После того, как историка СПбГУ Олега Соколова обвинили в убийстве студентки Анастасии Ещенко, в соцсетях и СМИ заговорили о допустимости отношений между учениками и преподавателями. В российских университетах нет документов, которые бы запрещали сотрудникам университета встречаться со студентами, поэтому на подобные случаи обычно не обращают внимания, а если студенты подают жалобы на домогательства, то их игнорируют.
Романтические отношения между учеником и учителем изначально неравные: один зависим от другого, что позволяет преподавателю злоупотреблять своей властью. Выйти из них зачастую сложно — это может негативно сказаться на успеваемости и карьере. Несмотря на это, в России случаи, когда преподаватели выходят за рамки, встречаются часто.
«Утопия» публикует истории людей, столкнувшихся с насилием со стороны преподавателей, когда они учились в школе или в университете.
Полина (имя героини изменено)
Я была несовершеннолетней, когда К., преподаватель МПГУ, начал писать мне по ночам смски в духе: «думаю о тебе» и «скучаю». Когда пришло первое сообщение, я впала в ступор. Я ходила с мамой по магазинам, и мне стало страшно, что она увидит смс, а я не смогу нормально объяснить, от кого она. Я судорожно соображала, что ответить, но поняла, что ничего пока не могу.
К. был эксцентричным преподавателем на филфаке, которого все уважали за большой опыт в журналистике и связи. На занятиях он смеялся над девушками, говорил, что большинству из них нужно идти рожать, а в аудитории им делать нечего.
Но у него были любимицы — девушки, выглядящие старше своего возраста, которые шарили в предмете. Среди них была я, трое девчонок, которых я лично знала, и еще десяток. К. создавал вокруг тех, кто ему нравится, ореол особенности, выделял их на занятиях. Это сильно повышало самооценку.
Однажды К. сказал мне задержаться в аудитории после занятия. Когда все ушли, он попросил меня написать работу, чтобы он отдал ее на радио, куда хотел меня устроить. Напоследок он обнял меня и поцеловал в щеку.
После этого он начал звонить. По 20-30 минут К. рассказывал про свою работу, про известных знакомых. Напоследок он говорил: «Целую, пока». Мне было неловко сказать, что мне неинтересно с ним общаться, ведь он был моим преподавателем. Я думала, что если я его обижу, он сделает так, что меня не возьмут ни на какую работу. Его манипуляции на то были и рассчитаны.
Уверена, что он бы не позволил себе физические домогательства вроде лапанья или поцелуев взасос, потому что мне не было восемнадцати. Но он, например, предлагал довезти меня до метро на его машине. Один раз я согласилась, потом отказывалась.
Однажды я поняла, что так больше не может продолжаться. Мы с подругой придумали сообщение для него, в котором было много экивоков: «Простите, извините, уважаю вас, но это чересчур». После него он стал холодным и строгим по отношению ко мне.
Позже я узнала, что он спал с множеством студенток. Кто-то был в него влюблен, кого-то он так же, как и меня, окучивал. Среди них были и несовершеннолетние.
Юлия
Это было в университете. Тот преподаватель вел у нас на филологическом факультете латынь, старославянский язык и русскую литературу. У него был лучший друг, который преподавал на юрфаке. Они ходили курить вместе и часто подходили к нам, чтобы осыпать потоком неуместных замечаний, шуток и предложений.
Преподаватель с филологического говорил девушкам: «Вы любите Толстого, хотите, я свожу вас в Ясную поляну? У меня там дом». Он рассказывал, как с кем-то ездил, но это было лишь с его слов. Возможно, девушки стеснялись этого и скрывали.
Еще он мог потрогать, поцеловать руку или пытаться поцеловать в щечку. Безусловно, если бы он спросил разрешения, он бы его не получил, я уверена — ни от кого.
Я отказалась ехать в Ясную поляну. Сначала он воспринял это спокойно, но потом стал проходить через все эти стадии: отрицание, злость, депрессия и так далее.
Однажды он угрожал мне отчислением за то, что я зевнула на первой паре. Повел меня к заведующему кафедры, но остановился у двери и начал орать, мол, что я себе позволяю, что я за сволочь такая. Так он пытался вернуть себе власть. Я не боялась, потому что смогу себя защитить — отличницу бы не отчислили за зевок.
Он писал студенткам любовные записки со своим номером телефона, и они на него жаловались. Я не стала этого делать, потому что мне казалось, что все мужики так делают, и он просто один из них. Несмотря на жалобы, он продолжил там работать.
Родителям я не говорила — у нас не те отношения. С друзьями я над этим смеялась. Это не было защитной реакцией — просто я его совершенно не боялась.
Он правда был жалкий, в отличие от его друга с юридического. Тот пытался охмурить студенток иначе. Рассказывал, что собирается пойти на какое-то награждение в ресторан, и добавлял: «А представь себя в бархатном платье, идущей по красной дорожке вместе со мной!».
Другие преподаватели тоже шутили, но все вели себя корректно и границы не переходили никогда.
Мария
Я училась в десятом классе. У нас был физрук — мужчина лет сорока. У него была привычка обнимать девочек, в том числе семиклассниц. Моя подруга здоровалась с ним поцелуем в губы, и это считалось нормальным. В школе никто внимания на это не обращал, все были в курсе. Многие так с ним здоровались.
До того, как он пришел к нам, в школе не было физкультуры. А он открыл секцию пешеходного туризма, школа стала выходить на какие-то уровни, выигрывать конкурсы, соревнования, получать гранты. Поэтому его уважали. К тому же это маленький поселок, там всего одна школа.
