«Я поняла, что все плохо»
В детский дом Катя* попала в 14 лет из-за сложной ситуации в семье — мама пила и часто била девочку, денег на еду и аренду жилья у семьи обычно не было. Из-за столь травматичного опыта девушка никогда не планировала заводить собственную семью и детей.
Однако в 17 лет в общей компании друзей она познакомилась с парнем — он был не из детского дома, жил с мамой. И в первый же год отношений девушка незапланированно забеременела.
Катя говорит очень робко, тихо, подбирая буквально каждое слово. Девушка подробно помнит детали тех дней: как ее сначала подташнивало и она сделала первый тест, который оказался отрицательным. А уже через пару недель ее стало тошнить сильнее, случилась задержка и на этот раз тест показал, что она все-таки беременна.
«Я стала плакать, позвонила парню и все ему рассказала. Он тоже был в шоке», — вспоминает Катя. Однако, несмотря на ее опасения, молодой человек ситуацию принял и выразил готовность помогать ей и воспитывать малыша вместе. Сама же Катя сходу заявила, что не готова рожать и пойдет на аборт, но сделать ей этого не позволили.
«Директор детского дома не хотела брать на себя эту ответственность и [давать согласие на аборт]. Поскольку я несовершеннолетняя, то решать сама не могу, — объясняет Катя. — Я поняла, что все плохо. Аборт мне не разрешат сделать. Руководство детского дома стало меня настраивать, что все будет хорошо, что они помогут. Пришлось оставить ребенка».
«Воспитателей за такое лишали премии — не уследили»
Как рассказали «Черте» несколько общественников, работающих в сфере сиротства в России, беременности девочек в детских домах — не массовая, но вполне распространенная ситуация. Официальной статистики таких случаев не существует, поскольку сама тема замалчиваемая и тщательно скрываемая. Однако, в 2022 году фонд «Культура благотворительности» выпустил исследование о взрослой жизни выпускников детских домов. Они опросили более 1000 выпускников детских интернатных учреждений по всей стране старше 16 лет. В ходе исследования 23% молодых людей сообщили, что уже имеют детей, из них у 6% есть дети от 7 лет и старше. То есть учитывая возраст большинства опрошенных (16-25 лет), исследователи предположили, что речь идет о ранних беременностях.
Кроме этого, в разные годы в СМИ появлялись новости, которые позволяли фиксировать случаи беременностей девочек в детских домах. Например, в 2012 году в Петербурге из 24-й школы-интерната сбежала воспитанница на восьмом месяце беременности, а тремя днями ранее из ГБУ СРЦ «Воспитательный дом» сбежала девушка на седьмом месяце.
В 2018 году из петербургского кожно-венерологического диспансера сбежала несовершеннолетняя воспитанница детского дома. 15-летнюю девочку привезли на лечение в больницу, где выяснилось, что у нее замершая беременность.
В 2019 году стало известно о беременности сразу трех несовершеннолетних воспитанниц одного из детских домов в Челябинской области. Тогда руководство учреждения уверяло, что все истории закончились благополучно: одна девушка вышла замуж за отца своего будущего ребенка, а две другие готовились к тому, чтобы узаконить свои отношения с партнерами.
По словам программного директора фонда «Дети наши» и приемной мамы Светланы Строгановой, беременность воспитанниц — серьезный инцидент для детского дома. И если скрыть побег кого-то из ребят или употребление психоактивных веществ можно, то скрыть беременность подопечной не получится. За подобные случаи директор детского дома, как опекун подопечных девочек, и воспитатели могут получить разные санкции: выговор, предупреждение, лишение премии.
Катя вспоминает, что до нее в детском доме беременела еще одна воспитанница. Сотрудники учреждения всячески пытались это скрыть, но вскоре девушку забрали волонтеры и на этом история для всех закончилась. Поэтому Катя не знает всех подробностей, но говорит, что «больше всего было жалко воспитателей, потому что за такое их лишали премии — не уследили».
Сама же Катя всю беременность провела в детском доме. Она наблюдалась в женской консультации обычной поликлиники — сначала ходила туда с медсестрой из детского дома, а потом сама. В учреждении ей покупали все необходимое — прописываемые врачами витамины, фолиевую кислоту. А вот с вещами помогали в основном ее постоянная наставница-волонтер и приходящие в детский дом с визитами люди.
