солдата — Альберта. Он стоит недовольный в дверях. Сегодня утром он дал мне свою каску и бронежилет, чтобы я вместе с его товарищами выехала на первую линию фронта и описала увиденное.
Последний раз я видела эту каску в лесополосе, на позиции ВСУ за долю секунды до того, как прыгнуть в окоп — в нескольких метрах от нас упал российский минометный снаряд. Каска осталась лежать на небольшом, сколоченном вручную столе рядом со стаканчиками с недопитым кофе.
Кто расстрелял памятник?
В конце октября Руслан*, замкомандира одного из украинских подразделений, пригласил меня в недавно освобожденные украинской армией прифронтовые села Херсонской области. Я попросилась на передовую. Военные говорили мне, что в тот момент на линии фронта не было особого движения войск. Лишь рутинные, хотя и интенсивные артиллерийские дуэли, да война дронов.
В Кривом роге, куда я приехала поездом из Львова, меня встречает Руслан. Садимся в машину, я по привычке тянусь за ремнем безопасности, Руслан остается непристегнутым. «Если обстрел, надо быстро выскочить», — объясняет он. Я держу наготове аккредитацию от минобороны Украины и журналистские документы, но ни на одном из постов нас не останавливают и ничего не спрашивают, только приветственно машут моему спутнику — Руслана все знают, он проезжает здесь несколько раз в день. Но личным знакомством меры безопасности не ограничиваются: везде нужно говорить пароли. Они каждый день меняются. Постовой говорит слово — первую часть, проезжающий должен верно назвать вторую.
Полтора часа езды на военном джипе, и мы пересекаем реку Ингулец по временному недавно построенному мосту без опор и ограждений. Ехать надо медленно и очень осторожно. До начала октября сразу за рекой начиналась оккупированная российской армией территория. Мосты взорвали обе стороны еще в начале войны и часть жителей, убегая с захваченной территории, переправлялись через реку вброд или вплавь.
Мы объезжаем бесконечные следы войны: поля испещрены черными воронками посередине и по краям. В этом году здесь не сеяли, не убирали урожай, лишь обстреливали. В опустевших селах, которые встречаются по дороге, нет света, воды, газа и отопления. Во многих нет магазинов. Все закрылись из-за войны. Те, что были, еще в марте разграбили вошедшие сюда российские войска. Владельцы бизнесов в большинстве своем уехали, опасаясь расправ и обстрелов. Не работают банкоматы, часть зданий разрушена.
На одном из перекрестков стоит памятник солдату Великой Отечественной войны. У памятника отбита голова и часть руки. Позади постамента навалены мешки с песком. Прохожая местная жительница объясняет, что здесь российские солдаты держали свою позицию. Тут же, добавляет она, пили спиртное, смародеренное из местных магазинов, и останавливали для проверки проезжающие машины.
— Кто расстрелял памятник? — спрашиваю у нее.
— Русский мир!
Пулемет и рыжий кот
Украинские военные рассредоточены по нескольким соседним селам. Им нельзя селиться вместе — если узнают чью-то дислокацию и выстрелят по одному из домов, другие останутся целы. В одном из сел местный предприниматель машет водителю, мы останавливаемся, он показывает улицу, куда прилетели недавно две ракеты посреди ночи. В здании местной администрации выбиты окна, всюду осколки стекла и рассыпавшиеся через выбитое окно пачки документов. На парковке рядом взорванные машины, напротив — расстрелянный частный дом.
«Хорошо, что хозяева выехали еще в начале оккупации», — замечает бизнесмен. Он говорит, что его магазин разграбили в первые же дни войны российские военные. Предвидя такой ход событий, мужчина припрятал все что мог и в последующие месяцы понемногу снабжал провизией своих односельчан. По его словам, после освобождения села оставшиеся местные жители собираются с вениками и метлами, подметают улицы, расчищают дороги от мусора и обломков ракет, оттаскивают с проезжей части уничтоженные автомобили. Посильно налаживают мирную жизнь.
