В детстве Маруфжон каждое лето приезжал к бабушке в деревню в 70 километрах от Ташкента. Теплые вечера коротал с друзьями, расположившись на топчане во дворе. «Мы лежали и смотрели на небо. А там звезд много, очень-очень. Это так красиво выглядит…», — завороженно рассказывает Маруф. По его словам, тогда он твердо решил стать летчиком, чтобы быть ближе к небу.
К двадцати годам он окончил ташкентский авиастроительный колледж и размышлял, где продолжать обучение. В университетах республики специалистов по летному делу не готовили — ехать нужно было либо в Казахстан, либо в Россию. В итоге он решил поступать в петербургский университет гражданской авиации (СПбГУГА) — там, в отличие от Москвы, гражданам СНГ не нужно было легализовать документы. Он планировал взять кредит на учебу и погасить его после выпуска.
В августе 2016 года Маруф приехал в Петербург. В авиационных институтах действует строгая врачебно-летная экспертная комиссия, которая решает, годен ли абитуриент к летной работе. Медосмотр молодой человек прошел отлично, но на вступительных испытаниях недобрал баллов по физике и английскому.
Тогда же он познакомился с Настей из Владимирской области, она приехала поступать на стюардессу, но не прошла медкомиссию. Почти сразу у них с Маруфом завязались отношения.
После несданных вступительных Маруф решил уехать в Москву к дяде с тетей и пойти на курсы, чтобы подтянуть проваленные предметы и попытаться поступить на следующий год, Настя приехала к нему через несколько месяцев.
«Вы, приезжие, обнаглевшие, приезжаете и начинаете тут умничать»
В Узбекистане у Маруфа остались отец, мать, брат и маленькая сестра. Отец работал охранником в детском саду, семью он содержал в одиночку. «Чтобы родителям финансовые трудности не создавать, я подрабатывал. Уборкой там, не уборкой, такой работой…», — вспоминает Маруф.
3 июня 2017 года молодой человек нашел подработку через сервис «Юла» и приехал на улицу Уральскую в Москве, чтобы помочь спустить и загрузить в машину коробки из квартиры.
Пока искал квартиру — подошли сотрудники полиции, попросили документы. «Первый подошел, посмотрел — все четко. Спросил цель приезда. У меня в миграционной карте указано было: “обучение”. Спрашивал, что я тут [в Москве] делаю. Я сказал, что приехал на подработку, потому что денег на обучение не хватает, — рассказывает Маруф. — Только пару шагов делаю, из машины выходит второй — “предъявите документы”. Я говорю: только что показывал. А он: форма есть, орден есть, имею право…»
По словам Маруфа, сотрудник долго проверял документы, а когда молодой человек упомянул, что его ждут, разозлился: «Вы, приезжие, обнаглевшие, приезжаете и начинаете тут умничать. Ты знаешь, что я могу с тобой сделать?» После этого, по словам Маруфжона, полицейский достал из кармана пару свертков:
«Показывал [свертки], говорил: “Знаешь, что это такое?”. На тот момент я не знал, что это такое. У меня была рубашка с карманом на груди, и он пытался туда их сунуть. Я руку стряхнул, говорю, убери. Тогда они начали меня скручивать…»
Маруф вспоминает, что когда его затолкали в полицейскую машину, за ней побежал человек, с которым он договаривался о работе, кричал вслед: «Куда вы его?», но остался стоять там, около своего дома.
Сотрудники полиции Демченко и Овчинников, которые и задержали Маруфа, произошедшее описали иначе. Из их показаний (есть в распоряжении редакции — «Черта») следует, что при патрулировании района они заметили Маруфа, который бросился от них бежать, а когда его догнали, он сам сообщил, что у него семь свертков с мефедроном — их полицейские и обнаружили.
В качестве доказательств упоминаются в том числе 37 фотографий с закладкой, якобы обнаруженные в телефоне молодого человека. Сами фотографии с телефона исчезли, но допрошенный в суде эксперт Овсянников пояснил, что фотографии в телеграме могут исчезать из-за функции «секретный чат».
«Понятой был со мной в обезьяннике. При мне договаривались. Следователь был уверен, что я не знаю русский язык, начал разговаривать с ним, типа, давай, ты дашь такие-то показания, а я тебя отпущу. Я сижу, смотрю на это и говорю: “Извините, я понимаю вас”», — вспоминает Маруф.
