Закон о профилактике домашнего насилия пытаются разработать и принять с 1994 года, но до сих пор рассмотрение законопроекта не дошло дальше предварительных чтений в Госдуме. Среди противников закона сегодня — представители РПЦ, движения «Сорок сороков» и «Родительского всероссийского сопротивления», которые считают, что закон не нужен, в том числе потому, что все необходимые меры для борьбы с насилием в семье уже прописаны в Уголовном кодексе и КоАП. Вместе с адвокатами Мари Давтян и Ольгой Гнездиловой разбираемся, почему действующие статьи на самом деле не работают и не могут заменить отдельный закон.
Первая проблема, с которой сталкиваются пострадавшие, — в полиции не принимают заявления или не возбуждают по ним дела: как уголовные, так и административные.
Например, в Архангельске женщина несколько раз жаловалась на избиения и угрозы мужа, но участковый отказывал в возбуждении дел, пока агрессор ее не убил. В Кемеровской области девушка за месяц до гибели обращалась в полицию с заявлением на супруга, но дело тоже не завели.
Мари Давтян, адвокат, соавтор законопроекта, руководительница центра защиты пострадавших от домашнего насилия при Консорциуме женских НПО: «Вместе с декриминализацией побоев государство дало полиции сигнал, что случаи домашнего насилия не важны, и к ним стали относиться еще хуже. Добиться возбуждения дела — это долгий процесс, даже если есть свидетели и записи с камер. Обычно сначала мы получаем три-четыре незаконных отказа, которые потом обжалуем в прокуратуре. С первого раза дело заведут в лучшем случае по одному заявлению из десяти».
Агрессивные партнеры часто преследуют женщин после расставания, но полиция не может помочь пострадавшим, даже если им угрожает серьезная опасность. Так, в Новосибирске бывший сожитель убил беременную женщину после того, как она подала заявление об избиении. А мать Маргариты Грачевой пожаловалась на то, что бывший зять запугивает ее дочь, а через месяц он отрубил девушке кисти рук.
Правозащитники считают, что главный недостаток нынешнего законодательства — отсутствие охранного ордера, запрещающего агрессору контактировать с пострадавшей во время следствия и после вынесения приговора. Эффективность такого предписания доказана экспертами: проект «Правовая инициатива» исследовал опыт 15 стран и пришел к выводу, что эта мера — одна из самых действенных в борьбе с домашним насилием.
Мари Давтян:
«Многие думают, что после подачи заявления появляются „двое из ларца“, хватают агрессора, и все — пострадавшая спасена. Ничего подобного.
Если заявление приняли, его рассматривают минимум десять дней. В это время полицейский просит потерпевшую и агрессора дать письменные объяснения — с этого момента нападавший знает, что на него пожаловались. Дальше идут проверка, экспертизы, и в итоге процедуры растягиваются на три-шесть месяцев.
Все это время агрессор никак не ограничен, а потерпевшая — не защищена. Мужчина может продолжать третировать женщину: писать ей письма с угрозами, звонить, преследовать и даже совершать повторное насилие. Если пострадавшая снова пожалуется в полицию, агрессора это не сдержит. Наоборот, он еще сильнее разозлится и попытается заставить ее забрать заявления».
Текущее законодательство предусматривает слишком мягкие наказания, не останавливающие агрессоров. Самое распространенное — небольшой штраф, который виновник перечисляет государству, а не пострадавшей.
К примеру, в 2017 году мужа Регины Гагиевой оштрафовали на пять тысяч рублей за побои, а в 2019-м он пришел на работу к уже бывшей жене и убил ее. Экс-супруг Ольги Кротовой дважды представал перед судом по делам об избиении, что не помешало ему снова напасть на женщину и несколько раз ударить ее ножом в шею.
Ольга Гнездилова, адвокат проекта «Правовая инициатива»: «По статистике судебного департамента при Верховном суде, в большинстве случаев за побои назначают минимальное наказание — пять тысяч рублей штрафа. Арестовывают крайне редко. При этом декриминализация отменила судимость для тех, кто, по данным полиции, избивает жену реже раза в год. Кроме того, их не могут лишить родительских прав в связи с совершением насильственного преступления против матери ребенка, а раньше это было возможно.
Преступления по уголовным статьям 105 (убийство), 111 (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью), 112 (умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью) более-менее расследуются, но часто нападавшему дают мягкое наказание из-за наличия несовершеннолетних детей, даже если он избивал или убил мать на их глазах».
Мари Давтян: «По статье 112 Уголовного кодекса (это, например, перелом руки) обычное наказание — год ограничения свободы. То есть человеку запретят, допустим, выезжать из города. И все. Мы можем полгода вкладывать невероятные ресурсы в то, чтобы возбудили уголовное дело, а на выходе получить такое.
Одна потерпевшая по аналогичному кейсу сказала: „Лучше бы судья запретил ему въезжать в город“.
Это не значит, что надо всех сажать в тюрьму, но такие наказания никак не влияют на агрессора. По большому счету, уголовному судопроизводству все равно, что завтра произойдет с потерпевшей. Следователь может уведомить нападавшего о возбуждении дела, а на следующий день уже расследовать убийство его жены».
