Рассылка Черты
«Черта» — медиа про насилие и неравенство в России. Рассказываем интересные, важные, глубокие, драматичные и вдохновляющие истории. Изучаем важные проблемы, которые могут коснуться каждого.

Преступления без наказания: почему заявления жертв домашнего насилия не интересны правоохранителям

Читайте нас в Телеграме
ПО МНЕНИЮ РОСКОМНАДЗОРА, «УТОПИЯ» ЯВЛЯЕТСЯ ПРОЕКТОМ ЦЕНТРА «НАСИЛИЮ.НЕТ», КОТОРЫЙ, ПО МНЕНИЮ МИНЮСТА, ВЫПОЛНЯЕТ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА
Почему это не так?

Эксперты: халатность правоохранителей в отношении жертв домашнего насилия обусловлена социально-культурным поведением — как жертв, так и полицейских. Эксперты: Елена Болюбах — «ИНГО. Кризисный центр для женщин»; Анна Ривина — создатель приложения Насилию.нет; Анна Швабауэр — кандидат юридических наук, эксперт Общественного Уполномоченного по защите семьи в СПб.

*Техническая расшифровка эфира Игорь Киценко: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. У микрофона Игорь Киценко, это программа «Угол зрения». Сегодня мы поговорим о том, что сегодня 25 ноября — это международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин. Буквально накануне пришли очень неприятные новости: произошла трагедия в городе Орел. Как написано на портале «Комсомольской правды», вся страна обсуждает вопиющий случай, который произошел в Орле с 36-летней женщиной. Сотрудница полиции, вместо того, чтобы помочь, пообещала «описать труп», когда эту женщину убьют. Против участкового возбудили уголовного дело по статье «халатность». По данным следствия, 17 ноября 37-летний орловец в квартире одного из домов города Орла вступил в конфликт со своей бывшей сожительницей. Девушка вызвала на помощь сотрудников полиции, которые, прибыв на место, не приняли должных мер — об этом сообщила «Комсомольской правде» Юлия Дорофеева, старший помощник руководителя Следственного управления Следственного комитета РФ по Орловской области. За халатность старшему участковому уполномоченному УМФД России по городу Орлу майору полиции Наталье Башкатовой грозит до пяти лет лишения свободы. Из органов ее уже уволили. Доказательствами станут, в том числе, и аудиозаписи, которые накануне смерти сделала орловчанка. Кроме того, проверку назначила прокуратура Орловской области. Но в итоге из-за халатности сотрудников правоохранительных органов, когда женщина вызвала их на помощь, они сказали: «Бытовые ваши проблемы решайте сами, а нас вызывайте только тогда, когда нужно будет „описывать“ труп». В итоге все закончилось трагедией — женщина погибла. Это неприятная новость в канун такого правильного, нужного, замечательного народного дня борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин. Мы связались и пообщались с Еленой Болюбах— она является руководителем «ИНГО. Кризисный центр для женщин». Мы поговорили с ней о домашнем насилии, и я предлагаю послушать запись нашего с ней разговора. И.К.: Хотелось бы у вас уточнить, как часто совершается сам феномен домашнего насилия, насколько часто он происходит в нашей стране? Е.Б.: Да, безусловно, очень часто, к нам поступает много обращений. Очень часто озвучивается цифра, что насилие происходит в каждой третьей семье. В ходе исследований и различных опросов, женщины говорили о том, что они сталкивались с каким-то из видов партнерского насилия в своей жизни. У кого-то это более тяжелая, многолетняя форма, кто-то сталкивался несколько раз, но, тем не менее, масштаб огромный. Действительно, очень много женщин обращаются к нам в кризисный центр. В год у нас порядка 5000 обращений. И.К.: То есть, каждая третья женщина в России? Е.Б.: Можно говорить об этом, но опять же источники совершенно разные. Впрочем, можно опираться на такую информацию. И.К.: Елена, а что, на ваш взгляд, можно считать домашним насилием? Допустим, супруги немножко повздорили, как говорят, дело дошло до рукоприкладства, он ее слегка встряхнул, чтобы она перестал истерить, или она толкнула его, своей слабой рукой, кулачком, ударила в плечо — это можно уже приравнять к домашнему насилию? Либо он ее оттолкнул от себя. Е.Б.: Мы всегда говорим о том, что насилие отличается от конфликта тем, что в случае насилия применяется сила и применяется власть и контроль, то есть действия совершаются для подавления другого человека. В конфликте есть всегда попытки договориться, прояснить ситуацию. А в случае, когда мужчина женщину встряхнул, оттолкнул, здесь идет речь о применении силы. Мы говорим о том, что мужчина всегда имеет возможность развернуться, уйти, выйти из комнаты, то есть не пытаться силой решить проблему, которая возникла. И те случаи, о которых вы говорите, достаточно редкие. К сожалению, основная доля обращений, как и на примере трагического события в Орле, это насилие многолетнее, очень тяжелое, которое имеет очень тяжелые формы. И.