До двух часов ночи молодого человека держали в отделе, затем вызвали к следователю. Тот сказал: «Раз уж ты у нас русский язык хорошо знаешь, давай, вот тут подписывайся». Маруф твердо стоял на своем: «Извините, я не буду подписываться. Не буду, потому что это не мое».
Тогда в два часа ночи, со слов Маруфа, его повезли в парк, примерно в двадцати минутах от отдела на улице Уссурийской. «Я спрашивал: “Куда мы едем?”. Мне отвечали: “Едем туда, где мы тебя задержали, вдруг что-то выпало у тебя?”».
«Когда мы приехали, сотрудники начали спрашивать: “Ну че, реально вину на себя не берешь?”. Я сказал, что не беру. А они: “Так он вообще смелый!”. Последнее, что я слышал — “смелый”. Дальше — удар со спины. Били электрошокером, дубинкой». Маруф рассказал, что на теле остались шрамы от ударов и ожоги от электрошокера. По его словам, он показывал их правозащитнице, бывшему члену ОНК Москвы Анне Каретниковой, когда та приходила к нему в «Матросскую тишину». Каретникова не смогла подтвердить «Черте» информацию о пытках, по ее словам, она не помнит деталей: были ли шрамы и где именно. В публикации члена СПЧ Евы Меркачевой и Анны Каретниковой в «Московском комсомольце» «Заключенный “Матросской тишины” голодает больше месяца» упоминается факт пыток со слов Маруфа.
Вину Маруфжон не признал. Когда его привезли обратно в отдел, конвой увидел его состояние и сказал, что не повезет молодого человека в таком виде в изолятор временного содержания (ИВС) — нужно везти в больницу. Но его все равно отправили в ИВС.
В публикации «МК» 2018 года Ева Меркачева и Анна Каретникова настаивали, что «доказательств вины маленького узбека немного»: якобы в изъятом телефоне были фотографии закладок, но они исчезли (их не показали даже самому обвиняемому, указывают правозащитницы), еще показания полицейских и собственные показания Маруфжона, что наркотики он купил для личного пользования. Только молодой человек не подписывал такие показания.
Уже в 2023 году, упоминая историю Маруфа в разговоре с журналистами ютуб-канала «НО.Медиа из России», Ева Меркачева сказала: «Московские полицейские подбросили ему [Маруфу] наркотики. Я говорю об этом вполне уверенно, потому что мы изучали потом его уголовное дело».
«Я сидел и думал: может, мне тоже вскрыться? Нафига жить-то?»
Так Маруф оказался в тесной камере «Матросской тишины». «В одной камере 41 заключенный, а шконарей всего 19…», — описывает он обстановку в изоляторе.
Нового сокамерника встретили недружелюбно: «Начали спрашивать за статью — реально ли я этим занимался: 228, часть 4-я считается на зоне неприемлемой, якобы отравление людей, — поясняет Маруф. — Я сказал, что отдохну и расскажу, что к чему. Они освободили мне шконарь». Когда Маруф проснулся, позвал смотрящего и пересказал все, что с ним происходило, тот предупредил: «В конце срока все равно узнаем, если ты нас обманул». Позже Маруф принес из суда копию материалов дела. «Я прямо подошел к нему, показал, говорю: “Какие-то еще вопросы есть?”», — рассказывает Маруф, настаивая, что он не имеет никакого отношения наркотикам. Психиатрическая экспертиза признаков наркомании у него тоже не обнаружила.
Со временем Маруф буквально нашел общий язык с сокамерниками: «Там много наций было — чеченцы, киргизы, азербайджанцы, беларусы, таджики, армяне. У армян — армянский изучал, у таджиков — таджикский. Менялись языками».
Адвокат по назначению все время советовал Маруфу признать вину, но он продолжал настаивать на своей невиновности. Большую часть свободного времени посвящал написанию прошений и обращений в прокуратуру, аппарат уполномоченного по правам человека, Верховный суд, Конституционный суд, Госдуму, Администрацию президента. Когда отдыхал — изучал испанский и немецкий, читал русскую художественную литературу.