Некоторые статьи, связанные с домашнем насилием, считаются делами частного обвинения. По ним пострадавшая сама должна выполнять работу, которую в других случаях делают полицейские и прокуроры: собирать доказательства, обращаться в суд и представлять там обвинение. Получившая травмы женщина вынуждена заниматься этим без какой-либо поддержки со стороны государства, вместо того, чтобы восстанавливать здоровье. Поэтому многие отказываются от разбирательства.
Ольга Гнездилова: «Статьи 115 (умышленное причинение легкого вреда здоровью) и 116.1 (повторные побои) Уголовного кодекса — дела частного обвинения. Женщина должна делать все сама. Европейский суд по правам человека назвал эту систему „накладывающей непосильное бремя“ на пострадавшую.
Единственная относительно эффективная статья — 117 (истязание). Чтобы подать заявление, пострадавшая должна пережить три эпизода насилия и приложить подтверждающие медицинские документы. Это дело публичного обвинения, то есть другие доказательства должна собрать полиция, а выступать в суде — прокурор. Статью могут применить и до того, как здоровью нанесли серьезный вред».
Если за физическое насилие наказать агрессора можно хотя бы минимально, то если он принуждает женщину к сексу, постоянно оскорбляет, угрожает избить или отнимает зарплату, закон не поможет пострадавшей.
Сексуализированное насилие
Ольга Гнездилова: «Сексуализированное насилие в паре будут расследовать, только если было физическое принуждение во время секса. Если женщина живет в ситуации постоянного домашнего насилия и не может отказаться от секса, потому что боится очередных побоев, следствие вряд ли сочтет это изнасилованием».
Мари Давтян: «У полицейских стереотипное отношение к домашнему насилию вообще и к сексуализированному — в частности. Считается, что это „личное дело“ семьи, куда не стоит вмешиваться. Заявить об изнасиловании можно, но без серьезных физических повреждений доказать его сложно».
Психологическое насилие
Ольга Гнездилова: «У нас в законодательстве нет понятия психологического насилия, также как и преследования или угроз (не считая угрозы убийством или причинением тяжкого вреда здоровью). Если человек регулярно говорит жене, что сломает ей руку, его не привлекут даже к административной ответственности».
Мари Давтян:
«Для состава преступления недостаточно сказать „я тебя убью“. Надо действовать так, будто я хочу это исполнить: замахнуться ножом, начать душить.
Если агрессор пишет „я отрежу голову тебе и твоему ребенку“, это не считается преступлением. Но даже если мужчина хватает биту и говорит „я тебе сейчас руки переломаю“, здесь тоже нет состава, потому что это не тяжкий вред здоровью».
Финансовое насилие
Мари Давтян: «С точки зрения нынешних законов финансовым насилием считается только уклонение от алиментов. Причем эту статью декриминализировали вместе с побоями и сейчас они работают одинаково: первый случай — „административка“, второй — „уголовка“. Но дважды статью об уклонении практически не применяют.
Дела о краже почти не возбуждают, если речь идет о супругах, потому что всё их имущество считается общим. Если агрессор вынес вещи и деньги из квартиры, оставив женщину с детьми без копейки, он не понесет за это ответственности».
Мари Давтян: «Государство создает видимость, что держит ситуацию под контролем, но система построена так, что это никого не пугает. За кражу пяти бутылок водки можно получить больше, чем за то, что сломаешь руку человеку.
Кроме ужесточения наказаний, нам нужна профилактическая работа с агрессорами. Пострадавшим нужно предоставлять психологическую и социальную помощь, а также конкретную защиту после совершения насилия. Ничего из этого сегодня нет».
Законопроект о профилактике домашнего насилия предусматривает введение досудебных и судебных защитных предписаний — тех самых охранных ордеров. А также запуск программ по работе с агрессорами и создание центров, где пострадавшие смогут получить психологические и юридические консультации, и предоставление временного жилья — независимо от того, как идет следствие.
Самые уязвимые для домашнего насилия группы — молодые матери, люди с инвалидностью, пожилые и женщины, у которых в городе нет родных и друзей. Часто им некуда пойти, а денег на аренду жилья у них нет. Тогда приходится выбирать — оставаться в квартире с агрессором, подвергая свою жизнь опасности, или ночевать на улице, иногда с маленькими детьми. Во временных убежищах, согласно законопроекту, пострадавшие могли бы оставаться до нескольких месяцев: за это время можно вырваться из насильственных отношений, найти работу и устроить жизнь.
Из-за режима вынужденной самоизоляции многие пострадавшие круглосуточно находятся рядом со своим обидчиком. В марте 2020 года количество обращений на российскую горячую линию для женщин, столкнувшихся с домашним насилием, выросло почти на четверть по сравнению с предыдущим месяцем. Тем не менее сенаторы отложили работу над законопроектом до окончания пандемии.
В апреле девять российских НКО, включая центр «Насилию.нет», попросили правительство принять срочные меры по защите пострадавших от домашнего насилия в период самоизоляции. Позже с такой же просьбой к вице-премьеру Татьяне Голиковой обратились три депутата Госдумы — Оксана Пушкина, Ирина Роднина и Ольга Севастьянова.
Текст: Мария Цицюрская
Иллюстрации: Александра Чекмарева