К.: Домашнее насилие градируется, то есть это может быть и удержание человека дома, и запирание в комнате, ограничение доступа к различной бытовой технике или к другим помещениям в доме, то есть насилие бывает разнообразно в своей форме. Каждая третья женщина, согласно опросам, испытывала когда-либо домашнее насилие — системное или разовое, — но почему у нас боятся обращаться в полицию? Единичные случаи обращения в полицию по вопросам домашнего насилия — и те заканчиваются такими отговорками со стороны правоохранительных органов: да у вас бытовой скандал, помиритесь, разберетесь, ничего страшного. И в итоге, как и обещал майор полиции в Орле, труп. Почему люди боятся? Сейчас же у нас очень много правовых центров, к примеру, ваш кризисный центр для женщин, который помогает и поддерживает с правовой точки зрения, с юридической точки зрения. Почему, сколько я ни читал и ни смотрел информации по домашнему насилию, очень мало обращений. То есть проблема есть, но решается она очень медленно. С чем это связано? Е.Б.: Помимо представлений, стереотипов — всего этого пласта «бьет — значит, любит» и так далее, — есть еще и огромная практическая трудность получения правовой помощи, особенно, в регионах. Это, действительно, так. Именно поэтому сегодня стартует запуск на нашем сайте crisiscenter.ru. Если на него посмотреть, то в консоли справа есть кнопка «Пострадавший». С помощью этого нового сервиса пострадавшие от насилия женщины могут получить юридические рекомендации. Там подробно расписаны шаги, алгоритм действий при том или ином виде насилия, с которым столкнулась женщина. Также там можно подать заявление. В данном приложении можно уже заполнить заявление в режиме онлайн. Понятно, что пока нет такой возможности, чтобы заявления уходили напрямую в отделение полиции, но, тем не менее, женщина может заполнить заявление и отправить на проверку нашим адвокатам или волонтерам-юристам, после чего получить его назад и пойти в своем регионе дальше оформлять. Это, действительно, очень удобный сервис. Она заполнит заявление по стандартной форме, не будет процесса, когда она идет к участковому или вызывает полицию, и ей говорят, что мы не будем принимать заявление, нам это долго и муторно — как и любое обращение, — это очень большой и длительный процесс. Как правило, в случае домашнего насилия, стороны могут примиряться в ходе длительного рассмотрения самого заявления, сами заявления могут забирать, и так далее. Понятно, что правоохранительным органам очень трудно заводить огромное количество заявлений, они всячески стараются этого не делать. Поэтому мы решили упростить форму и сделать максимально простым хотя бы подачу заявления. И.К.: Это, действительно, очень удобно: отправляешь, юристы смотрят, где-то что-то поправят, исправят, приведут в правильную форму. Потом тебе пересылают, и ты спокойно с этим заявлением идешь в полицию и подаешь. У меня еще вопрос по орловскому случаю. Хладнокровие и халатность со стороны правоохранительных органов привела к трагедии. Насколько часто отклоняются подобные заявления, если ли у вас такая статистика? Насколько часто правоохранительные органы отклоняют заявления со стороны жертв по домашнему насилию, и почему они так неохотно принимают эти заявления и занимаются разбором этих дел? Е.Б.: Честно говоря, это риторический вопрос, особенно второй. На первый вопрос нет статистики, естественно. В МВД такую статистику никто не ведет. И.К.: А сколько было принято заявлений по этому поводу по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, например? Е.Б.: По-моему, в прошлом году порядка пяти тысяч, но надо проверить, потому что мы не ведем учет. И.К.: Ну это все равно не много. В Санкт-Петербурге около пяти миллионов проживает, плюс еще область, это капля в море. Е.Б.: Конечно. Тем более, учитывается корреляция между принятыми заявлениями и заявлениями, доведенными до суда. На протяжении 25 лет нашей работы, отслеживая статистику телефона доверия и нашей горячей линии, мы можем говорить о том, что практически 80−90% женщин, страдающих от домашнего насилия, пытались обращаться в полицию, особенно, если насилие имеет тяжелую форму — побои, тяжкий физический вред здоровью, — либо вызывали «скорую». Однако принято было всего порядка 20% заявлений. До суда у нас ежегодно доходит всего около 3 дел о домашнем насилии. Вчера Полина, адвокат, которая с нами сотрудничала на презентации проекта и этого сервиса, — она говорила о том, что порядка 95% поданных заявлений не доходит до суда, то есть они где-то теряются, этих заявлений нет. И.К.: 95%? Е.Б.: Да, есть подобная статистика. Может быть, я бы рекомендовала вам еще поговорить с адвокатами, узнать, сколько по факту. 95% процентов — это корреляция между поданными заявлениями и делами, дошедшими до суда. Почему было принято решение активно заниматься и делать формы подачи заявления? Потому что, действительно, слишком большой разрыв между инициативой подачи на самой первой стадии у женщины, пострадавшей от насилия, и тем, сколько этих женщин доходит до суда. Почему четко прописывался алгоритм и схема действий в ситуации насилия? Потому что, действительно, женщина, подвергающаяся насилию, уже находится в остром, стрессовом расстройстве, ей нужно очень подробно рассказывать, как себя вести и что делать в подобных ситуациях. До этого у нас не было подобного просвещения населения. И.К.: Елена, вы говорили, что, исходя из статистики, 80% - это инициатива подачи, 60% заявлений затем теряются, принимаются только 20%, а до судов доходит только 3. И на этапе судебного разбирательства в отношении этих дел — из этих трех, — какое решение принимает суд, как наказывается домашний тиран и всегда ли встает суд на сторону жертвы? Е.