Однажды смотрящий по камере подошел к Маруфу и сказал: «Братишка, то, что ты пишешь каждый день какие-то письма, я тебя понимаю, только толку от этого нет. Ты уже приехал, ты без срока отсюда не выйдешь». Сам заключенный, по словам Маруфа, находился под следствием семь лет.
В декабре 2017 года судья Преображенского суда Сиратегян вынесла Маруфу приговор: десять лет строгого режима.
Девушка Маруфа Анастасия приезжала на суды, писала заключенному в «Матросскую тишину» письма, присылала свои фотографии, однажды приезжала на свидание в изолятор. Но через неделю после приговора она приняла решение расстаться: «Написала письмо, где сказала, что все закончилось с нами, что она не хочет ждать столько времени, что полюбила другого человека».
Маруф продолжал писать в госорганы, но в ответ на обращения приходили отписки. «Результата не было. Сидел и думал, что делать. Я видел людей, которым давали 17 лет строгого режима, они не могли это выдержать и вскрывались, кто-то травился, — вспоминает он. — Я сидел и думал: может, мне тоже вскрыться? Грубо говоря, нафига жить-то? Раз все так несправедливо. В голове было — десять лет. Будут ли живы родители? Кем буду я, когда выйду?».
Тогда один из сокамерников подсказал: «Есть выход, тебя услышат. Выдержишь ты это или нет — не знаю. Надо голодовку объявить. Выдержишь — хорошо. До тебя дойдут, тебя услышат. Не выдержишь — пустословом станешь: никто общаться с тобой, здороваться не будет».
«Я хотел, чтобы те, к кому я обращался, услышали меня. Чтобы в деле разобрались»
«Если получится, то получится. Нет — придется попрощаться со всеми», — подумал Маруф июньским днем и решил голодать. Первую неделю голодовки в «Матросской тишине» на него не реагировали. Заключенный писал заявление на перевод в отдельную камеру, ведь рядом всегда кто-то елУ голодовки в местах заключения есть отдельная процедура. После официального заявления заключенного должны отселить в отдельную камеру. Там за ним начинают наблюдать врачи..
На вторую неделю подключились другие зеки: «Ты не выходи на проверку, мы тебя поддержим. Если спросят, почему не вышел, скажем, что голодаешь и не можешь встать». Маруф лежал. Сотрудники изолятора переговаривались: «Какая голодовка? Пусть успокоится». Разговор услышали заключенные и начали громко колотить ногами по дверям. Тогда Маруфа забрали в отдельную камеру под наблюдение.
Там он просидел больше месяца. «Я хотел, чтобы те, к кому я обращался, услышали меня. На суде не стали слушать меня. Мне хотелось, чтобы в моем деле разобрались», — объясняет Маруф.
Частично он добился своего: во время голодовки суд вдвое снизил срок, переквалифицировав статью с попытки распространения наркотиков на приобретение и хранение без цели сбыта. О мужчине написали в СМИ, его регулярно посещала правозащитница, бывший аналитик ФСИН Анна Каретникова.
После публичности Маруфу начали приходить письма со всей России. Он рассказывает, что радовался каждый раз, когда слышал свою фамилию: «Я даже не знал этих людей. Думал, ответ из прокуратуры, а на самом деле писали обычные люди — они поддерживали меня и говорили, что не стоит голодать, так вредить своему здоровью».
Маруф вспоминает, что во время голодовки к нему приходили представители прокуратуры и предлагали прекратить голодовку, говорили, что все не так плохо, не обязательно отбывать весь срок, и если он закончит протест, то будет возможность освободиться раньше по условно-досрочному освобождению или с оплатой штрафа. Закончилась голодовка соглашением, что родственникам Маруфа расскажут, в какие ведомства он пишет, чтобы они тоже могли его поддержать.
После приговора Маруф три года сидел в исправительной колонии ИК-3 в Смоленской области. Один из сокамерников передал ему визитку адвоката, которая защищала его по такой же 228 статье. Маруф связался с ней, родные заняли денег у «всех знакомых и родственников», и адвокат помогла ему в суде заменить оставшийся срок в 1 год, 6 месяцев и 4 дня на штраф в 150 тысяч рублей.
«Можно в аэропорту работать? Без разницы кем — лишь бы быть рядом с самолетами»
В декабре 2020 года Маруф вышел на свободу. На руки ему дали «распоряжение о нежелательности пребывания в Российской Федерации» сроком на 8 лет.