Воспитатели из группы поддерживали советами, но в итоге, признается Катя, для нее все равно многое стало неожиданностью. Например, она не представляла, что после родов у нее будет слишком много грудного молока и ей понадобится молокоотсос, которого в роддоме, конечно, не было. Из-за этого у нее очень сильно болела грудь. «Мне бы хотелось о таком знать заранее, но никто об этом не рассказывал», — говорит Катя.
Столкнулась девушка и с осуждением. Воспитательница из другой группы за глаза назвала ее безответственной, раз она забеременела и решила рожать. Женщина думала, что Катя не слышит ее, но девушка оказалась неподалеку. Еще директор детского дома с заместителем очень давили на Катю, чтобы она расписалась с отцом ребенка, иначе его «могут посадить» — девушка забеременела в 17, а молодому человеку было уже 18. Катя очень не хотела закреплять отношения официально и ближе к ее совершеннолетию эту тему все оставили.
С течением беременности девушке становилось сложнее физически: по дороге в колледж ее постоянно укачивало, от долгого сидения на парах постоянно болела спина. А как и кому это все объяснить она не знала.
В итоге Катя родила девочку и переехала к маме парня, где все они первое время жили. «Мне было тяжело там, — вспоминает она. — Я была зажата, не шла на контакт, не особо тянулась. Это было связано с тем, что мама парня пила. А я не хотела с такими людьми общаться, потому что моя мама тоже пила». Со временем Катя с парнем переехали в квартиру, которую девушка получила от государства. Благодаря волонтеру девушка смогла оперативно сделать там ремонт и закупить необходимую мебель. Пара и их уже четырехлетняя дочь живут до сих пор.
«Взрослые не хотели проблем»
По словам Светланы Строгановой и других опрошенных общественников, если в детском доме выясняется, что девочка беременна, то, как правило, все заканчивается принудительным абортом.
«Здесь зависит от того, чего хочет сама девочка, и на каком сроке это стало известно. Если срок маленький, то, естественно, ее всячески склоняют к аборту. При большом сроке девочка рожает, но если она несовершеннолетняя, ребенок, как правило, разлучается с матерью и попадает в дом малютки», — объясняет Строганова.
Николай* попал в детский дом в небольшом поселке одного российского региона вместе со старшим братом и младшей сестрой. Когда его сестре исполнилось 16 лет, она забеременела. В детском доме ее заставили сделать аборт. «Я деталей не знал, знал лишь о самом факте. И о том, что это очень травмировало сестру, — объясняет Коля. — Походу взрослые не хотели проблем дополнительных, поэтому и склонили [к аборту]».
Но есть и другие опции. Например, продолжает Светлана Строганова, по достижении 16 лет девушка может получить эмансипацию с согласия кровных родителей, усыновителей, попечителя или по решению суда. Обычно так бывает, если отец ребенка совершеннолетний и пара готова пожениться и жить вместе отдельно. Также беременную или только родившую девушку могут забрать в семью под опеку. Тогда эта семья ставится опекунами еще и новорожденного ребенка.
«В системе у них не было никаких шансов»
На любительской съемке молодая с раскрасневшимися щеками девушка выходит из роддома, держа на руках малышку, плотно завернутую в конверт для новорожденных. Это Полина. Она немного растеряна, но широко улыбается. На следующем кадре девушка неумело передает маленькую дочку парню в яркой полосатой толстовке, наставляя его: «Осторожно. Вот так, берешь осторожненько. Вот этой рукой придерживаешь голову».
«Нет, у меня пока ничего такого», — комментирует свои чувства отец девочки Олег, принявший ее только что на руки.
В 2015 году 49-летняя москвичка Юлия Жемчужникова взяла под опеку 15-летних Полину и Олега. О ребятах Юлия узнала из интернета — друг скинул ссылку на статью, что в детском доме в Смоленской области живут Полина и Олег. Полина беременна и чтобы ее новорожденный ребенок не попал в дом малютки, молодой семье нужен опекун.
