«Ваш ребенок — террорист»
Подростка легко обмануть. По этой причине он и становится легкой мишенью для сотрудников правоохранительных структур. Раньше политзаключенными были преимущественно взрослые люди, несогласные с властью и за это отправленные под стражу, теперь же к ним добавились дети, которых пытаются склонить к совершению преступления. Чаще всего политзаключенных подростков судят по особо тяжким статьям: терроризм, экстремизм, подготовка к массовым убийствам.
Одним из первых громких случаев стало дело «Нового величия», когда молодых людей и девушек, в том числе несовершеннолетнюю на тот момент Анну Павликову, обвинили в создании экстремистского сообщества на основании переписок в телеграме с участием провокатора из спецслужб. Четверым из десяти фигурантов и фигуранток дали реальные сроки.
По словам правозащитницы, мамы фигуранта «Ростовского дела» Надежды Сидоровой, которая теперь помогает родителям политзаключенных подростков по всей России, большой пласт политических дел в отношении несовершеннолетних связан с интернетом. Принцип всем уже знакомый: сотрудники силовых структур заходят в паблики в соцсетях и читают переписки, в основном в групповых чатах и комментариях.
«Мы чаще сталкиваемся с чатами, где появляются [сотрудники ФСБ] и делают какой-то вброс, провоцируя подростков на опасные разговоры, — описывает Сидорова. — Допустим, очень часто [провокаторы] отправляют рецепты коктейлей Молотова». После всех этих переписок, в которых подростка провоцируют на опасные высказывания и обещания, его задерживают и обвиняют в подготовке теракта или массового убийства.
Так произошло с 16-летним Саидисломом. Он родился в маленькой деревне в Кемеровской области в мусульманской семье и рано заинтересовался религией: читал намазы (молитвы в исламе, — «Черта») вместе с отцом, самостоятельно выучил арабский язык. В 13-14 лет он начал искать друзей по вере и вступил в посвященную исламу группу «ВКонтакте».
Однажды одного из участников беседы, Агамагомеда, в чате назвали ФСБшником. Чтобы доказать обратное, тот объявил о намерении поджечь ночной клуб в родном городе и заснять произошедшее на камеру. Саидислом решил поддержать интернет-друга и попросил не делать этого в одиночку: опасно, лучше собрать людей. Так они и начали искать тех, кто сможет им помочь. Создавали все новые чаты, приглашали туда людей, много переписывались друг с другом. Для Саидислома происходящее было скорее игрой, ведь, как утверждают его родственники, всерьез ничего поджигать он не собирался. Однако, в интернете он все больше входил в азарт.
«У них стал разговор сводиться к тому, что после окончания 9 классов Азизбек должен был приехать в Дагестан. Нужно было там провести такую операцию, чтобы отвлечь российские войска от Сирии. Сделать что-то такое, чтобы не страдали мусульмане», — рассказала «Черте» мама мальчика Эльвира Саидамирова. Когда за ним начали следить силовики, она точно не знает, она ни о чем не подозревала. Понимание пришло гораздо позже, когда уже началось уголовное дело.
Все закончилось тем, что один из собеседников юноши якобы выслал ребятам гранату. Как потом скажет следствие — то ли из Дагестана, то ли из Сирии (точной информации в материалах дела нет, — «Черта»). Школьнику по телефону сообщили координаты ящика с гранатой в определенном месте на окраине деревни. Посылка ждала его под мостом, и не успел Саидислом проверить, все ли на месте, как из-за окрестных деревьев выбежали силовики с автоматами. Уже потом, на совместном допросе, на его лице была видна ссадина, но Эльвира так и не смогла узнать у сына, били его или нет.
Год подросток просидел в следственном изоляторе (СИЗО), после чего ему дали шесть лет колонии за связь с террористической организацией и подготовку террористической операции, а также незаконное хранение оружия. Ни он, ни его мама отправленную гранату не видели, как и людей, которые будто бы планировали в интернете вместе с юношей спецоперацию в Дагестане. В деревне сына Эльвиры прозвали террористом.