Конец октября в этих местах — это желтые и огненно красные листьями, пестрые цветы. Меня определяют в один из домов, где живут военные. Во дворе под навесом стоит стол. На нем рядом с открытой банкой вишневого варенья лежит огнемет «Шмель», вокруг крутится роскошный рыжий кот. Боец по имени Виталик подобрал его, брошенного и отощавшего, в одном из разрушенных дворов. Принес, откормил и теперь рыжий толстый красавец прыгает на руки к Виталику и засыпает, кладя голову на его плечо.
У ворот стоит военный джип, у крыльца — ящики со снарядами, часть из них «трофейные», оставленные российскими войсками перед отступлением. В коридоре — ряд прислоненных к стене автоматов. На стульях разложены бронежилеты и каски. В спальне — пулемет и ленты патронов к нему стоят рядом с молельным ковриком (в подразделении есть мусульмане). На кровати еще один кот. На кухне готовит молодой солдат в окружении пустых ящиков из-под снарядов.
Со снабжением все относительно неплохо. И местным жителям, и военным многочисленные украинские волонтеры постоянно привозят еду, предметы гигиены, медикаменты. Электричество и вода в доме есть благодаря генератору, но вода быстро иссякает: на ванную и стиральную машину. По словам военных, топливо и воду приходится заказывать за свой счет. В доме удивительно чисто, и это учитывая, что здесь живет с десяток солдат, ежедневно бывающих на линии фронта. На веревке во дворе сохнет выстиранная форма.
«Если не суждено — не заденет»
Руслан сообщает, что журналистам сейчас на линию фронта нельзя, мол, недавно их соседи по передовой возило моего коллегу и вышла «плохая история». Какая именно, он не уточняет. Но военный обещает еще подумать и успокаивает: «А вообще, еще сюда может ракета прилететь, так что будет тебе новость!»
Тем же вечером он вбегает в комнату с горящими глазами в сопровождении пресс-офицера с радостной вестью — поедем смотреть как запускают боевой дрон «на нуле»Нулевая линия или линия соприкосновения — зона огневого контакта с противником.: «Завтра надо будет выехать рано утром. Мы еще прессу так не возили. Каску наденешь и броник!». Я обещаю быть готовой, заряжаю телефоны и ставлю будильник. Офицер, который занимается взаимодействием с прессой, проводит короткий инструктаж: не снимать позиции военных на видео, не выкладывать никуда фото без согласования с ним.
Утром Руслан, пресс-офицер, снайпер Василий* (он едет, чтобы запустить боевой дрон), его помощник и я садимся в пикап. Я зажата на заднем сидении между двумя бойцами — таким образом меня закрывают от пуль и осколков снарядов. Сзади в кузове — еще трое солдат.
Мои попутчики в хорошем настроении, шутят, что если «сегодня не суждено», то хоть под градом снарядов бегай — не заденет. А если настало твое время, то хоть в бункере сиди, все равно накроет.
До позиций остается еще несколько квадратов полей, когда машина начинает сильно крениться — колеса попадают в воронки от взрывов. Становятся слышны звуки стрельбы — это российские войска обстреливают линию соприкосновения и «куда достанут дальше», объясняют мне. Мы пересекаем вторую и первую линии обороны, вокруг укрепления — окопы, блиндажи, накрытые маскировочной сеткой машины, навесы и небольшие столы. Приближаемся к «нулевой» линии. Выстрелы звучат чаще и отчетливее. Здесь опаснее всего.
Машина останавливается, от позиций российских войск нас отделяет лишь полоска полей. Мои спутники выходят, чтобы понять, где сейчас находятся дежурные бойцы — в течение дня они меняют дислокацию. Места, которые они занимали вчера, уже пусты. Связи с ними нет. Меня просят остаться у машины. Со мной остаются трое военных. Я выхожу из автомобиля, бронежилет и каска тяжелые, последнюю снимаю — шея очень устает.
