Вы видели бобров? Если даже и не встречались с этими животными в лесу, наверняка замечали их следы: хатки, обточенные деревья и плотины. Мало кто в России относится к бобрам как к экзотике или тем более беспокоится о выживании этого вида. Но на самом деле мы могли бы даже не знать о существовании бобров, если бы не усилия одной самоотверженной женщины.
Все потому, что к XVII веку этот вид был практически истреблен. Тогда шкурки бобра были в моде и ценились даже выше, чем мех соболя. Из-за деятельности охотников-«бобровников» к началу ХХ века в России чудом уцелели всего 1000 особей этого вида, а естественная для обитания бобров природа МещёрыНизменность на территории Рязанской, Владимирской и Московской области. давно о них забыла.
В 1937 году на побережье Оки приехала зоолог Мария Бородина. Она стала работать в только что образовавшемся Окском заповеднике, который первоначально специализировался на сохранении русской выхухоли — в 30-е годы численность этого зверька очень беспокоила зоологов. Но Бородина сфокусировалась на бобрах, и решила сделать все, чтобы вернуть их в Окский бассейн. Для этого в Рязанскую область перевезли 12 особей из Воронежского заповедника: транспортировали зверей сначала по железной дороге, затем на автомобиле, а потом на лошадях.
Жизнь в Мещёре бобрам понравилась, и уже через два года в Окском заповеднике родились два новых бобренка. В следующие три года в заповеднике выпустили еще 23 воронежских бобра, а к 1950-м годам они заселили почти все местные водоемы. Позже заповедник и сам стал «донором» бобров и отправлял их для расселения в другие регионы страны. С тех пор в России вымирание этому виду не угрожает.
Путь юнната
Историю о счастливом спасении бобров и работе Марии Бородиной рассказала корреспондентке «Черты» старший научный сотрудник Окского заповедника и кандидат биологических наук Надежда Панкова. Как и ее предшественница, она круглый год ходит по лесам заповедника и изучает жизнь животных, только ее основной интерес — крупные млекопитающие, в особенности — кабаны. Еще Надежда ведет о них блог, пишет рассказы, создает иллюстрации. А с недавних пор еще и заботится о собственных трех кабанах, которые не смогли жить на воле.
Надежда Панкова и ее муж Алексей работают в Окском заповеднике с 2006 года. Они поселилась в Брыкином Бору — небольшом поселке в двух часах езды от Рязани. Он находится на природоохранной территории, попасть в него можно, только купив билет в заповедник и проехав через шлагбаум. Жители поселка добираются сюда на машине — до ближайшего села с магазинами и пунктом выдачи маркетплейсов пешком идти больше часа.
В самом же Брыкином бору безлюдно: большинство пассажиров маршрутного автобуса, следующего из Рязани через маленькие города на восток, выходят раньше. Поселок со всех сторон окружает лес Окского заповедника. Дома здесь принадлежат государству, жить в них могут только сотрудники. Один из них — дом Панковых, где сейчас живет дочь Надежды Мария с мужем и псом Ларсом.
Надежда родилась в Москве и отучилась в университете РУДН на факультете экологии. Еще в школе она ходила в биологический кружок, там же познакомилась с будущим мужем Алексеем — сейчас он работает заместителем директора Окского заповедника. «Юннатское движение было своего рода субкультурой. Школьники 13-14 лет участвовали в научной работе взрослых биологов, к нам относились не как к детям, а как к младшим товарищам. И мы сразу видели вертикаль, куда нам расти, — вспоминает Панкова, — Мы выглядели специфически: кто-то носил кирзовые сапоги, я ходила в тельняшке, в драных джинсах. Кто не разбирался, называли нас хиппи».
В 14 лет Надежда отправилась в свою первую экспедицию на Костромскую таежную станцию проводить учет птиц. В первый же выход в лес она вместе с двумя подругами заблудилась, и детям пришлось там переночевать: «Это было такое мощное впечатление, что после него меня из леса уже было не вытащить. Тогда я решила, что это — мое». После еще одной поездки в заповедник «Брянский лес» планы на будущее оформились более четко — Надежда решила, что тоже хочет работать в заповеднике и жить ближе к природе.
В 2003 году Надежда и Алексей, у которых на тот момент уже родилась дочь Мария, увидели объявление о продаже деревянного дома в соседнем от Брыкиного Бора селе Орехово. В Окском заповеднике Надежда проходила преддипломную практику — так что когда она прочитала, что дом находится неподалеку от этой территории, то сразу решила его купить. А спустя три года Панковы переехали из Москвы в Брыкин Бор и начали работать в заповеднике.