Б.: Конечно, не встает. В суде все происходит совершенно по-разному. Но, как правило, домашний тиран к стадии судебного процесса уже приобретает адекватный, человеческий облик. Мы как раз говорим о том, что эпизоды домашнего насилия совершают люди совершенно в обществе незримые, это не какой-то маргинальный тип, который всем сразу заметен. В суд приходит совершенно нормальный мужчина, который может работать, может очень хорошо выглядеть, может говорить о том, что он не совершал подобных действий, что его всячески провоцировали. А женщина, как правило, на суде боится, нервничает, зачастую может выглядеть так, будто она не вполне адекватна. Но женщина — я повторю — женщина, которая, может быть, долго жила с этим человеком, который совершал в отношении нее насилие, которая, в принципе, пострадавшая, которая должна оправдываться, рассказывать суду, что ее действительно били, защищать себя, — на суде она может испытывать стресс, и ее поведение может быть провоцирующим. Но это совсем не так. И.К.: То есть, когда дела доходят до суда, не факт, что еще суд встанет на сторону потерпевшей. Е.Б.: Да, не факт. Плюс у нас очень небольшие сроки, наказание, как правило, условное, или это будет административный штраф. И этот штраф тоже очень небольшой. Но, тем не менее, даже если это небольшой штраф, приговор, осуждающий человека, применяющего насилие, по нашему опыту, для наших клиенток это победа и защита справедливости, прежде всего, в отношении себя. И.К.: Есть ли такая практика, когда суд встал на сторону потерпевшей и назначает, в итоге, какое-то психологическое обследование домашнему тирану, либо какие-то курсы семейной психотерапии для этих людей, чтобы они выходили из конфликтных ситуаций без рукоприкладства, чтобы договаривались. Или такого у нас нет, суд такого не назначает? Е.Б.: Назначать точно не могут. Могут, в лучшем случае, рекомендовать, если очень продвинутый судья. Сразу оговорюсь, что желание проходить какие-то курсы или психотерапию должно исходить от человека, который применяет насилие. То есть, если он не готов с этим работать, то каким-то образом перемоделировать его поведение невозможно. И.К.: То есть принудительное решение здесь не поможет? Е.Б.: Оно не поможет. К примеру, в случае с зависимыми людьми, это должно быть их решение. Здесь примерно та же схема. Но, тем не менее, в Санкт-Петербурге есть организация «Мужчина XXI века», которая работает с мужчинами, которые применяют насилие. То есть они корректируют поведение мужчин, которые склонны к применению насилия и агрессии. В основном клиентов им отправляем мы, то есть, когда к нам обращаются по эпизоду насилия и выясняется, что партнер готов работать со своим поведением, что он понимает это как проблему, ему хочется коррекции, хочется изменений, то мы можем отправлять мужчин в эту организацию, — они берут подобных клиентов. Это тоже очень хороший сервис некоммерческой организации. Насколько я знаю, они проводят много обучений в регионах, все время ищут дружеских специалистов, кто мог бы в регионе перенять модель работы с мужчинами-обидчиками, поэтому, в принципе, можно искать что-то альтернативное женщинам в регионах, и, естественно, мужчинам-обидчикам. И.К.: Но, главное, чтобы инициатива от них исходила, чтоб они понимали, что действуют неправильно. Как говорят, «забрало упало» во время вспышки гнева, над этим нужно как-то работать, и специалист должен с этим помочь. Елена, огромное вам спасибо за комментарий, что уделили время и пообщались с нами, спасибо вам большое. Е.Б.: Спасибо. И.К.: Уважаемые радиослушатели, это была запись нашего разговора с Еленой Болюбах, руководителем «ИНГО. Кризисный центр для женщин» И напомню, что мы сегодня разговариваем о преступлении без наказания: почему заявления жертв домашнего насилия не интересны правоохранительным органам. Придумываются различного рода инициативы, как рассказала Елена. К примеру, у них есть сервис, куда можно отправить заявление, юристы посмотрят, откорректируют его, потом пришлют назад жертве, которая хочет пойти с этим заявлением к правоохранительным органам. Но здесь возникает другой вопрос: примут ли его правоохранительные органы и почему они не принимают, с чем это связано? Мы сегодня об этом разговариваем и, в принципе, о такой нездоровой тенденции в нашей стране, как домашнее насилие. Мы продолжаем. Следующим моим собеседником будет Анна Ривина, создатель приложения Насилию.net. Анна, добрый день! Анна Ривина: Я бы хотела уточнить, что я руководитель проекта Насилию.net, в рамках которого есть приложение. И.К.: Анна, у меня первый вопрос: почему все-таки, по вашему мнению, с юридической точки зрения, заявления жертв домашнего насилия не интересны правоохранительным органам, почему они, так или иначе, пытаются их отклонить, уговорить заявителя не подавать это заявление, с чем связана такая тенденция? Преступлений подобного рода в нашей стране огромное количество, и, как сказала Елена Болюбах, каждая третья женщина в нашей стране, так или иначе, подвергалась и являлась жертвой домашнего насилия. А.Р.: Я познакомлю вас с мнением экспертов, которые потратили много сил для того, чтобы изучить такое сложное комплексное явление, как домашнее насилие. Связано это, в первую очередь, с тем, что есть определенная социально-культурная модель поведения: представители правоохранительных органов являются членами того же самого общества, где это является нормой. То есть им намного проще проигнорировать свои профессиональные обязанности, потому что их человеческое берет верх, и они отправляют женщину домой, утверждая, что она сама в этом виновата. И.