«В одном из интервью они говорили мои “пароли”, что главное — это любовь, свобода и быть вместе. Я на это попалась», — объясняет свое решение забрать ребят Юлия.
Полина и Олег — социальные сироты из так называемых «кризисных» семей. У матери парня была алкогольная зависимость и во время очередного застолья она убила его отца, после чего попала в тюрьму, а Олег — в детский дом. Полину забрали в сиротское учреждение, так как ее маму лишили родительских прав из-за психического заболевания. Оба сменили несколько интернатов, но в конце концов оказались в школе-интернате Сафоново, где познакомились и влюбились друг в друга.
«Они такие травматики, которые вцепились друг в друга очень крепко и это была главная их ценность. Волчата — все против всех, — рассказывает Юлия. — Они очень хотели быть семьей, но в системе у них не было никаких шансов, поскольку им было по 15 лет. Беременность для детского дома — скандал. Полинку очень долго прогибали делать аборт, но она отказалась. Тогда оставалась одна перспектива — она родит и ребенка отдадут в дом малютки».
Чтобы этого не произошло, действовать нужно было быстро. До родов девушки оставался всего месяц. Сбор всех документов и справок отнимал много времени. С одной стороны, по словам Жемчужниковой, «отдающие» детей в семью органы опеки стопорили процесс своей неспешной работой. С другой — «принимающая» опека по месту жительства Юлии. Поскольку Олегу и Полине было 15 лет, сотрудники настаивали, что им положены две отдельные комнаты и третья — для новорожденной малышки.
За две предновогодние недели Юлия сделала почти невероятное, по ее словам, ей помогало очень много людей и «произошло чудо» — она собрала все документы и оформила опекунство. В Рождество у Полины и Олега родилась девочка София и вся семья отправилась в дом Юлии. К тому моменту у женщину уже было семеро своих детей, из которых четверо жили с ней.
«Моя главная задача — чтобы они адаптировались, привыкли жить с ребенком. И они справлялись молодцом», — рассказывает Юлия.
Сама Полина очень коротко и сухо рассказывала об уходе за Софией: «Я делаю [смесь для кормления] ночью, он [Олег] делает днем. Памперсы, когда она писает, меняет он, а когда какает — я. Зарядку с ней делает Олег, занимается. Спать укладываю я, мою ее я».
Полина и Олег прожили в доме Жемчужниковой год. Как признается сама Юлия, было трудно. У ребят «полезли» алко и наркозависимости, они стали конфликтовать с другими детьми и сбегать из дома, в том числе в интернат. Полиция, комиссия, поиски. После очередного побега Жемчужникова написала заявление в органы опеки и Полина с Олегом вернулись в свой интернат, а Софию забрала под опеку тетя девушки.
Впрочем, история закончилась благополучно — настолько, насколько это возможно. Как только Полине и Олегу исполнилось 16 лет, они расписались, получили эмансипацию и забрали дочку обратно, а в 18 лет переехали в свою квартиру.
Полина и Олег до сих пор живут вместе, у них родилась еще одна дочка. Юлия поддерживает с ними контакт, но признается, что общаются они не так часто.
«Вариантов не предлагалось, выход один — аборт»
Похожая история произошла в семье Светланы Георгиевой*. В 2014 году она с мужем-священником взяли под опеку 15-летнюю беременную девушку из детского дома. О ней семье рассказала знакомая, которая тогда занималась наставничеством подростков из интернатных учреждений.
«Срок у девочки был совсем маленький и уже назначена дата консультации с врачом. Изначально вариантов не предлагалось. Выход один — аборт. У ребенка в системе не может быть ребенка. Нет таких вариантов вообще», — рассказывает Светлана.
Отец ребенка тоже был известен, он находился в другом детском доме. Оба подростка хотели этого ребенка и на аборт были не согласны. За несколько месяцев до того, как Георгиевы узнали об этой девочке, они забрали из дома ребенка другого мальчика. Поэтому у них на руках был действительный пакет документов на опеку.
«Беременность у девочки протекала очень хорошо, без каких-либо осложнений. Иногда она лежала на сохранении в больнице, просто для подстраховки. И когда к ней стал приезжать ее мальчик, она стала с ним уезжать. Видимо, почувствовала себя на воле. Поскольку мы несли за нее юридическую ответственность, нам приходилось ее каждый раз как-то искать», — рассказывает Светлана.