Вокруг — поля, изрытые минометными попаданиями. Несколько раз в минуту слышны звуки разрывающихся снарядов, иногда ощущается небольшая взрывная волна. Во время пауз в тишине отчетливо раздается пение птиц и жужжание насекомых.
Возвращается замкомандира с товарищами, они нашли знакомых бойцов. Пресс-офицер обращается ко мне: «Делайте свою работу, только не снимайте видео».
Подготовка
Подходим к новым позициям. Трое бойцов дежурят в лесу. Пьют чай, предлагают нам, есть даже заменитель сахара. Мешают столовой ложкой. Чай очень бодрящий.
Василий, оператор дрона, достает пачку сигарет:
— Одну покурю и начну летать [дроном].
Андрей, старший из дежурных на позиции, вводит в курс дела:
— На *** (номер и название лесополосы, обозначенной на карте) сидит пидор, который постоянно корректирует стрельбу по нам. Я слушаю их волну по радиоперехвату. Четко корректирует танчик и самоходку.
— Кидать ему туда сегодня? — спрашивает Василий.
— Вот здесь он, — Андрей показывает точку на карте. — Там у них белая машина ездит между двумя точками. Я ее бачив (видел) с дрона.
— Будем сегодня их немножко разбирать, будем летать и подарки им носить. — Так Василий называет гранаты. Между собой они говорят на украинском.
Василий показывает устройство снаряда. Эта штука — самоликвидатор, трогать надо осторожно, может пальцы оторвать. Ногти стричь не надо будет. Тут рядом пьезоэлемент, замедлитель, внутри капсула. Она начинает прогорать, а когда прогорает до конца, взрывается и ликвидирует снаряд.
— Во сколько наши начинают? — спрашивает замкомандира. Имеется ввиду время, когда украинские артиллеристы откроют огонь по противнику.
— В 11, — отзывается Андрей. — На часах в это время 10.20.
— Вообще хорошо, — говорит Василий, — под их обстрелом дрона не слышно, не видно.
Он неторопливо прикрепляет противотанковый снаряд к дрону и затягивает пластиковый ремешок. Рядом лежит планшет, через него будет управляться дрон.
— У тебя сколько сегодня гранат?
— Еще четыре, но надо пролететь, кинуть, посмотреть, что к чему. Если сразу много кидать, сюда ответ прилетит.
— Они сюда подтянули миномет и пуляют.
Военный перечисляет номера квадратов, координаты.
— Зеленку разряжают! — снова раздается взрыв.
Все это время не прекращаются звуки разрывающихся снарядов. Весь разговор вместе с подготовкой дрона проходит за чаем, как будто мы не на передовой, а во дворе своего дома.
— Мы тут и картошку жарим, — показывает военный на ящик с продуктами. — Мы же живем здесь. Кому еще кофе, вот тут кипяток, там банка с растворимым, сахар в коробке.
Непрекращающаяся канонада аккомпанирует его словам. Помощник оператора дрона ставит маркером автограф на снаряде.
— Попьем пока кофеек, потом пойдем, — говорит Василий. Его дрон готов к полету.
Обстрел
Взрыв прогремел совсем рядом, в нескольких метрах от стола с чаем. Все невольно пригнулись.
— Добрый вечер, я диспетчер! — говорит спокойно Андрей. — Уходим в окопы! Если начали ложить, будут ложить!
Окоп замаскирован ветками и прикрыт сверху темным брезентом. Я спускаюсь в него и пригинаюсь. Рядом двое военных. Один из них передает по рации координаты попадания. Я сижу, напряженно прислушиваясь. Следующий прилет, как и обещал Андрей, почти сразу — меньше минуты и взрыв гремит над самым ухом. Страшный звук. Оглушает. Воздух пропитывается едким дымом, из окопа ничего не видно. Почти сразу же еще одно, прицельное попадание. Пыль. Мелкие камни. Ветки. Они летят во все стороны и попадают мне в уши, в голову.
Через долю секунды слышу голос замкомандира: «Скорее, кажется, нас засекли с дрона, бегом, уходить надо!»