Я и моя одноклассница шли на золотую медаль. Нам не понравилось, что он нас обнимал, и мы сказали ему об этом. В ответ он начал ставить нам низкие оценки, аргументируя это тем, что мы якобы саботируем занятия. Однажды он специально отправил нас в раздевалку, а сам увел остальных из спортзала в другое помещение, чтобы потом обвинить нас в том, что мы не пришли на урок.
Родители нам поверили. Мамы помогали нам писать жалобы. Через несколько лет мы узнали, что на него было еще несколько заявлений в районном горисполкоме, и если бы еще одно вышло на районный уровень, его бы лишили учительской практики. Наша директриса, видимо, не пустила наши жалобы дальше. Они были в каких-то близких отношениях. Она нам говорила: «Я вам не верю, это уважаемый учитель».
Наших одноклассников вызывали давать свидетельские показания. Одноклассники нам сказали прямым текстом, что верят нам и видят, что происходит, но против него не пойдут, потому что им нравится ходить с ним в туристические походы.
В итоге мы с одноклассницей забрали документы из школы. Она пошла в медицинский колледж, а я не знала куда пойти. Перед первым сентября ко мне домой пришла завуч и попросила вернуться, потому что уход двух медалисток стал большой потерей для школы. Она пообещала, что я смогу не ходить на его уроки, и я вернулась. Я так ни разу и не сходила ни на физкультуру, ни на труд, который он тоже вел. Моя младшая сестра, которая училась в этой школе, тоже к нему не ходила.
Марина (имя героини изменено)
Школьный учитель тискал меня, прижимал к себе, а окружающие только хихикали. Никто не воспринимал это как что-то из ряда вон. Еще он угрожал испортить мне аттестат, но после визита мамы стирал двойки.
Я тоже тогда не отдавала себе отчет в том, что присходит. Правда, перед уроком я начинала задыхаться и не могла понять: почему. Ходить на занятия я не хотела, а выбора не было: мы жили в закрытом городке, это была единственная школа.
Администрация о ситуации не знала. Не думаю, что я могла что-то сделать, наверное, мне бы сказали: «Не выдумывай». Родителям я тоже не жаловалась, потому что, мне казалось, что не на что.
Потом этот учитель стал директором. Я не планировала уходить после девятого класса, но ушла в колледж, который находился в другом городе. Одним днем забрала документы. Тогда я думала, что просто психанула, но со временем поняла, что дело было не в этом.
Оксана
Когда мне было 13-14 лет, в нашей школе физкультуру преподавал мужчина. Постоянным зачетом у него была скакалка. Я всегда сдавала его с первого раза, но девочек, у которых уже выросла грудь, по несколько раз отправляли на пересдачу. Мы были зажатыми детьми, но все равно понимали, что тут что-то не так.
Одноклассники молчали об этом, хотя видели, что происходит. Говорили: «Ну и урод», — но этим все заканчивалось. Вряд ли кто-то из учителей или родителей об этом знал. Говорить классной руководительнице было бессмысленно.
К концу года этот учитель перестал преподавать в школе. Точной причины я не знаю, но говорили, что парни-старшеклассники его побили, и он уволился. Вместо него пришла преподаватель-женщина, и все стало хорошо.
Ольга
Когда мне было 12, в нашу музыкальную школу пришел преподаватель, который был звездой, очень уважаемым человеком. Все три года, что этот педагог вел у меня занятия, он сильно занижал мою самооценку как исполнителя. На каждом уроке я слышала, что я бездарь и ничего не могу. Поэтому я сдавала экзамены на четверку с минусом и была этим довольна, ведь, по словам учителя, я ничего не стоила.
Когда мне было 14, он сказал: «Давай мы будем спать, а я буду тебя на экзаменах вытягивать. Если откажешься, можешь распрощаться с музыкальным училищем».
Как я вышла из ситуации, не помню. Помню, что потом несколько часов рыдала в туалете. Я не согласилась на его условия, потому что понимала, что это не про меня.
Два дня я страдала, не зная к кому обратиться. Потом рассказала все маме. Она возмутилась и тут же пошла в администрацию вместе со мной. Мне вообще с ней повезло: у нас были доверительные отношения, она меня всегда поддерживала.
Нам не сразу поверили. Администрация не могла понять, как уважаемый педагог, на которого они молятся, мог так поступить. Но мама стояла на своем. Она сказала: «Моя дочь не может такого придумать, и если она это сказала, значит так и есть».
Вскоре об этом узнали все, и выяснилось, что такие предложения поступали многим ученицам. Кто-то соглашался. Преподавателя лишили педагогической практики.
Я знала пятерых девочек, которым он это предлагал. С одной из них мы встретились спустя несколько месяцев. Она боялась кому-то рассказать и пошла у него на поводу. Эти отношения были достаточно долгими и болезненными. Конечно, если человек ставит такие условия, о любви и уважении с его стороны не может быть и речи. Я помню, как она плакала и благодарила меня за то, что я осмелилась рассказать об этом.
В музыкальной среде, если ты не музыкант, ты никто. Если ты с шести лет играешь на флейте, а в 14 тебе скажут: «До свидания», — это страшно. Спустя 20 с лишним лет я понимаю, что было множество путей, но когда тебе 14, и все, что ты делаешь — это учишься в школе, сложно осмелиться что-то изменить.
Вскоре пришел новый преподаватель, и он был абсолютно классным. Учитель разглядел во мне талант и стал давать мне потрясающие произведения. Я впервые в жизни, не прилагая дополнительных усилий, сдала экзамен на пять.
Потом я ушла из училища по причинам, не связанным с этой историей. Музыкой я заниматься не перестала: когда-то у меня была группа, а сейчас я сама педагог.
А тот так и остался звездой. Он выступал, гастролировал, но больше не преподавал.