Родители Надежды их отговаривали: «Считали, что эта дурь пройдет. Говорили: «Мы старались, пробивались в Москву, чтобы у вас была хорошая жизнь, а вы это все коту под хвост»». Даже друзья из кружка полевой биологии не поняли это решение — большинство из них предпочитали жить в Москве и только изредка выезжать в экспедиции. Но спустя девятнадцать лет жизни вдали от столицы пара ни разу не пожалела о своем выборе.
В заповеднике Надежда занимается изучением крупных млекопитающих, причем крупными животными считаются все, кто больше ежа. График ее работы связан не с производственным календарем, а циклами жизни обитателей заповедника. Осенью внимание Надежды занимают те же бобры: на протяжении полутора месяцев нужно ежедневно обходить водоемы на охраняемой территории и отмечать все следы, которые они оставляют. Затем Надежда анализирует эти данные, рассчитывает количество бобровых поселений и, исходя из этого, понимает, сколько особей живет в заповеднике.
Как (не) встретить кабана в лесу
Самый интересный период работы для Панковой начинается зимой — в это время в заповеднике начинают считать кабанов. Это животное — главный научный интерес Надежды. Чтобы вести подсчет, нужно «знать каждое кабанье стадо в лицо», выслеживать их и наносить на карту места их обитания. А значит, либо встретить стадо в лесу, либо найти его следы. Ими могут быть и буквально следы копыт на земле — при холодной погоде их можно разглядеть даже спустя несколько недель — и другие признаки жизнедеятельности. Например, кабаньи гнезда. Да, кабаны тоже «вьют» гнезда из веток деревьев и хвои и приходят туда ночевать.
Еще один способ обнаружить кабана — найти отесанное снизу дерево. Специалисты называют такие деревья чесалками, потому что кабаны трутся о них спинами. Для животных это способ коммуникации: оставляя свой запах на дереве, они метят территорию и получают информацию о тех, кто был в этой точке до них.
Следить за дикими животными помогают фотоловушки. В устройстве есть датчик движения: как только он «засечет» животное, фотоловушка сделает фотографию и запишет минутное видео. Надежда расставляет их по лесу в тех местах, где встретить стадо наиболее вероятно: например, у тех же гнезд и чесалок. У некоторых фотоловушек есть функция передачи данных через интернет: «То есть я могу за утренним кофе посмотреть, что пришло с фотоловушек, и увидеть, где прошел волк, где еще кто-то. Эти фото я могу снабдить какой-то подписью и сразу отправить в заповедницкие соцсети. Так у нас появился проект «Новости от фотоловушек», который сразу вовлек народ».
Надежда изучает кабанов с тех пор, как начала работать в заповеднике. Тогда она готовила диссертацию о растительности водоемов и проводила по многу часов в библиотеке. Однажды ей в руки попала книга о кабанах и поразила ее настолько, что изучать растения стало уже скучно. Диссертацию она все же написала, но уже на другую тему: «Влияние кабанов и бобров на растительность водоемов». Кабаны могут показаться не самым очевидным выбором среди других популярных или краснокнижных животных. Но Надежда видит их совсем иначе.
Кабан считается одним из самых умных животных. Из-за высокого интеллекта их поведение до известной степени предсказуемо, а агрессивными они бывают только когда их хотят убить. «Я часто слышала, что опаснее, страшнее кабана вообще ничего нет. Но это истории охотников, у которых даже есть поговорка: «На медведя идешь – соломку стели, на кабана идешь – гроб теши». Конечно, если это секачСамец кабана. с клычьями, он может порвать человека. Но это если ты приходишь его убивать. И самка может затоптать, если тронешь ее детей. Но они не будут этого делать, пока ты их не напугаешь, не загонишь», — объясняет Панкова.
Эти научные факты подтверждает и личный опыт Надежды — за годы работы в лесах Окского заповедника спасаться чаще приходилось не от кабанов, а от лосей. «Один раз два годовалых лося-гопника хотели со мной поиграть и бегали за мной по лугу. Я забралась от них на дерево, и там они меня потеряли. А второй раз я поругалась с лосихой. Она бычила на меня, а я задом отступала, пока не залезла на дерево. Я на нее кричала: «Дура! Пошла отсюда». А она орала на меня. Потом чувствовала себя как-то неловко: старший научный сотрудник поругалась с молодой лосихой».