Мишень для эшника
Чаще всего жертвами провокаторов из ФСБ становятся дети из многодетных, неполных, небогатых семей — к такому выводу приходят опрошенные нами правозащитники. Ставка делается на то, что родители плохо разбираются в законах и не могут позволить себе хорошего адвоката. А значит, уже на этапе задержания их права можно нарушать, и никто не будет возмущаться. Так, Эльвира значительно позже приговора поняла, что в деле ее сына было много противозаконного, а нанятая адвокат даже не пыталась уберечь Саидислома от тюрьмы.
Примеры таких нарушений — слишком долгие допросы и допросы по ночам. Согласно статье 425 УПК РФ, они должны проходить с перерывом и не могут продолжаться дольше четырех часов подряд. По факту детей могут допрашивать сутками. «Я очень часто обращалась к уполномоченному по правам ребенка. Что я слышу в первой фразе? „Мы не можем вмешиваться в уголовные дела“. Прекрасно. Когда ребенок попадает под уголовное преследование, у него сразу права пропадают, или что случается?» — интересуется Надежда Сидорова.
Нередко подростков обвиняют по террористическим статьям через 30 статью УК РФ — приготовление и покушение на преступление. Это означает, что, к примеру, человек купил пистолет, думая застрелить соседа (приготовление). Или выстрелил в него и не попал (покушение). И если приобретение оружия будет реальным преступлением, то подготовку к убийству еще надо доказать: переписки, видео- и аудиозаписи, показания свидетелей.
В случае со сфабрикованными против подростков делами эта доказательная база отсутствует, либо сомнительна. «Мы как-то отсматривали видеозапись с кафе, где, по мнению следствия, ребята собирались для обсуждения планов приготовления к преступлению. На записи, во-первых, люди сами себя узнать не могут. Разрешение камеры очень плохое. Во-вторых, нет звука. Задаемся банальным вопросом: «Ты [следователь] как понял, что они обсуждали именно это?» — продолжает Надежда Сидорова.
Если же сотрудники ФСБ видят готовящееся преступление, то они обязаны его предотвратить. Например, не дать отправить оружие из одного региона в другой, а также установить и задержать всех причастных к этому. Доказать нарушения (ошибки в документации, недостаток доказательств, нарушение прав подростков при допросах, — «Черта») и сам факт провокации со стороны сотрудника ФСБ юридически очень сложно. Как и то, что на подростков и родителей могут давить сотрудники, подводя их к даче выгодных следствию показаний.
Домашний арест для всей семьи
Уголовное дело начинается не только с появления папки со скоросшивателем с соответствующей надписью, но и с набора достаточно изнурительных для фигуранта процедур. Сначала человека задерживают, проводят у него обыск, после допрашивают, отправляют в суд и выбирают меру пресечения на время следствия.
Вместе с подростком, фигурантом уголовного дела, все это переживает и его семья. Во-первых, один из родителей присутствует на всех этапах как законный представитель, взаимодействуя с сотрудниками следствия и с адвокатом. Во-вторых, меняется привычный распорядок жизни, в которой на постоянной основе появляются поездки в Следственный комитет, суд и прочие инстанции. И в-третьих, это, конечно, стресс для всей семьи, в том числе для братьев и сестер обвиняемого подростка.
Когда у Натальи Ким из Саратова случился обыск, она не знала никаких юридических тонкостей и, по ее словам, была «просто мамой и счастливой женой»: пекла пироги, варила борщи и воспитывала пятерых детей. В тот день, 24 февраля 2020 года, она вышла во двор с собакой и увидела толпу людей в гражданском. Успела позвонить мужу, и тот быстро пришел домой. Их заставили выключить телефоны и осмотрели комнаты, забрали два компьютера со словами: «Нам по шапке дадут, что мы мало изъяли».
Затем ее с мужем отвезли в здание городского управления ФСБ, где им рассказали, что их 14-летнего сына Игоря обвиняют в подготовке массового убийства в собственной школе. Дома остался маленький ребенок, который шесть часов просидел один в квартире в темноте, пока одного из родителей не отпустили домой.