Позже ребята поженились, девушка по закону получила эмансипацию и Георгиевы перестали быть ее юридическими опекунами. Но с тех пор раз в полгода, как рассказывает Светлана, она стала «вляпываться» в разные неприятности, включая большие финансовые задолженности перед коллекторами. Тогда она приезжала к Георгиевым, какое-то время жила у них, приходила в себя и снова уходила.
Так продолжалось несколько лет. За это время у девушки появился второй ребенок от того же отца. Она купила небольшую комнатку с материнского капитала. Еще раз забеременела — на этот раз от другого мужчины — и снова приехала пожить к Георгиевым.
«Мы пытались определить ее в хорошую школу, там и директор поддерживал очень и друзья, знакомые, — вспоминает Светлана. — Но она в очередной раз уехала — просто забрала из садика ребенка и все, даже за вещами не вернулась. На этом наше с ней близкое взаимодействие закончилось. В соцсетях периодически пересекаемся и все. Я знаю, что у нее сейчас уже четверо или пятеро детей, она получила квартиру».
Мария Федорова — многодетная приемная мама, сотрудничающая с фондом «Найди семью» как специалист по сопровождению приемных семей. По ее словам, принятие в семью приемного ребенка — это очень сложный, многоступенчатый процесс. И даже если для беременной девочки быстро находится семья, готовая взять ее и малыша под опеку, это не значит, что все знакончится благополучно для всех сторон.
«Часто люди, которые хотят помочь на эмоциях — чтобы ребенок не родился в детском доме — думают, что одно это желание поможет обойти много острых углов. Но, практика показывает, что даже если дети очень сильно сами хотят в семью, то буквально после месяца проживания в семье начинается сложный процесс адаптации для обеих сторон. У детей из учреждения всегда проявляется травма отверженности, брошенности», — комментирует Федорова.
Если мы говорим о беременной девочке, то на травмированную психику накладываются еще и токсикоз, физические и гормональные изменениями. Поэтому шансов, что будет жизнь с минимальными сложностями, практически никаких нет, добавляет эксперт. Она считает, что семьям нужно обязательно проходить школу приемных родителей, где их познакомят со всеми особенностями. И подготовят к тому, что девушка, которая пошла в опекунскую семью ради сохранения ребенка, может оставить этого ребенка или уйти из семьи и все усилия пойдут прахом.
«Отношение к жизни и к себе как к неценности»
Согласно статистике Росстата, в 2021 году примерно 25 тысяч детей родились у девушек до 18 лет. Сколько из этих девушек были воспитанницами сиротских учреждений неизвестно — такие подсчеты не ведутся. Однако, по словам программного директора фонда «Дети наши» Светлана Строгановой, беременности несовершеннолетних девочек в интернатных учреждениях случаются чаще, чем в семьях. Такое происходит и когда они выпускаются из детских домов в 15-16 лет, поступая после 9 класса в колледжи и переезжая в общежития.
В первую очередь, это связано с тем, что воспитанники детских домов довольно плохо информированы о том, как правильно предохраняться. А даже если бы ребята и захотели бы воспользоваться средствами контрацепции, они не смогли бы их купить — у подростков в детских домах нет карманных денег. То же самое и со средствами экстренной контрацепции, если незащищенный секс уже случился.
«Также есть проблема отсутствия у детей значимого взрослого. К сожалению, в системе встречаются случаи насилия. И когда это происходит с детьми, им просто не к кому пойти и рассказать об этом. Поэтому никто и не даст им постинорПрепарат экстренной контрацепции после полового акта [и риск беременности останется]», — отмечает Светлана Строганова.
Самое главное, по словам Строгановой, отсутствие навыков заботы о себе — дети в детдомах не относятся к себе и к своей жизни как к ценности. Следовательно и к сексуальной жизни тоже нет бережного отношения.