К тому же, кабаны очень полезны для экосистемы. Они питаются не только желудями, орехами и различными корешками, но и насекомыми-лесными вредителями. Из-за высокоразвитого обоняния кабан может искать еду над землей, а из-за мощного рыла — под ней. В поисках пропитания кабан взрывает им значительные площади земли — благодаря этому в лесу и на отмелях рек лучше приживаются некоторые виды растений. Все это делает кабана «успешным проектом», который широко расселился по всей планете, говорит Надежда.
В кольце врагов
Но есть у кабанов и свои трудности — охота на них очень популярна. Панкова отмечает, что убивать кабанов можно везде за пределами особо охраняемых природных территорий, и даже сразу же на «выходе» за эту черту: «К сожалению, когда заповедное животное выходит за пределы заповедника, оно перестает быть заповедным».
Окский заповедник тоже окружен охотничьим хозяйством, а животных, которые выйдут за невидимую границу, могут подстрелить. Причем в охотничьем хозяйстве для них специально оставляют подкормки-ловушки, на которые они иногда попадаются. Хотя большинство кабанов чуют опасность и, даже если и выбегают за лакомством, быстро возвращаются в безопасную зону.
Парадоксально, но охотничье хозяйство, которое окружает заповедник, принадлежит самому заповеднику. И этому есть объяснение. Земля вокруг природоохранной территории принадлежит Рязанской области, где в целом охота на животных не запрещена.
«Если заповедник не сделает там охотничье хозяйство, значит, его сделает кто-то другой. А так мы по крайней мере получаем информацию о том, что происходит в этой буферной зоне — охотники отчитываются о каждом убитом животном, иногда мы даже можем взять на анализ кусочек мяса. С замиранием сердца я жду, когда охотники пришлют мне фотографию кабана, которого они отстрелили. Я все время надеюсь, что это будет не «мой» кабан, не один из тех, с которыми я уже сроднилась и чью жизнь я долго наблюдаю», — объясняет Панкова.
При этом, Надежда не считает, что охота должна быть полностью запрещена — она делит всех охотников на «хороших» и «плохих». Хорошими она называет тех из них, для кого это вопрос выживания. Такие люди часто бывают потомственными охотниками, сами живут в деревнях и охотятся «этично» — например, никогда не убьют самку, понимая, что один выстрел погубит не только ее, но и все ее потомство.
Ко второй группе она относит людей, для которых охота — это развлечение: «Такие в основном приезжают из города. Покупают дорогую лицензию и охотятся просто ради выстрела. Условия у жертвы и охотника заведомо неравные: они прилетают на вертолете с тепловизоромУстройство, которое на дистанции определяет температуру разных объектов и позволяет обнаружить животное в темное время по тепловому излучению., расстреливают стадо кабанов, пьют водку и летят дальше».
Как люди и звери не могут поделить лес
Защищать диких животных от посягательств охотников — не единственная задача заповедника. Главное свойство особо охраняемых природных территорий —в них запрещена любая деятельность человека: животных нельзя подкармливать, приручать и вообще любыми способами вмешиваться в их жизнь. Соседство с человеком вообще очень сильно меняет поведение диких зверей. Из-за этого некоторые знания о разных видах животных оказываются ошибочными: например, долгое время считалось, что кабаны и волки ведут ночной образ жизни. На самом же деле в естественной среде, где им ничего не угрожает, по ночам они предпочитают спать.
Заповедники — единственные места, где зоологи могут изучать природу в ее естественном состоянии; именно здесь они берут материал, чтобы углублять фундаментальные знанияСотрудники научного отдела Окского заповедника пишут труды, на которые опираются другие ученые в своих исследованиях, а каждый год организация публикует «Летопись природы», в которой собрана информация о каждом виде животных за год. о видах животных.
Еще специалисты научного отдела разрабатывают методики учета численности животных, которыми пользуются и в других заповедниках. Обычным людям, не связанным с биологией, тоже важно понимать популяцию животных — хотя бы для того, чтобы не поддаваться панике: «Например, приходят ко мне и говорят: «У вас в заповеднике сто волков, они сожрут сейчас всех лосей, их срочно нужно отстреливать», — рассказывает Панкова, — А у меня все посчитано, я знаю, что их не сто, а одиннадцать. И численность лосей у нас растет, и у меня есть диаграмма, которая это доказывает».