К.: То есть, они говорят: вы сами его спровоцировали, поэтому он вам и влепил или запер вас в комнате? А.Р.: Конечно же, виновата всегда женщина. Абсолютно вся вина снимается с мужчины, и абсолютно вся вина перекладывается на женщину. И.К.: У нас большинство сотрудников правоохранительных органов мужчины, и, как вы говорите, есть социально-культурная определенная модель поведения. Почему не создать — или, может, было такое предложение создать — в правоохранительных органах в каждом регионе отдел, где работали бы женщины, сотрудники полиции, и работали именно с этими заявлениями, чтобы им было проще принимать эти заявления, не отклонять, а дальше рассматривать. Есть же у нас Уголовный кодекс. Статистика просто ужасающая. А.Р.: Давайте поговорим об этом. Я очень рада, что вы такое предлагаете. Объясню, почему. На сегодняшний день в России нет закона против домашнего насилия. Такой закон есть в 143 странах мира, в том числе, у наших ближайших соседей: это Белоруссия, Казахстан. В Казахстане, например, в полиции есть отделы, где работают только женщины, которые знают специфику и психологическую, и юридическую именно таких дел. Но в нашей стране сегодня, к сожалению, совершенно иная тенденция. Мало того, что у нас не хотят принимать закон против домашнего насилия, который бы защищал всех, кто ему подвергается, оказывая как раз именно ту самую юридическую, психологическую помощь, так у нас сейчас еще хотят побои в отношении близких лиц вывести из Уголовного кодекса и перевести в административную плоскость. Наши представители законодательных органов — и Совет Федерации, и Госдума, — говорят, что это нормально — женщин бить. И.К.: Вы имеете в виду законопроект о профилактике семейно-бытового насилия? А.Р.: Да. И.К.: Здесь у меня диссонанс возникает. Вот у ближайших соседей — в Белоруссии, Казахстане — есть подобная практика, я знаю, что в Грузии есть, если звонит и обращается женщина в полицию — не обязательно по поводу насилия, — если, вообще, звонок от женщины и требуется выезд сотрудника полиции, приезжает именно женщина-полицейский. Почему у нас не пытаются перенять опыт соседей, довольно-таки хороший опыт, положительный, нужный в таких жестоких условиях, в такой жестокой реальности, когда цифры говорят сами за себя. Это просто очень тревожно. А.Р.: Я, к сожалению, вынуждена вас разочаровать. Такое происходит не только в сфере проблем домашнего насилия, у нас очень много сфер: сфера здравоохранения, в экономике, в образовании, где можно было бы посмотреть на очень успешный пример наших соседей, но почему-то никто не хочет этого делать. И.К.: То есть у нас такая повальная общая тенденция в отношении всего абсолютно. А.Р.: Но так, конечно, тоже нельзя говорить про все. Но тенденция, на мой взгляд, просматривается. И.К.: Анна, сегодня 25 ноября — международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин. Я знаю, что вы запустили сайт nasilie.net сегодня, есть приложение мобильное, как это все будет вкупе работать, какой алгоритм действия нужен человеку, который зайдет на этот сайт с определенной проблемой своей? Елена Болюбах говорит, что у них есть сайт, где можно заполнить заявление, его поправляют и обратно пересылают заявителю, и он уже идет с ним в полицию. Но вопрос в другом — примут его или нет. В чем уникальность вашего проекта, вашего сайта? А.Р.: Я изначально ставила перед собой цель создать именно сайт. Наше приложение случилось потому, что мы не могли долго сделать сайт. Мы его позиционировали именно как информационно-справочный портал о проблеме домашнего насилия. Мы не кризисный центр, мы не предоставляем никаких услуг, мы площадка информационная, где объясняется, что такое домашнее насилие, чем оно отличается от семейного конфликта, что делать, если это случилось, куда бежать. В приложении и на сайте есть полная карта всех кризисных центров России. Мы начали и продолжим собирать библиотеку, как для тех, кто сталкивается с проблемой, так и для профессионалов: это судьи, полицейские, соцработники, психологи, юристы. Мы еще рассматриваем такую опцию — набирать волонтеров и партнеров, чтобы тратить силы на то, чтобы в обществе эта тема нетерпимости к насилию все больше и больше звучала. По поводу проекта П.О.Л.И.Н.А., я просто восхищена тем, что этот проект был разработан, мы поздравляем кризисный центр и Елену с тем, что они это сделали. И мы очень ждем, что мы тоже сможем это взять и утащить на сайт, чтобы у нас на сайте тоже была такая возможность. Мы сейчас хотим, чтобы они все запустили, проработали, мы потом будем думать, как это сделать, чтобы мы тоже могли помогать людям таким же образом. И.К.: Получается, на сайте будет консолидироваться вся информация. И если у человека возникает вопрос, который попал в неприятную ситуацию, в частности, мы говорим о прекрасных половинах нашего человечества, то есть они могут зайти на сайт, посмотреть, где есть ближайший центр, куда можно обратиться, вся контактная информация, уже позвонить туда и там получить консультацию, либо необходимую помощь. А.