Мария Федорова отмечает, что воспитанницы сиротских учреждений действительно более уязвимы перед незапланированной беременностью. И на это есть ряд причин: «Если рядом любимый мальчик, который готов поддерживать девочку, то для них это может быть радостным событием. В учреждениях происходит частая смена половых партнеров, а это значит, что нет стабильных отношений и привязанностей. Да и мысль, что у меня самого нет семьи, я сейчас ее создам и компенсирую своему ребенку все, что отсутствовало у меня, тоже иногда помогает воспринять новость о беременности позитивно».
Как добавляет Светлана Строганова, представление девушек о том, что вместе с ребенком они обретут семью и любовь, чаще всего очень иллюзорно. Она отмечает, что такие истории не всегда заканчиваются хорошо, потому что у детей в детских домах нет перед глазами нормальной семейной ролевой модели.
«Они рожают, а что дальше делать с этим ребеночком, не знают. Поэтому у нас и существуют сиротские династии — когда бабушка, мама и ребенок в итоге по очереди воспитываются в детском доме», — констатирует Строганова.
«Беременность — возможность получить особое отношение к себе»
В большинстве случаев, продолжает Мария Федорова, беременность — это еще возможность получить новый статус, блага и особое отношение к себе, которая часто прельщает девочек. Например, им могут делать поблажки и разрешать реже ходить в школу, колледж или переводят на домашнее обучение — что в обычной жизни недоступно. Или воспитатели начинают проявлять особое отношение, угощая чем-то и по-особенному заботясь о них.
Варвара* выросла в детском доме Рыбинска и в их учреждении тоже был случай, когда одна из воспитанниц забеременела и родила ребенка. По словам Варвары, той девушке было 16 лет и она встречалась с молодым человеком за пределами детского дома.
«Однажды она сбежала, ее найти никто не мог. Ни детский дом, ни полиция. А вернулась уже беременная на большом сроке — пришла за помощью, потому что осталась одна. Поэтому что-то [например, аборт] сделать было уже нельзя», — рассказывает Варвара.
В детском доме беглянку приняли и помогали, как могли. После родов ее и новорожденного малыша поселили в отдельную от остальных ребят комнату с детской кроваткой. Детский дом закупал памперсы, а воспитатели давали совету по уходу за ребенком. Так девушка прожила в детском доме примерно год, а затем выпустилась, получила квартиру от государства и переехала туда.
У самой Вари первые отношения с мальчиком начались в 14 лет в детском доме. С ним же она лишилась девственности. «Никто ничего не знал про нас, все было скрыто. Мы решили попробовать. И мы так жили лет до 16. Любовь у нас была бешеная. А потом парень выпустился и я переключилась на другого», — вспоминает она.
Варвара забеременела почти сразу после выпуска из детского дома — в 19 лет: «Когда родила, я плакала [от незнания, как правильно ухаживать за ребенком]. Не понимала, почему все дети плачут, а моя нет. Потом не получалось грудью покормить, нужны были накладки, так как она не могла ухватить грудь. Страшно было, что она сейчас отрыгнет и захлебнется. Как только она срыгивала, я сразу мужу ребенку отдавала. Страшно было брать на руки, купать — это все делал муж. Спать было страшно — вдруг что-то случится. Потом я поднаучилась всему, но поначалу было страшно, потому что никто же мне не объяснял ничего».
«Смерть и секс — самые табуированные темы для разговоров с детьми»
Варвара рассказывает, что сотрудники в их детском доме всегда действовали в интересах детей. В том числе, пытались проводить уроки базового секспросвета. «Ну мы были детьми, вы же понимаете, — улыбаясь замечает Варвара. — Рассмеемся, слушать не хотим, начинаем стесняться, придуряться. Как бы ни старались воспитатели эту тему затронуть, дети реагировали слишком несерьезно. Все равно у детей из детского дома свои были таракашки в голове — кто-то замкнутый, кто-то хулиган, кто-то наркоман».
Но такой подход детского дома к вопросам сексуального просвещения детей — редкое исключение. Как отмечают эксперты, в интернатных учреждениях не принято говорить с воспитанниками о сексуальной жизни и безопасности. Это тема табуирована, а в последние годы, можно сказать, запрещена совсем.