Заповедники помогают сохранять баланс в природе, который постоянно нарушает человек, а потом сам же от этого страдает. Надежда приводит в пример частую ситуацию, когда для строительства дачных поселков вырубают леса: «Когда я работала в Сибири, город Ханты-Мантийск активно расширялся, там строили дачи. А потом в эти дачные поселки приходил медведь. И все кричали: «Ужас!» А медведю-то деться некуда — он там жил. Его лес вырубили, он пошел дальше — но там уже чужая территория, с медведями в Сибири все довольно плотненько. Его шуганул местный медведь, вот он и вернулся».
Проблема со стаями бродячих собак в регионах России тоже связана с нарушением экологического равновесия, считает Надежда. Происходит это так: люди вырубают лес, строят дома и начинают в них жить. Волки боятся людей и как правило уходят из этого места (волки крайне редко нападают на людей и предпочтут любое дикое животное человеку — им очень не нравится человеческий запах). Лишившись крупного хищника, численность остальных видов животных начинает резко расти: размножаются косули, лоси и кабаны. А дальше появляются бродячие собаки — раньше волки сокращали их численность, а теперь делать это становится некому: «Так что когда люди говорят: «Надо отстрелить всех волков», я им отвечаю: «Отлично, но тогда у вас будут бродячие собаки, которые съедят вас самих»».
Уничтожить всех бродячих собак — тоже не выход. Потому что тогда слишком вырастет численность лосей. Во-первых, они съедят все деревья. А во-вторых, будут выскакивать на дороги, увеличится количество ДТП. Получается, что любое нарушение природного баланса чревато последствиями, убеждена Надежда: «Равновесие между жертвами и хищниками должно соблюдаться. И заповедники — это такие анклавы, где хищники могут спокойно жить».
Сотрудники заповедника — еще один вымирающий вид
На вопрос, что сейчас больше всего угрожает заповедникам в России, Надежда и ее супруг Алексей Панков однозначно отвечают — проблемы с финансированием. Молодые специалисты получают 16 тысяч рублей в месяц. Зарплата старшего научного сотрудника — 24 тысячи рублей, заместителя директора — 50 тысяч. Из-за этого в штате заповедника много пожилых людей, которые сводят концы с концами только благодаря пенсии: «Людей, готовых за такие деньги работать в заповеднике, очень немного. Мы редкие, как самая редкая выхухоль».
Надежда уверена: если бы зарплаты были другими, в заповеднике оставалась бы молодежь. Она и лично знакома с молодыми биологами, которые хотели бы работать здесь, но уровень зарплат их останавливает. Алексей Панков соглашается: «Молодому человеку приехать из города на 16 тысяч — уже нереально, невозможно поднять хозяйство на эти деньги. Пропитаться может быть еще можно, если не платишь за жилье. Но даже холодильник уже не купишь, посуду купить — уже проблема».
При этом, как отмечает Надежда, все сотрудники заповедника плотно загружены, и времени на подработку почти не остается. Надежду финансово поддерживают родители, которые получают московские пенсии, а сами Панковы помогают своей дочери Марии. Она — одна из немногих молодых сотрудников: девушка снимает видео из леса и занимается экопросвещением, а ее муж работает в заповеднике системным администратором. «Так и остаются у нас люди, возраст которых приближается к семидесяти. Но сколько еще они будут активны? Наверное, высшее руководство ждет, что мы просто вымрем, а заповедники, по крайней мере в их нынешнем виде, перестанут существовать», — не скрывает пессимизма Надежда.
Алексей Панков добавляет, что денег не хватает не только на зарплаты сотрудникам, но и на технику: «Во время лесного пожараПо данным МЧС, площадь лесных пожаров в августе 2022 года в Рязанской области составила более 22 тысяч гектар. летом 2022 года машины [для тушения огня] гнали из Москвы. Потому что их нет ни в заповеднике, ни в нацпарке, ни в лесничествах. А то, что у нас было, мы просто угробили на этом пожаре. Для работы в заповеднике нужны тракторы, машины, моторные лодки, скутеры. На ремонт этой техники каждый год у нас уходит минимум два-три миллиона». Алексей рассказывает, что инспекторы перемещаются на скутерах, потому что покупать мотоциклы — слишком дорого. «Вот и получается, что браконьеры на хорошей технике и с тепловизором, а наши инспекторы без всего», — дополняет Надежда.
Денег не хватает даже на бензин. В конце 2024 года в Брыкином Бору люди жили два месяца без топлива — все это время убирать снег в поселке и проводить работы в заповеднике нужно было вручную.
