У меня очень тираничная бабушка по материнской линии. Какое-то время я считала ее божьим одуванчиком, но она такая только перед теми, кому хочет понравиться. Бабушка любит всеми управлять, контролировать — она отличный манипулятор. Часто в детстве говорила, что если я не сделаю так, как она хочет, то умрет, и я буду в этом виновата. Конечно, я действовала по указке. Так же строилось ее общение с дочерью, моей мамой. Даже когда маме было 40, бабушка всегда контролировала, чтобы та в девять вечера приходила домой, иначе — скандал. И мама этому поддавалась и продолжает поддаваться, как и я в детстве.
Мама выплескивала на меня все, что на нее обрушивала бабушка. Та постоянно оскорбляла ее, как результат — у нее развилось немало комплексов. После скандалов с бабушкой мама срывалась на меня, старалась держать в ежовых рукавицах. В 11 классе мне запрещали приходить домой позже восьми вечера. И вообще я почти не выходила на улицу, мама следила за мной, хотела во всем контролировать, как ее — бабушка.
Из бытовых заскоков — мама каждое утро вставала на весы и всегда была недовольна: то ей казалось, что она толстеет, то, наоборот. Позже она переключилась на меня. Сначала ей показалось, что я слишком худая, и в 13 начала откармливать хлебом. К 17 я поправилась, и она решила, что я стала слишком толстой, говорила, что у меня «толстая жопа». У меня развилось расстройство пищевого поведения. Из-за слов матери я возненавидела себя. Резко похудела — за полтора месяца сбросила больше 12 килограммов. У меня пропали месячные, выпадали волосы, болели почки. Потом началась булимия. Я зверски наедалась, после чего меня рвало. Опять хотела есть — все повторялось по кругу. Я испытывала чувство вины, но думала, ничего страшного. Все это вылилось в тревожно-депрессивное расстройство.
Мама не всегда была такой. Все это началось, когда мне было шесть лет. Мама с бабушкой решили организовать семейный бизнес — химчистку. Мама была хозяйкой, а бабушка принимала одежду, они постоянно цепляли друг друга. Основным рычагом давления был дед, он там настраивал машину и был единственным, кто умел это делать. Бабушка говорила, что если ей не будут платить больше, то она уволится вместе с дедом. Так как в семье матриархат, то дедушка всегда подчинялся. Мама терпела, соглашалась.
«Несколько месяцев мама пролежала, твердя о ведьмах и колдунах»
У нас в Астраханской области есть село Черный Яр, известное как село ведьм. Колдуны с ведуньями принимают посетителей на дому, к ним ходят толпы людей. И коллега мамы, видя, что та на взводе, посоветовала ей сходить к местному магу, он якобы помогал наладить судьбу. Мама ходила к нему около месяца.
Когда мне было шесть лет, она решила взять меня с собой — хотела приблизить к Иисусу. Мы пришли, включилась психоделическая музыка, маг велел нам сесть на колени, начал читать мантры и повторять: «Господь идет к вам». Мама заорала, что видит его. После сеансов с магом маме часто снилось, что к ней приходит Богородица. Она считала, что Бог послал ей испытания на земле, чтобы та доказала, что она ему верна.
Потом она стала плохо себя чувствовать, не могла встать с кровати. Ей снились кошмары, иногда она слышала голоса и видела галлюцинации. Позже она начала задыхаться, у нее были сильные головные боли. Тогда она решила, что на нее навели порчу. Несколько месяцев она пролежала, твердя о ведьмах и колдунах. К нам приходили мамины подруги, читали молитвы, зажигали свечи, раскладывали нефрит, говорили, что он от сглаза. Бабушка ходила с ведрами святой воды. Мама сильно раздражалась на меня, отгоняла, а я не понимала, почему не могу к ней приблизиться.
Ничего не помогло, и бабушка решила водить маму по другим бабкам и колдуньям, давала ей на это деньги. Так мама ездила по селам, отстаивала огромные очереди — к ним приезжали люди со всей России. На приеме ей говорили пространные фразы по типу «мужчина рядом с тобой демоничен». Мама перебирала всех своих знакомых мужчин и воспринимала их как демонические создания, переставала общаться.
Все эти бабки говорили, что на маме порча, поэтому обязательно нужно повторно приехать. Мама отдавала деньги и верила. Сначала ей говорили, что порчу навел мужчина, позже — что женщина-коллега. Мама вычислила наиболее подходящую кандидатуру, на работе прижала ее к стенке, начала угрожать — та очень испугалась, с криками убежала.