Игоря, якобы планировавшего убийство в своей школе 40 человек и изучавшего в интернете материалы о других школьных массшутингах (по словам матери, из учебного интереса, так как он делал доклад о том, как вести себя во время школьного массшутинга, — «Черта») отправили под домашний арест, и семье пришлось привыкать к новой реальности. «У него даже права прогулок не было. Он вообще был постоянно дома. Я лишний раз не могла никуда выйти. До этого мы ходили в кино, в театры, в какие-то развлекательные центры, на выставки. Полностью эта жизнь прекратилась. И для ребенка младшего… Он так же, можно сказать, сел с нами на этот домашний арест», — поделилась Наталья.
Практически сразу она лишилась работы — говорит, что уволили из-за этого случая — и стала заниматься только делом сына. Уволили и старшую сестру Игоря, у которой он часто бывал. Семья влезла в долги, потому что не хватало денег на адвоката. Пытались открыть сбор в соцсетях, но он шел плохо: собрали всего 272 тысячи. Из-за уголовного дела отвалилось привычное окружение, и семья оказалась наедине с происходящим.
В семье начались проблемы со здоровьем. У сестры Игоря, которая присутствовала во время обыска, появились панические атаки, а у Натальи с мужем от стресса «подсело» сердце. Сам подросток стал падать в обмороки и глохнуть на нервной почве. Самым сложным было добиться разрешения отвезти его в больницу: следователь отказывал или давал слишком мало времени.
В связи с этим состоянием Игорю нужно было пройти обследование в сурдологическом центре, и на обратном пути Наталья поняла, что они не успевают уложиться во время, допустимое при домашнем аресте. «Я в жизни так не бегала. Мы забежали домой ровно в то время, прям секунда в секунду, когда у Максима должна была станция запеленговать. Я просто в коридоре сползла по двери. Я сидела, ревела и долго потом успокоиться не могла. Потому что если бы мы опоздали хотя бы на минуту, у меня бы ребенок уехал в СИЗО», — сообщила Наталья.
Пирожки из колонии
Иногда ребенка отправляют в СИЗО сразу после первого суда о мере пресечения — и в этом случае родительские будни начинают крутиться вокруг поездок туда. Отвести передачку, съездить на свидание, постоянно добиваться изменения меры пресечения и, как правило, получать регулярные отказы.
А бывает, что видеться с ребенком и вовсе запрещают, как Анне Уваровой из Канска. Никиту, задержанного за расклейку листовок в поддержку политзаключенных, обвинили в обучении террористической деятельности и изготовлении взрывчатки (речь о коктейлях Молотова, — «Черта»). Среди прочего, в деле фигурирует подготовка теракта в игре Minecraft, что сделало это дело всероссийски известным. Юношу и его маму, как она рассказала «Черте», вынуждали подписать поддельный текст допроса, где подросток якобы признается в совершении преступления. Они отказались.
Школьник отправился в СИЗО для несовершеннолетних — ожидать вынесения приговора. Там он учился, принимал участие в судебных заседаниях, знакомился с материалами дела. На протяжении 11 месяцев Анна слепо собирала сыну передачки, не имея ни малейшего представления, в чем именно он нуждается.
Каждый раз, приезжая в СИЗО, она много часов проводила в дороге и очередях, после ехала на работу и в результате попадала туда лишь после обеда. Все это время мама Никиты почти не спала и постоянно переживала. Когда подростку неожиданно изменили меру пресечения, и его отправили под домашний арест, Анна подумала: «Если бы все так продолжалось и дальше, я бы, наверное, не пережила».
Еще девять месяцев юноша провел дома. Это был счастливый поворот в его судьбе. Никита поступил в техникум, учился в перерывах между судебными заседаниями. Анна хотела, чтобы он стал юристом, но подросток выбрал айти-специальность. Учебное заведение попросило Никиту уйти, как только приговор вступил в силу.
«Мы рядом с ним стояли. Я сильно-сильно вцепилась ему в руку. „Сына, держись, держись, держись“, — так ему шептала, пока читали [приговор]», — вспоминает Анна момент приговора. Вердикт суда: пять лет колонии. Пока подростка еще не этапировали в колонию, они успели увидеться. Даже в неволе Никита продолжил веганить, и тогда, во время встречи, просил больше не отправлять ему рыбу. Сказал, что заморозил ее в холодильнике камеры, а что с ней теперь делать, не знает.