Р.: В первую очередь, да. Во-вторых, мы собираем все публикации в СМИ, которые связаны и с законодательными инициативами, и с психологическими, и другие касательно именно насилия. Многие женщины они живут, живут, живут, понимают, что что-то не так, но они не знают, что это насилие. А нужно понимать, что физическое насилие всегда идет за психологическим насилием. Часто психологическое насилие намного страшнее, оно может до изнеможения доводить женщину. Насилие отличается от конфликта тем, что там идет постоянный цикл — это никогда не заканчивается. В случае конфликта можно поругаться и помириться, а в случае домашнего насилия этого нет, и женщина постоянно живет в этом состоянии ужаса и страха, находясь дома. И у нас есть информация, что женщина это читает и она, грубо говоря, может поставить диагноз, что происходит. И.К.: Ну, хорошо. Много ли подобных программ и проектов, как ваш? Как я понимаю, это уже вышло в определенную, наверное, модель поведения у женщин, которые терпят это давление — терпят, в широком смысле этого словосочетания «домашнее насилие», — много ли таких проектов? Возможно ли переломить эту социокультурную модель поведения, как со стороны мужчин, так и со стороны женщин? Те привыкли, взвалив на себя этот крест, с этим крестом идти и приговаривать: «Ну, такова судьба», и так далее. А мужчина, видя это, начинает просто-напросто распускать руки. Какие еще существуют программы, информационные порталы? Или у нас этого настолько мало и загоняется в какие-то рамки, и об этом пытаются умолчать, чтобы не вынести, как говорится, сор из избы? А.Р.: Если позволите, я расскажу, как это случилось у меня. Полтора года назад я прочитала статью журналистки Анны Жавнерович. Человек, с которым она была несколько лет, который никогда ничего подобного не делал, в тот день, когда они решили расстаться, избил ее ночью до чудовищного состояния. Я была в таком шоке, ведь многие думают, что это у нас только в маргинальных семьях такое бывает. Я поняла, что меня охватывает гнев и отчаяние, и просто забила в Яндексе «домашнее насилие». И мне начали выкидываться ссылки на какие-то форумы, mail.ru, и тому подобное. И я поняла, что я вообще не вижу никакой информации. Я просто не понимаю. И потом прошло долгое время, когда я познакомилась уже с Марией Давтян, адвокатом, с которой мы вместе сделали проект. Тогда я узнала, как это работает. Что есть огромное количество специалистов, огромное количество кризисных центров. Но информации об этом нет. Поэтому наш проект уникальный. Во-первых, мы им занимаемся в свободное от работы время. Мы не юридическая организация. У нас абсолютно нет никаких денег. Мы ни копейки не потратили и не заработали. То есть потратили много, но не заработали. И сами мы перед собой задачу ставим только одну — чтобы собирать всю информацию о том количестве прекрасных людей, которые с этой проблемой работают, но о них никто не знает. И.К.: Но со стороны, получается, есть ли какие-то противодействующие силы, о чем я до этого говорил. Которые пытаются каким-то образом замолчать эту проблему. Противодействие какое-то вы встречаете? А.Р.: Ну, конечно же. И.К.: А кто эти люди, которые хотя, чтобы не говорили о домашнем насилии? Чтобы вообще это не всплывала на поверку. И вот подобного рода законопроекты, как пишут некоторые эксперты, законопроект о профилактике семейно-бытового насилия, на самом деле какая-то глупость, которая наоборот будет развязывать руки и уничтожать институт семьи. А.Р.: Мы знаем всех этих людей. Это госпожа Мизулина, например. Или можем взять ктомовские и левадовские опросы и узнать, что большинство людей — 43−44% - полагают, что в случае насилия виновата жертва, виновата женщина. Это все люди среди нас, потому что многие из них пережили насилие в детстве. Их били родители, или они видели, что папа бьет маму. И конечно же, никому из них не хочется думать, что папа — это исчадие ада. И самому папе так не кажется. Поэтому у нас просто нет понятия «насилие». В нашем обществе очень большая проблема с личными границами и уважением людей друг к другу. Поэтому мы просто в этом живем. Изменить это можно только тогда, когда каждый человек задумывается: а действительно ли это нормально, что со мной так обращаются. Извините пожалуйста, я просто продолжу мысль. Сколько у нас сейчас этого родительского сопротивления? И РПЦ у нас кричит о том, что нормально детей по попе бить. А отсюда все и начинается. Где грань, когда ты ударил ребенка по попе, и когда ты ударил уже по лицу. Давайте, если уж мы затронули эту тему, поговорим про страшные вещи. Есть определенная категория мужчин, которые начинают бить женщин только тогда, когда они оказываются от них материально зависимы. То есть женщина оказалась в положении, она уходит с работы. Она сидит дома. Она психологически уязвима. И именно в этом момент мужчина начинает бить беременную женщину по животу ногами. Вот прямо любят они это дело. Как это объяснить? Я знаю, почему это происходит, с точки зрения эксперта. Но как это можно понять, с точки зрения человека, я не знаю. И.К.: А психологи дают какую-то оценку таким монстровским действиям? А.