«Жертвы», «обидчики», «свидетели». Как устроено насилие в школе и как ему можно противостоять

буллинг, жертвы, агрессоры, исследования
В популярной культуре школьный буллинг часто выглядит стихийным явлением. В класс попадает новенький «не похожий на других» ребенок или, наоборот, «хулиган», и драматическое развитие ситуации кажется неизбежным. Остановить издевательства не могут ни учителя, которые часто сами ведут себя агрессивно, ни родители, ни администрация школы. К счастью, за последние 40 лет тема буллинга активно интересовала не только кинематографистов, но и психологов и социологов. «Черта» изучила исследования травли, чтобы разобраться в причинах школьного насилия и способах борьбы с ним.

Что такое буллинг?

«Школьнику Филипу С. постоянно угрожали, его толкали и унижали трое его одноклассников. Когда они украли у стеснительного 16-летнего мальчика конспекты за несколько дней до важного экзамена, он понял, что больше не может это терпеть. Родителям он не смог рассказать о проблемах — страшно, и решил, что лучше ему умереть».

С этой и нескольких похожих историй начинается книга пионера в области исследований буллинга Дэна Олвеуса «Буллинг в школе: что мы знаем, и что мы можем сделать». На английском языке она впервые вышла в 1993 году. В ней Олвеус дал классическое определение буллинга: 

школьника буллят, когда он подвергается негативным действиям со стороны одного или нескольких детей систематически, в течение какого-то времени. 

Негативными можно считать любые действия, цель которых — причинить дискомфорт. При этом буллинг обязательно происходит в условиях неравного распределения силы или власти, «когда ребенок не может себя защитить». 

Олвеус выделяет прямую травлю (физическое насилие, обзывание) и косвенную (бойкотирование, манипуляции). Мальчики, по данным исследователя, чаще становились жертвами прямой травли, а девочки — косвенной. При этом мальчики чаще становились и агрессорами.

Дэн Олвеус — шведско-норвежский психолог, он начал изучать буллинг в шведских школах в конце 1960-х годов. В начале 1980-х школьная травля все еще была большой проблемой для Скандинавии. Масштабное исследование, которое он провел в Норвегии и позже описал в книге, показало, что почти каждый седьмой ребенок (15% детей) в том или ином качестве сталкивались с проблемой буллинга время от времени или чаще. 9% были жертвами буллинга, а 7% регулярно травили других, 1,6% бывали в обеих ролях.

Исследование PISA 2018 года показало, что только в роли жертвы буллинга в России были 37% школьников. Из 75 стран, в которых проводилось исследование, Россия по этом показателю — на седьмом месте с конца. Еще хуже ситуация в Иордании (38% опрошенных школьников рассказали, что сталкивались с травлей), Индонезии (41%), Марокко и Доминиканской Республике (по 44%), Брунее (50%) и Филиппинах (65%). 

Кто становится жертвой буллинга, а кто агрессором? Это связано с особенностями детей?

Участниками буллинга исследователи считают три стороны: жертву, агрессора и свидетеля. Отдельные эксперты, в том числе Дэн Олвеус, пишут, что эти роли, по крайней мере частично, связаны с личными психологическими или физическими особенностями самих детей. 

Жертвы — «чувствительны, тревожны, склонны к слезам, слабы физически, у них низкая самооценка, мало друзей». 

Агрессорам свойственна «готовность применять насилие для самоутверждения и импульсивность; они легко испытывают фрустрацию, с трудом соблюдают правила, демонстрируют грубость и отсутствие сострадания к жертвам, агрессивны со взрослыми». 

Свидетелей психологи тоже считают участниками буллинга — от их позиции в многих случаях зависит, продолжится насилие или нет. Например, в одном из исследований психологи вели видеонаблюдение за школьниками на детской площадке в начальной школе в Торонто. В 88% случаев буллинг происходил при свидетелях, и только в 19% случаев они вмешивались в происходящее. Но в более чем половине случаев это вмешательство было эффективным и прекращало буллинг. Но даже если свидетели не вмешивались, буллинг не проходит для них самих бесследно, они «переживают страх, беспомощность, стыд за свое бездействие и в то же время — желание присоединиться к агрессору». 

Личные особенности участников буллинга — всего лишь одно из возможных объяснений, почему он возникает. 

Во-первых, совершенно необязательно, что чувствительный, тревожный и физически слабый ребенок обязательно столкнется с травлей. Это зависит от множества факторов. Среди жертв таких детей больше. Но есть много похожих детей, которые жертвами буллинга не стали.

Во-вторых, информация об этих особенностях собирается, когда дети уже рассказывают, что столкнулись с буллингом — а значит нельзя с уверенностью сказать, было ли это причиной или следствием насилия. 

Виноваты ли в буллинге родители?

Другой способ объяснить предпосылки к возникновению буллинга — социальное окружение. 

И жертвы буллинга, и агрессоры часто сталкиваются с насилием в семье. Хотя часть жертв, по данным ученых, наоборот, находится дома в ситуации гиперопеки, которая формирует беспомощность ребенка. 

При этом домашняя среда для детей часто нестабильна, а значит в разное время риски уменьшаются или растут. Например, стресс, связанный с разводом, новым браком родителей, рождением второго ребенка, влияет и на уязвимость детей, увеличивая риски столкнуться с насилием, и на агрессивность, которую можно выместить на ком-то более слабом в классе. 