В случае семьи Саидислома тюрьма вошла в ее жизнь не менее плотно. Его родители раз в несколько месяцев ездят к сыну на длительное свидание, оно проходит на территории воспитательной колонии для несовершеннолетних, и их на трое суток оставляют в специально оборудованном помещении. Там есть спальни, кухня — все для жизни на эти несколько дней.
«Он выучился на пекаря, — рассказала Эльвира. — Все, что он просил, мы привезли. Он нам очень вкусные делал кексы, заварное — просто пальчики оближешь. И я прям очень рада, восхищалась им. И когда он стряпает, я смотрю: „Сыночка, любимый, красивый, какой ты у меня прекрасный“. Он такой: „Мам, ну перестань“».
Игорю же в апреле 2022 года вынесли приговор — три года условно. По закону, ему было необходимо встать на учет и регулярно отмечаться. Семья подростка постепенно разбирается с накопившимися долгами и надеется в скором времени по всем расплатиться. Ближайший план у Игоря один — получить хоть какое-то образование.
Сохранить себя и ребенка
Попадая под уголовное преследование, подросток, с одной стороны, оказывается под не меньшим прессингом государственной машины, чем любой взрослый, с другой, по-прежнему остается ребенком, которому мало дозволено (например, ребенок не может самостоятельно оплатить себе адвоката, — «Черта») и у которого меньше жизненного опыта — это не может не сказаться на психике даже самых крепких из них.
Еще большим испытанием для ребенка может стать оторванность от привычных форм коммуникации. В случае домашнего ареста фигурантам запрещают пользоваться интернетом, а он для современных детей значит в плане социализации куда больше, чем для взрослых.
«Это огромный пласт культуры современного подростка. И эту часть у него отнимают. Мало того, что он заперт в четырех стенах, так еще он никак не может из них выбраться. Не только физически сидит запертым, но еще и ограничен в общении», — прокомментировала психолог и координаторка психологического центра «Открытого пространства» Екатерина Абрамова.
Родители же, попавшие в такую ситуацию, все силы бросают на спасение ребенка, забыв о себе. Мать Игоря Наталья Ким поделилась, что, несмотря на ухудшившееся здоровье, экономит на себе и лекарствах, в первую очередь думает о том, как накормить и одеть детей. Эльвира же, пока длилось следствие, долгое время не давала себе отдыхать, почти не спала.
Такую стратегию — полное отвергание собственных сложностей и нужд — психолог называет не самой лучшей. «Никто никогда не знает, сколько времени займет процесс. Может быть, это несколько месяцев, может быть, это год, а может годы. И хорошо, чтобы к концу всего этого родители пришли более-менее вменяемыми людьми с минимальными последствиями для своей психики и здоровья», — прокомментировала экспертка. Помнить о базовых потребностях — сон, еда, прогулки, спорт — нужно всегда, добавила Абрамова, — родительский инстинкт, требующий немедленного спасения ребенка, часто их пересиливает.
Скандалы, споры, попытки осудить или отругать ребенка не помогут пережить этот сложный для семьи период. Наоборот, Абрамова советует родителям быть в первую очередь поддержкой, опорой для своего ребенка, попытаться лучше его понять. Даже если их точки зрения будут расходиться, сближение поможет пройти этот путь вместе.
Так, до начала уголовного дела Анна Уварова не понимала, зачем ее сын интересуется политикой, почему расклеивает листовки и выступает за права политзаключенных. За время следствия она заново узнала Никиту и стала гордиться тем, что он не поддался на провокации силовиков, не оговорил никого и продолжил стоять на своем. Анна поняла, какой сильный у нее сын.
Важно и максимально сохранять, насколько это возможно, привычную жизнь. «Если есть возможность передавать ребенку какие-то вещи, предметы, которые он любил в обычной жизни, то было бы здорово, если бы они у него были и в этих необычных условиях, — продолжила экспертка. — Так же и родители. Если у них есть, условно, какие-то кактусы, продолжайте их поливать. Если у вас есть какие-то хобби, продолжайте ими заниматься. Сохраняйте как можно больше своей жизни».