Р.: В первую очередь, мы должны понять, что все это идет из патриархального общества. Где, изначально, женщина воспринималась как собственность мужчины. Позже она чуть-чуть начинала получать различные права. Трудно об этом говорить, когда на сегодняшний день у нас существуют страны, где женщину модно забить камнями за измену. Мы понимаем, что все за один день не меняется, и у нас в стране многие еще не считают женщину за человека. Отсюда всякие шутки про женщин за рулем, или «правильно, не будь бабой» — это лишний раз тому подтверждение. Все это уничижительно и абсолютно не про уважение и равноправие. И.К.: Анна, по вашему мнению, можно ли сделать какой-то прогноз определенный, в течение какого срока произойдет слом и переоценка по отношению к социокультурной модели поведения? Когда есть такие, как вы говорите, шутки, различного рода. Даже вот я вспоминаю сейчас: я был в Греции. И мне сказали там удивительную вещь, я удивился и обрадовался этому, когда сказали, что в греческие православные храмы женщина может зайти с непокрытой головой, потому что она считается такой же чистой, как мужчина. Полное равноправие, в этом плане. У нас же наоборот. У нас все равно обязательно порыта голова. Есть ли какой-то срок определенный, может быть, у вашего проекта? Вы же ставите себе какую-то определенную цель, какие-то задачи, в течение какого срока может произойти слом в обществе? А.Р.: Ну, возможно завтра в Государственной Думе переведут из Уголовного кодекса в Административный и еще обяжут всех своих мужей избивать своих жен. Вы понимаете, мы абсолютно сейчас зависимы. И то что мы сейчас наблюдаем по телевизору — не только касательно отношений между мужчиной и женщиной, — а вот именно атмосфера насилия, поиска врага, и тому подобное. Все это сказывается и на отношениях внутри семьи, потому что, даже по официальной статистике МВД, у нас до 40% всех тяжких преступлений совершается в семьях. То есть там, куда ты приходишь после работы, тебя все любят, вы сели пить чай, у вас все отлично, — нет, до 40% все преступления в нашей стране происходят в этих самых ячейках общества. И.К.: То есть статистика совсем получается ужасающая. Как говорила Елена, каждая третья женщина подвергалась когда-либо физическому насилию. А буквально единицы заявлений жертв домашнего насилия доходит до судебного разбирательства, и то не факт, что потом суд примет сторону жертвы. И вы приводите просто ужасающие цифры — 40% тяжких преступлений. Официальные данные. А.Р.: И вы представляете, сколько в тени еще осталось. И.К.: Это катастрофа, конечно. Анна, огромное вам спасибо, что у вас получилось пообщаться с нами в прямом эфире. Я желаю успехов вашему проекту, чтобы он развивался, становился больше, о нем узнавал наибольшее количество людей. И чтобы он, конечно же, помогал, всем и каждому. А.Р.: Спасибо, что обсуждаете такое важное явление. И.К.: Спасибо вам. А.Р.: До свидания. И.К.: Уважаемые радиослушатели, я напомню, что на прямой связи со студией была Анна Ривина, руководитель проекта Насилию.net. Буквально сегодня, как я уже сказал, в международный день борьбы с ликвидацией насилия в отношении женщин, в рамках этого проекта заработал сайт nasilie.net. Если ли у вас есть какие-то вопросы, или вы хотите посмотреть, где находится кризисный центр или центр психологической помощи жертвам домашнего насилия, заходите на сайт, смотрите. Есть даже приложение, которое консолидирует в себе приложение, сайт, огромное количество, как я понимаю, литературы, журнальных статей и средств массовой информации. Где вы можете почерпнуть очень много для себя полезной и нужной информации. А мы продолжаем. Следующим моим собеседником будет Анна Швабауэр, кандидат юридических наук, эксперт Общественного Уполномоченного по защите семьи в Санкт-Петербурге. Мы с ней поговорим о законопроекте, о котором я уже упоминал. Законопроект о профилактике семейного бытового насилия. Опять же Анна давала оценку данному законопроекту: почему он плох, где какие «минусы», с чем это связано. И, конечно, мы затронем эти трагические события, которые произошли в городе Орел, где из-за хладнокровных действий сотрудников полиции женина погибла результате домашнего насилия. Анна, добрый день! Анна Швабауэр: Добрый! И.К.: Анна, вот есть публикация, в которой вы критикуете, как я понимаю, этот закон о профилактике семейно-бытового насилия. Вроде бы, как закон о профилактике, наоборот, он о пресечении насилия в быту, о противодействии домашним тиранам. Что не так в этом законе, что там нужно менять, чтобы не было таких ситуации, которая сложилась в Орле? Чтобы женщины, которые стали жертвами домашнего насилия смогли спокойно прийти с заявлением в опорный пункт полиции, обратиться к участковому. Просто прийти в отделение полиции, и у них это заявление приняли бы. Согласно закону. Почему у нас из Уголовного кодекса, как мы до этого говорили с Анной Ривиной, домашнее насилие пытаются перевести в административное правонарушение, когда по официальной статистике, 40% тяжких преступлений совершается в семье? А.