За воротами колонии Маруфжона встретил знакомый-сокамерник и отвез в Смоленск, где сам и жил. Познакомил с родителями, одел, накормил, помог с подработкой, чтобы купить билеты до Москвы.
Пару недель Маруф мыл в Смоленске окна высокоэтажных домов, а как заработал на билет — уехал в Москву к дяде с тетей. Там он пытался в суде оспаривать решение Минюста о нежелательности своего пребывания в России и ждал полгода.
Добиться отмены решения о депортации и запрете на пребывание в России не удалось. Через пару дней после отказа суда Маруф улетел к родным в Узбекистан. Про планы в России он говорит, что хотел обратно вернуться в Питер и попробовать поступить в университет, хотя понимал, что по здоровью на летчика может уже не пройти.
Когда Маруф вернулся в Ташкент, решил устроиться на работу в аэропорт: «Спросил — можно ли где-то у вас в аэропорту работать? Без разницы кем — лишь бы быть рядом с самолетами». Там его ждала медицинская комиссия.
Его стали спрашивать про каждый шрам, откуда он. Маруф отвечал уклончиво: подрался, порезался, упал. Комиссия закрыла на них глаза, но проблемы со здоровьем, возникшие после нескольких лет заключения, дали о себе знать: «Начали докапываться до сколиоза, тахикардии, зубов».
В аэропорт Маруф устроиться не смог. Летом 2022 года он пошел работать на АЗС заправщиком и работает там до сих пор.
«После освобождения я позвонил Насте и сказал: “Я освободился, может увидимся?”. Она сказала, что не получится, потому что вышла замуж и родила прекрасную девочку. Я только обрадовался — хорошо, что девочка. И счастья пожелал ей», — рассказывает Маруф.
Сейчас он живет в Ташкенте вместе с родителями, братом, сестрой и тремя кошками. В сентябре мужчина пошел на двухмесячный курс в логистическую академию, после обучения он хочет работать логистом на фрилансе, чтобы совмещать с работой на заправке: один день на заправке, два на логистике.
О поступлении в университет авиации Маруф не думает — не возьмут по здоровью. На ближайшее время он ставит себе цель: «Сходить к стоматологу, вставить зубы хотя бы, улучшить сердцебиение, а там уже снова пробовать устроиться в аэропорт, ближе к самолетам».
«Сейчас друзей можно пересчитать по пальцам»
Первое время Маруф обижался на людей. «Был очень злой. Даже не хотел возвращаться туда [в Россию]. Еще когда отбывал срок, думал — как только я выйду, не буду оборачиваться, никогда не вернусь сюда», — вспоминает он.
Позже, по словам Маруфа, эмоции поутихли. Сейчас бывшие сокамерники зовут к себе: кто-то в гости, кто-то играет свадьбу. Он отвечает, что приедет когда-нибудь — пока у него все еще запрет на въезд в страну. Некоторые из них даже приезжали к нему на пару дней в Узбекистан.
Дружба с бывшими сокамерниками — это единственное, что напоминает Маруфу о его тюремном прошлом: «Я все это опустил. Когда спрашивают о задержаниях и судебных процессах, это пролетает перед глазами, но уходит. Если не упоминают, я вообще забываю, что бывал в таких местах. Стараюсь не вспоминать это все».
Он удивлен, что после тюрьмы многие друзья из родного города перестали с ним общаться. «Одному однокурснику звонил — не отвечает, думал, что номер поменял. Решил к нему домой приехать. Постучал, дверь открывает мама и говорит, что если еще раз меня увидит, чтоб ничего хорошего не ждал». Сейчас из прежнего окружения Маруф поддерживает связь только с двумя приятелями. Остальные, по его словам, пропали «и никто не объяснил причину в лицо».
«В 2016 году у меня было много друзей. Бывало такое, что дома не было места, где спать. У нас узбекская семья — соседи выходят пообщаться, поговорить. Они смотрели и спрашивали: “И это тоже ваши?”. А родители отвечали: “Да, это тоже наши”. У нас была большая кровать! И там не было места, чтобы позавтракать, — рассказывает Маруф. — А сейчас моих друзей можно пересчитать по пальцам, даже пальцев не надо».