«Инициируя секспросвет в сиротском учреждении, ты можешь залететь под какую-нибудь нехорошую статью, — комментирует Строганова. — Поэтому все инициативы, которые раньше продвигались общественникам, сейчас немножечко прижаты. К счастью, иногда в детские дома приглашают неплохих гинекологов или акушерок, которые проводят с девочками занятия по гигиене и, собственно, по сексуальной безопасности. Но к сожалению, это не очень распространенная практика».
Кроме того, факт беременности воспитанницы обычно приводит к тому, что руководство учреждения ужесточает внутренние правила, усиливает контроль над детьми и наказывает вообще всех. Как правило, подобные инциденты не становятся поводом для проведения просветительских мероприятий.
Даже с «домашними» детьми родители редко говорят о сексе. Смерть и секс — две самые табуированные темы для разговоров с детьми, считает Строганова: «Но у “домашних” детей более широкий круг общения. Помимо мамы и папы и у них есть братья, сестры, тетки, крестные. Да и просто социальное окружение намного шире. Плюс у них есть возможность почитать об этом в интернете, увидеть в фильмах. Дети в детском доме чаще всего доступа к этому не имеют, а если имеют, то очень ограниченный. Поэтому все, что они знают о сексе и сексуальности — это то, что они могут выудить при помощи своих смартфонов. Например, из порно. Ну в порно же не говорится про безопасность, про то, что ты можешь сказать “нет”, что нужно получить согласие».
«Лучше решение — семейное устройство»
Решение проблемы беременностей девочек в детском доме — этически сложная задача, говорит президент фонда «Найди семью» Елена Цеплик. По ее мнению, этот вопрос не всегда решается только сексуальным просвещением. Даже если учреждение максимально ориентировано на детей и их интересы, избежать ситуаций с беременностью воспитанниц крайне сложно, как и найти универсальные ответы.
В пример она приводит региональный детский дом, в котором она побывала восемь лет назад. По ее словам, учреждением управляла очень активная и заинтересованная директор, которая «без конца училась сама и организовывала обучения своих коллег, приглашала экспертов из Москвы». Дети там жили в имитациях квартир. Были маленькие, разновозрастные группы с постоянными воспитателями.
«Во время обсуждений мы узнали, что у них есть крестильная комната для новорожденных. Мы очень сильно удивились и тогда директор сказала: “Понимаете, у нас все время рожают и я решила, что пусть будет”», — рассказывает Цеплик.
Вариант «посадить детей под жесткий присмотр и сделать учреждение максимально закрытым» не рассматривался, передает слова директора Елена Цеплик: «Она говорила: “Ну как я могу, это же все-таки детский дом, а не тюрьма. Я не могу им регламентировать каждую минуту жизни”. А ребята ездили на кружки за пределами детского дома, у них были разные контакты с внешней средой и это нормально».
Также директор детского дома рассказывала, что очень часто через внешние контакты подросткам из детских домов становятся доступными запрещенные вещества. И находясь под их воздействием, они совсем не отдают себе отчет, что ведут небезопасную половую жизнь. По ее словам, некоторые забеременевшие девушки даже не знали отца ребенка и никто не понимал, в каком состоянии будет здоровье малыша, когда он родится. На тот момент в учреждении было четыре таких беременности.
Елена Цеплик убеждена: нельзя однозначно сказать, что лучше — допустить беременность несовершеннолетней девочки или посадить ее под замок. Что делать — зависит от ситуации. Но в идеале, считает эксперт, нужно распределять максимальное количество детей в приемные семьи и развивать семейное устройство.
«Потому что можно убиться, делая детский дом хорошим и правильным. Но детский дом — это, в том числе, вот такая история с половой жизнью воспитанников, где нет простых, правильных и абсолютно эффективных решений, — отмечает Цеплик. — А когда ребенок попадает в семью, то за ним одним мама и папа как-то смогут уследить. Конечно, я даже не буду лукавить, в приемных семьях тоже случается, что несовершеннолетние девочки беременеют. Но это все-таки значительно реже случается. И если беременеет приемная девочка, то опекуном новорожденного становится приемная мама и ребенок растет в семье. Это совершенно другая история. В ней есть возможность хотя бы научить девочку быть мамой».
* имена героев изменены по их просьбе