Ш.: Ой, что вы, эта статистика - абсолютная ложь. Откуда вы ее взяли? Эта статистика — вымысел лоббистов закона, которые абсолютно не соответствует действительности. Реальная статистка МВД, что преступления в отношении детей — примерно 10% семейно-бытовых ситуаций. Около 90% насилия происходит не в семье. Поэтому нам надо бороться с насилием, которое совершается не в семье. Это ложный вымысел тех людей, которые пытаются пролоббировать этот закон. Это первое. Второе. Этот закон направлен не на профилактику насилия, а на уничтожение института семьи. На самом деле, тут не надо подкупаться названием закона. Надо прочитать его содержание. Если мы обратимся к содержанию закона, видны ключевые проблемы этого законопроекта, который сейчас возвращен инициатором, — они будут пытаться получить положительное заключение, чтобы заново лоббировать. Суть проблемы в том, что этим законом вводится извращенное понятие насилия. Там формулировки насилия таковы, что под них попадает обычные жизненные ситуации, которые есть в каждой семье. Я приведу вам цитату, чтобы не быть голословной. Вводится 4 вида насилия, согласно законопроекту. Физическим, например, считается любое действие, которое причиняет физическую боль, либо любое иное использование физической силы, а также попытки такого насилия. И.К.: То есть ущипнул ребенка, ущипнул муж жену. А.Ш.: Да-да, то есть ты действительно осознанно хочешь ребенка наказать за его хамское поведение. Бывает, что ребенок не гнушается словами. И.К.: Ну, одернуть как-то его, чтобы он, в конце концов, успокоился и шел рядом, например. А.Ш.: Да, именно так. То есть в ситуациях, когда ситуация опасная для ребенка, получается, что такое поведение исключает любое воздействие родителя на ребенка. Мы знаем, что на Западе, к сожалению, такие нормы действуют: родители за любой щипок могут лишиться своего ребенка. Это физическое насилие. Дальше закон вводит еще более страшное понятие. Психологическое насилие. Психологическим считается, например, высказывается угроз в совершении насилия по отношению к пострадавшему, его родственникам, знакомым, даже домашним животным. Например, я при ребенке говорю, обращаясь к кошке, которая гадит где ни попадя: «Ты у меня получишь. Я тебя выпорю за то, что ты так себя ведешь, гадишь в ботинки». Это полностью попадает под определение психологического насилия. Ребенок напрягся — кошку ругают. По отношению к ребенку тоже высказывание угрозы запрещено, то есть: «Ты у меня получишь за невыполненное задание, за хамство», - это тоже психологическое насилие. Потом такое понятие, как экономическое насилие. Закон я цитирую: это причинение имущественного вреда; либо иные действия, вызывающие негативные материальные последствия для пострадавшего. Например, у ребенка есть планшет, подаренный ему, и вы отнимаете у него, не даете пользоваться, или отнимаете у жены. В результате ссоры или еще какой ситуации отнимаете какую-то вещь. Там знаете что написано? Например, ребенок в 14 лет заявляет, что он хочет поехать в кругосветное путешествие. Родитель хочет исключить эту возможность, забирает у него паспорт, прячет куда-то, и это подпадает под экономическое насилие. Любые ситуации, которые бывают в каждой семье, на уровне даже не конфликта — просто бытовые. Они встречаются с законом под названием «Насилие». А дальше что происходит в таких ситуациях, которые, как мы с вами обсудили, подпадают под насилие, что за этим следует. Любой факт насилия в семье, и кто-то звонит в полицию — любое третье лицо, даже ни вы, ни чей-нибудь сосед, — и сообщает, что в квартире такой-то отнимают планшет у ребенка, совершается насилие, тут неважны детали. По этому закону, полиция обязана незамедлительно выдать защитное предписание. Это основная вещь, за которую борются лоббисты закона. Защитное предписание — это запрет всякого общения с пострадавшим. То есть запрет приближаться к нему, говорить с ним, в том числе по телефону, через интернет, пытаться передать информацию через третьих лиц. Это значит, что, если вы применили, так называемое, насилие по отношению к жене, вы должны покинуть помещение, а если к ребенку — ребенок изымается из семьи, потому что по-другому обеспечить его права невозможно. Есть еще такая вещь, как судебное защитное предписание. Это то же самое, только выносится судом, тоже незамедлительно. По защитному судебному предписание, выносимом судом, собственник может быть выселен из своего жилься. Например, проживает мужчина с женщиной в одной квартире, а женщина оказалась недобросовестной, нехорошим человеком — и решила поживиться за счет своего сожителя. Она сообщает в полицию, что к ней применяется насилие, и суд его выселяет. И в законе прямо написано, что, в независимости от наличия прав собственности, лицо, которое применило насилие, выселяется из помещения. Более того, это лицо можно обязать выплачивать расходы на консультирование, на аренду жилья якобы пострадавшему. Я изучала этот вопрос по зарубежной практике, по германской, американской, английской. В Германии специалисты-юристы по семейному праву, они прямо этот закон называют «Молоток для ведьм», потому что женщины недобросовестные с удовольствием пользуются этим законом. Тут, понимаете, дело в том, что доказывать практически ничего не надо. По законопроекту, и полиция, и суд обязаны выдать защитное предписания при наличии данных, свидетельствующих о насилии, либо об угрозе применения насилия. Представляете? То есть даже об угрозе. Факта насилия нет, угроза есть, сообщение от третьих лиц поступило, они обязаны выдать предписание, которое фактически разрушает семью. Закон никакой не о профилактике, закон содержит репрессивные меры по отношению к семье. К сожалению, НКО будут заинтересованы, чтобы закон работал. НКО — некоммерческие организации, которые представляют разного рода услуги. В чем дело? Дело в том, что