Потом мама отстранилась ото всех, в том числе и от меня. Когда я была маленькой, мы часто ездили по гостям, а когда мама начала ходить по гадалкам, все внезапно пропали. Мама стала затворницей. Кроме работы, больше никуда не ходила. Мне тоже запрещала выходить — только школа. Как я позже узнала, отстранение и стремление к одиночеству, отсутствие потребности общаться с другими — признаки шизофрении.
«Когда пламя свечи дергалось, мама верила, что с нее уходит порча»
Но это не самое страшное. Хуже, как она себя вела — издавала жуткие хрипы и называла это выходом бесов. Эти звуки раздавались на всю квартиру. Вечером я не могла созвониться ни с кем из знакомых, потому что все время стоял этот хрип. Мама была убеждена, что в нее вселились четыре демона — ей так привиделось. Она думала, что они распространяются по ее телу. Сначала они были в районе груди и в голове, спустя несколько лет переместились в ноги, кости. И мама, издавая хрипы, параллельно сначала стучала ногами, а потом била себя по ним. У нее все ноги были в синяках, но это ее не останавливало, она считала, что так выводит бесов. И я не понимала, почему у других ребят мамы так себя не ведут. Я в принципе не понимала, что творится в моей семье.
Потом мама резко стала религиозной. Меня заставляли носить церковные кольца, дома появилось много икон, ладан. Каждый вечер мама заставляла всю квартиру свечами, от которых исходил ужасный жар, включала на YouTube псалмы и долго молилась. Когда пламя свечки начинало дергаться, мама верила, что с нее уходит порча. Если свечка дергалась в мою сторону, она думала, что на мне тоже порча, и заставляла молиться вместе с ней.
Мне было тяжело держать все в себе, и я поделилась со своей лучшей подругой и молодым человеком. И то, чего я боялась в школьные годы, не произошло — от меня не отвернулись, не отдалились.
В какой-то момент мама начала сочетать православие с древнеегипетской мифологией. Когда мне было десять, она решила, что она перерожденная Клеопатра. Это длилось на протяжении семи лет. Мама зажигала свечи, включала псалмы и говорила мне, что ей нужно очиститься от грехов, которые она совершила в Древнем Египте, и только тогда Бог заберет ее в рай. И так всегда — в квартире какие-то знахарки, лечившие ее камнями, колдуны и священники. Батюшки не раз приходили к нам освещать квартиру. У нас до сих пор на дверях остались отпечатки от масла в виде крестов. Это все продолжалось на протяжении 13 лет, до моего переезда в Москву — батюшки, дымы и бесы. Сидишь дома, а звук как из хоррора.
Позже у мамы развилась мания преследования — также один из синдромов параноидальной шизофрении. Мама выключала свет во всей квартире и долго смотрела в окно, следя за стоящими у подъезда машинами и выписывая их номера. Она думала, что там сидят колдуны. Когда мы уходили гулять, она, наоборот, везде включала свет, чтобы создавать видимость, будто дома кто-то есть. Потом она стала замечать «подозрительные» машины у своей работы, донимала сотрудников.
Этим не ограничилось — она считала некоторые районы нашего города «притоком злых колдунов». Мы всегда ездили в один и тот же магазин за продуктами, и ей периодически становилось плохо, когда мы ехали по той дороге. И однажды мама посчитала, что там живет колдун, который специально воздействует на нее, чтобы убить. Мы перестали туда ходить.
Мне нужно было поехать по учебным делам в другой город, мама — со мной. Мы с ребятами работали над проектом, и вдруг позвонила мама со словами, что ее выследили маги и хотят убить каким-то заговором. Обычным способом они не могли это сделать, потому что, как она думала, у нее серьезная проверка на земле, а она — Божий посланник. Мания величия — тоже один из симптомов шизофрении. Издавая хрипы, она велела срочно все бросать и ехать к ней. Когда мы вернулись домой, все прошло.
«Вообще-то у твоей матери шизофрения»
В моей семье довольно скептически относятся к психическим заболеваниям. Мама очень странно себя вела, но близкие люди ничего не предпринимали — им это не вредило, они с ней не жили, общались на работе или встречались по праздникам. Когда у мамы только начала проявляться болезнь, ее лучшая подруга понаблюдала за всем и просто перестала отвечать на звонки.