Еще одна большая статья расходов заповедника и его сотрудников — счета за электричество. В поселке Брыкин Бор до сих пор нет газа. При этом во всех окрестных поселках он есть — газовую трубу в эту часть Рязанской области провели еще в 2008 году. Сотрудники Окского заповедника остались без газа потому, что его территория относится не к местным, а федеральным властям, и деньги на газификацию из федерального бюджета так и не выделили. Жители поселка уже больше шестнадцати лет просят решить эту проблему, рассказывает замдиректора заповедника: «Второй год подряд мы записываем обращения президенту. Но ничего не меняется, потому что у департамента особо охраняемых территорий просто нет денег».
Электроприборами отапливают не только жилые дома сотрудников, но и само здание визит-центра Окского заповедника 1879 года постройки: «Это наследие старого стекольного завода. Мы его отремонтировали, вложили огромное количество денег, рассчитывая, что у нас будет газ. Для того, чтобы его дальше как-то поддерживать, пришлось ставить электрическое отопление, с тех пор оно там так и работает. Раньше электричеством топили детский сад, но сейчас его уже закрыли, потому что денег не хватает. В последние несколько лет пять с половиной миллионов у нас уходит только на оплату электроэнергии», — говорит Панков.
Частично здания до сих пор отапливаются дровами. Возле управления заповедника есть отдельная котельная, рядом с которой навалена куча дров высотой с дом. Так же топят и сами жители поселка Брыкин Бор, но стареющему населению все тяжелее самим заготавливать и перетаскивать дрова. А покупать их, опять же, дорого.
В своем доме в Орехово Алексей и Надежда Панковы тоже топят дровами. Они живут в скромном деревянном доме, где в центре комнаты стоит старая русская печь. Еду семья подогревает на электрической плитке. Панковы перебрались сюда из Брыкиного Бора на зиму — отсюда ближе ездить кормить кабанов.
Фаня, Фрея и Руфус
«Собственные» кабаны появились у Надежды чуть больше года назад. Они приехали к ней издалека: «В женский монастырь в Волгоградской области зимой пришла свинья, помесь домашней свиньи и кабана, с четырьмя полосатыми кабанятами. Они рылись в компостной куче недалеко от монастыря. А потом мать исчезла, еще один кабаненок тоже пропал — предположительно, кто-то принес его к новогоднему столу. Монахини стали подкармливать оставшихся двух сестренок и брата, но поняли, что их ждет такая же судьба. Тогда они обратились в Центр реабилитации диких животных в Волгограде, а те связались со мной».
Изначально кабанят хотели выпустить на волю, но выжить самостоятельно они бы не смогли — они уже привыкли получать еду от людей и просто продолжили бы приходить в поселки до тех пор, пока кто-нибудь из жителей не взялся бы за ружье. Надежда хотела пристроить кабанят в питомник, но не вышло — тогда она решила забрать их себе.
Надежда дала каждому кабаненку имя — двух девочек зовут Фаня и Фрея, а мальчика — Руфус. Теперь они живут на территории конного клуба в Орехово. Их вольер — большая территория под открытым небом, которую огораживает только электропастух. Внутри у животных есть гнездо, лежанка из сена, чесальное дерево и корыто, куда насыпают корм — чаще всего это овес, кукуруза, горох и рыба. Каждый день Панковы приезжают, чтобы покормить животных, поиграть с ними и обучить их новым командам. Кабанята уже знают слово «Назад!», а еще могут дать пятак (как собаки — лапу), то есть приложить его к ладони человека в обмен на угощение в виде желудя или сушки. Иногда у Алексея и Надежды получается даже заставить кабанов крутиться вокруг себя.
Фаня, Фрея и Руфус еще подростки — осенью 2024 года им исполнился год — и весят всего по сто килограмм. Когда они вырастут, самки наберут еще 50 килограмм, а вот кабан Руфус станет втрое больше. У каждого из них свой характер, а Надежда общается с ними как с любимыми питомцами.
Панкова каждый день выводит их на двухчасовую прогулку, выглядит это так: невысокая женщина спокойно гуляет по полю, а вокруг нее носятся три кабана. Иногда они подрывают рылом землю в поисках корешков, летом любят валяться в лужах. Заигравшись друг с другом, они могут забежать далеко и даже скрыться из поля зрения — но потом всегда возвращаются обратно к Надежде.