Еще взрыв! Снова камни во все стороны. Песок в глаза. Дым обволакивает все вокруг, его невозможно не вдыхать. По нам идет плотный прицельный обстрел. Замкомандира криками вытаскивает меня из окопа.
Поднимаюсь и вижу, как он, пригнувшись, грациозно, на длинных ногах, быстро движется вперед, к ближайшим деревьям в соседнюю лесополосу. Сейчас это единственное укрытие. В этот момент в голове у меня крутится только одна мысль. На мне тяжелый бронежилет, но мне очень надо бежать быстро. Сейчас только от скорости зависит моя жизнь. Чувствую прилив энтузиазма и мчусь вперед. Одновременно наблюдаю, что делают военные. В несколько секунд овладеваю навыком: сразу после «выхода», то есть звука выстрела с российских позиций, надо резко падать и лежать, прикрыв голову руками от осколков, пока не услышишь «прилет», взрыв. Можно еще молиться, если успеешь.
Добегаю до первых деревьев, снаряды ложатся совсем рядом. Очень близко два взрыва.
Замкомандира кричит, что здесь нельзя останавливаться и надо бежать дальше, до следующего окопа. Еще пара десятков метров. Мы падаем в него, я уже знаю, что нужно, — зажимаю уши. Взрывы как будто следуют за нами. Возможно, нас отслеживает вражеский дрон.
Я поднимаю голову, спрашиваю военного:
— Где наша машина? — еще один взрыв, прямо сзади. Мой спутник, повзрослевший на войне и много лет воевавший, уверен и спокоен, ощущает себя в своей стихии.
— Машина подъедет, все будет нормально! — прилет… опять разрывается. Я паникую. Он смеется над происходящим, чтобы подбодрить себя и товарищей. — О, выход, ложимся! Не бойся, Лида. Все будет нормально! Вставай, пойдем.
Снова бежим вперед.
— Ложись! — очередной выход. После взрыва отрываю голову от земли и, кажется, впервые слышу свое прерывистое дыхание. Раньше было не до этого. Мне страшно.
Как я рада видеть пресс-офицера, который поторопился и приехал сюда. Он кричит замкомандиру, что боится за меня:
— Что мы будем делать, если с этой женщиной что-то случится?
— Я за нее отвечаю, мы не можем сейчас уехать без всех своих, еще двое наших отстали. Оставь, отгони машину, спрячься,
— Я не так боюсь за себя, как за нее! Давай я отвезу ее!
Этот диалог звучал не по-русски, мне перевели его позже. Но в ту минут мы все еще не могли поднять головы. Обстрел и не думал заканчиваться.
— Хочешь, он тебя отвезет и сам приедет обратно? — спросил меня замкомандира.
— Да, хочу! — во мне активно работала реакция «беги!» на стресс;
— Тогда беги!
Пригнувшись, я пулей ринулась в сторону автомобиля под звуки взрывов и влетела на заднее сидение. Мы гнали на максимально возможной скорости по неровной колее под продолжающимся обстрелом.
Когда шок немного прошел, я ощутила, как сильно болит горло и как трудно дышать. Слишком много вдохнула едкого дыма от взорванной мины. Водитель остановился, я прополоскала горло хлоргексидином, который по счастью, собираясь, сунула утром в карман штанов. Стало немного легче. Мы поехали дальше.
«Это наш обычный день на передовой, — сказал водитель. — Сейчас я отвезу вас и вернусь за оставшимися. Мы обычно не берем сюда журналистов. Вы были первая на линии огня».
В тот день, как я узнала, легко ранило двух бойцов, которые поили нас чаем. Один из них, говорят, уезжая на санитарном автомобиле, радовался, что будет сейчас в тепле и с трехразовым питанием.
На следующий день на позиции произошла ротация. Остальные тоже получили возможность немного передохнуть. А еще через несколько дней мне сказали, что украинцы в этой местности продвинулись еще ближе к Херсону.