Также риск буллинга выше в «социально дезорганизованной среде», где детям уделяется меньше внимания, например, если у родителей алкогольная или наркотическая зависимости. 

Что зависит от школы?

Исследователи сходятся во мнении, что основная ответственность за травлю в классе лежит на учителях. 

В школах, где нет программ по предотвращению травли, учителя реагируют на нее, опираясь на свои представления о том, как лучше поступить, — часто ложные.

О буллинге есть расхожие мифы, в которые верят учителя в том числе. Главный из них — виновность жертвы: инаковость, неуверенность, неумение постоять за себя, агрессивное поведение и так далее. 

Эти мифы стабилизируют ситуацию буллинга: с агрессоров снимается ответственность, жертвы чувствуют себя виноватыми в том, что с ними происходит, а свидетели убеждаются в том, что стратегия не вмешиваться — правильная. В такой ситуации учитель тоже думает, что ничего не нужно делать. 

Реагируют на травлю учителя, также руководствуясь различными убеждениями. Во-первых, травля может восприниматься нормативно — как способ усвоить социальные нормы; в таком случае учителя считают, что вмешиваться вообще не стоит. Во-вторых, часть учителей реагирует ассертивно, то есть пытаются поддерживать жертву, но так, чтобы показать, что ребенок может защититься сам. В-третьих, учителя могут верить, что травли не будет, если обеспечить дистанцию между жертвой и агрессором, рассадить их, дать совет игнорировать друг друга.

Учитель не всегда может остановить буллинг еще и потому, что не обладает достаточной властью. Педагоги могут сами быть (или считать себя) жертвами травли и не видеть возможности защититься от агрессии. 

Почему же все-таки травля возникает? 

Поведение учителей, которое изучают исследователи, чаще касается реакции на буллинг, но тоже мало говорит о его причинах. В последние годы их ищут в более широком контексте. 

Например, исследователи отмечают, что в России образование построено на жесткой вертикальной структуре властных отношений между учениками и учителем, «где традиционно ученик воспринимается как пассивный реципиент, а учитель — как активный донор блага».

Отношения внутри класса при этом упорядочены гораздо меньше, и это может создавать тревогу. Поэтому дети для распределения ролей и статусов могут копировать методы, используемые учителем, то есть добиваясь власти и контроля.

Кроме естественного стремления к упорядочиванию отношений знакомым способом, в российских школах есть дополнительные факторы, которые не позволяют работать с проблемой буллинга. Это и представление о важности терпения у учеников, и идеи о том, что детям «полезно» избавиться от лишней агрессивности, и привычность насилия как способа взаимодействия, и разрыв между представлениями о том, что декларируется как правильное и что происходит в реальности. 

Гипотеза о роли контекста в возникновении буллинга может подтверждаться и тем, что травля возникает не только в детских коллективах. Например, армейская дедовщина, завязанная не только на длительности пребывания в армии, но и на неравенстве силы и власти. Служба в вооруженных силах по призыву сама по себе является формой насилия. Поэтому неудивительно, что насилие становится способом самоорганизации группы. 

И школьники, и военнослужащие могут испытывать раздражение и фрустрацию — от того, что находятся в неественно сформированных группах и вынуждены выполнять задания, которые кажутся им бессмысленными. Буллинг может становиться безопасным для агрессора способом «снять напряжение», не «вверх», а «вниз» по иерархии. Такое поведение часто даже удобно для «верха», и учителя или офицеры могут закрывать на него глаза намеренно и пользоваться сложившимся порядком для выполнения своих задач. 

Как можно бороться с буллингом?

Подход к противодействию буллингу в школе зависит от того, в чем исследователи и разработчики программ по предотвращению травли видят ее причины. 

Финская программа KiVa в большей степени ориентируется на работу со свидетелями — детей через игры учат поддерживать жертв и противостоять обидчикам. 

Программа, основанная на шведских и норвежских исследованиях Олвеуса, включает в себя работу на всех уровнях — от индивидуальной поддержки детей и наблюдения за школьниками на переменах до образовательных кампаний, которые должны помочь распознать буллинг и объяснить, как на него реагировать всему сообществу.

Австралийская программа Friendly School обучает детей навыкам общения и регулированию эмоций. Сокращение случаев буллинга в ней одно из следствий работы по улучшению общего уровня ощущения благополучия и безопасности детей в системе образования.

Согласно данным опроса PISA, реже всего школьники сталкиваются с буллингом в Южной Корее — только 9%, при этом 93% считают, что присоединяться к буллингу недопустимо. В Корее эта проблема решается комплексом мер: от психологической работы с жертвами и агрессорами и более строгого контроля за происходящим в школах, до установки камер наблюдения и сотрудничества с полицией. 

В 2022 году депутаты российской Госдумы предложили принять программу профилактики травли и предусмотреть санкции в Кодексе об административных правонарушениях для школ, которые не примут локальные акты, направленные на профилактику травли. Предложения законодателей по большей части не отличаются от принципов зарубежных программ. Но если рассматривать буллинг как следствие отношения к насилию в обществе в целом, то на фоне военных действий и репрессий эффективность любых мер по борьбе с агрессией в школах кажется сомнительной.