Самое обидное — родственники не просто закрывали на это глаза, но и поощряли. Советовали почаще ходить к батюшке. При этом они видели, что человек болен. Но максимум, что допускали, это в порыве ссоры сказать: «Сходи проверься в психушку».
Родители развелись, когда мне было три года, поэтому я все вывозила одна: ежедневные сеансы самоэкзорцизма, когда мать стучала по своим костям, шипела на всю квартиру и читала молитвы. С папой и друзьями я не делилась — было стыдно. Я боялась, что от меня все отвернутся, подумают, что сумасшедшая.
Когда маме исполнилось 45, все усилилось. Ей опять начало казаться, что за ней следят. Ей становилось так страшно, что она сбегала из дома. На тот момент я уже жила в Москве, училась на первом курсе. Мы часто переписывались по WhatsApp. В один из дней она написала, что ей осталось пять минут до дома, и как придет — отпишется. Я прождала три часа, перезвонила — телефон выключен. Тогда я начала обзванивать родственников, они ее уже искали по району. Оказалось, что она выключила телефон и ушла далеко от дома. Захотела побыть одна. На следующий день это повторилось — уже поздней ночью. Потом коллеги с работы рассказывали, что она пришла и говорила всем, что за ней следили.
Тогда, наконец, поняли, что с этим надо что-то делать, пригласили психиатра. Диагностировали шизофрению, ее принудительно положили в больницу. Я не сразу узнала о диагнозе. Сначала мне написали бабушка с тетей, что врачи провели ряд исследований и выявили болезнь. Позже бабушка сказала, что у мамы все-таки депрессия — она дала взятку ради такого диагноза. Не хотела, чтобы маме дали инвалидность и отобрали права.
Во время университетских каникул я приехала к маме, чтобы сидеть с ней, следить, чтобы она принимала таблетки. Поначалу все было мирно, но внезапно у нее началась истерика после очередной ссоры с бабушкой. Та мне позвонила со словами: «Вообще-то у твоей матери шизофрения». Страшно, когда родные люди пытаются скрыть такое и делают вид, будто она здоровый человек и ничего не происходит.
Мне было тяжело держать все в себе, и я поделилась со своей лучшей подругой детства и нынешним молодым человеком. И то, чего я боялась в школьные годы, не произошло — от меня не отвернулись, не отдалились.
За месяц до острой фазы, в ноябре 2020 года, мама позвонила мне, вся в слезах, рассказывала, как бабушка в очередной раз унижала ее словами «ты ничтожество, мразь, не умеешь вести бизнес, все деньги должны идти мне». При мне она не раз кидалась такими заявлениями в адрес мамы. И мне кажется, что бабушка довела ее до такого состояния. Перед моим отъездом их ссора повторилась, и все началось по новой. Бабушка довольно жесткая в своих выражениях, а мама очень чувствительная. На зло бабушке она перестала принимать лекарства за пару дней до моего отъезда. В последний день перед моим отъездом она опять начала говорить про ведьм и издавать те жуткие звуки, но уже тише. Сейчас она снова думает, что на ней порча.
«Я начинаю задыхаться — это может длиться в течение часа»
На примере бабушки и мамы, когда ты требуешь от ребенка очень многого, притом запрещаешь еще больше, я поняла, что точно не хочу повторить их судьбу. Поэтому в воспитании буду строгой, но в разумных пределах, хотя пока не думаю о детях. В любом случае мне бы хотелось исключить свойственную им обеим тираничность из моей модели семьи. Когда у меня были отношения в школьном возрасте, иногда я была манипулятором. На самом деле я просто требовала к себе слишком много внимания, сильно обижалась на игнор, но это и сейчас есть. Мне поставили пограничное расстройство личности, а это как раз симптомы.
Сейчас я состою на учете у психиатра, хожу к психологу, сижу на антидепрессантах. У меня повышенный уровень тревожности. Несмотря на то, что довольно давно я живу отдельно, в другом городе, я продолжаю проецировать отношение мамы на мои действия, думаю, чего бы она хотела, чем была бы недовольна. Из-за того, что мама меня контролировала, постоянно названивала, я не выпускаю телефон из рук, постоянно смотрю в него. Очень волнуюсь, когда он отключается.
Панические атаки стали моей еженедельной практикой, если не ежедневной. Перед сном я вспоминаю, как мама себя вела, когда я была маленькой. У меня сразу начинает болеть сердце, я начинаю задыхаться — это может длиться в течение часа, и таблетки не всегда помогают. Сейчас этого стало меньше, потому что я начала принимать антидепрессанты.