когда выдается защитное предписание, первая вещь — тебе запрещается общаться с другим членом семьи, а вторая — ты обязан пройти психологическую реабилитацию. Знаете, как в Америке, какие-нибудь курсы по управлению гневом. Они хотят навязать такую же вещь нам. НКО заинтересованы, ведь в законе прописано, что государство обязано выделять финансирование на реабилитационные процедуры. Получается, чем больше они людей обслужат, тем больше они денег заработают. Соответственно, они заинтересованы в стимулировании таких вещей, в анонимных звонках по этому поводу, например — нигде не прописано, что лицо должно заявить данные о себе и так далее, — это может быть анонимно. Ну и в установлении коррупционных связей с представителями полиции, и так далее. Для того, чтобы сделать массовым это направление людей на психологическую реабилитацию. Самое омерзительное, что сообщение о факте насилия можно передавать в уполномоченные органы в течение двух лет. То есть даже, допустим, прошло два года с момента конфликта в семье, все равно защитное предписание должно быть выдано. Два года, вы представляете? Люди поссорились, помирились, уже забыли о каком-то факте, а какой-нибудь сосед, которому надоело, что у них дети кричат, сообщает спустя два года о факте какого-то там насилия, и предписание полиция обязана выдать по этому закону. Закон безобразный и процессуально безобразный. Там у потерпевшего всего три дня на обжалование предписания. Три дня! Люди вообще не понимают, первые три дня они просто будут в шоке от того, что произошло. Выкинули на улицу этого несчастного мужчину, который, может, построже себя повел по отношению к женщине, — речь ни о побоях. Что касается случая, о котором вы говорите, здесь действующее законодательство предусматривает все меры защиты. Другое дело, что полиция не работает, и поэтому надо привлечь к ответственности тех людей, кто халатно себя повел. Здесь они нарушили закон. Полиция сейчас обязана реагировать на каждый факт звонка, они должны, конечно, выезжать на место и смотреть на ситуацию. Этим законопроектом, который продвигается, ситуация не будет изменена в этих целях. Она будет работать на другое: на то, чтобы разрушать семьи и зарабатывать деньги на психологических реабилитациях. А сейчас законы у нас нормальные, они полностью защищают семью. Даже полицию заставят работать. Да, ребята, понимаете, если вам пришел звонок о том, что там избивают человека, надо приехать, надо посмотреть, надо арестовать того, кто там действительно преступление совершает. 116 статья, согласно которой семейные побои выводятся — совершенно не в этом дело. Дело в том, что летом у нас законопроект был внесен изначально абсолютно нормальный. По инициативе Путина был внесен законопроект о декриминализации первых побоев, и он в первом чтении был нормальным. Причем надо понимать разницу: если причиняется легкий телесный вред, это 115 статья, это другая статья Уголовного кодекса. Она как была, так и остается. А побои — это причинение боли физической, которая не влечет вреда для здоровья, то есть легкая степень воздействия физического. Первоначально законопроект предусматривал выведение первых побоев из Уголовного кодекса, при повторных побоях — уголовное. К сожалению, во втором чтении, благодаря депутату Крашенинникову была внесена поправочка, которая предусматривала криминализацию только семьи. То есть, если посторонний побьет вашего ребенка, он «административку» получает, а если вы шлепнули свое чадо за недостойное поведение, то вам сразу «уголовку» до двух лет тюрьмы. Вот по поводу чего общественность возмущалась, что криминализируется семья искусственно. Потому что 90% преступлений у нас — вне семьи. Никаких оснований у нас нет, когда побои совершены близкими лицами — как ввел тогда понятие Крашенинников, «близкие лица», — тогда «уголовка». Поэтому сейчас, слава богу, «Единая Россия» услышала народ, более двухсот тысяч подписей живых президенту сдано, и они возвращают статью в первоначальный вид, какой она была в первом чтении, где не было криминализации семьи, близких лиц. Сейчас статья по законопроекту будет распространяться на случай только хулиганских действий и так далее. То есть теперь близкие лица выравниваются с остальными людьми. Это справедливо. Это не дискриминационный закон. И.К.: Анна, у меня вопрос по законопроекту о профилактике семейно-бытового насилия. Вот вы говорите, что это опыт западных стран и его там называют «Молотком для ведьм», но как его можно тогда изменить? Эксперты утверждают, что статистика у нас такая, что каждая третья женщина подвергалась домашнему насилию. А.Р.: Я не знаю, откуда они берут эту статистику. Я думаю, что это вымышленная статистика. И.К.: К сожалению, связь с Анной прервалась. И, к сожалению, время нашей программы также подходит к концу. Вопрос очень важный, вопрос очень интересный. Есть законопроект, против этого законопроекта выступала общественность, вы сами слышите, уважаемые радиослушатели, что некоторые эксперты считают, что есть лоббисты от этого законопроекта. Другие эксперты, с которыми мы также сегодня общались, приводят статистику, с которой некоторые эксперты, по разным причинам, не соглашаются. И я не знаю, как с этим быть. Словом, имейте свою точку зрения, имейте свой угол зрения, читайте, следите, анализируйте, но как мне кажется, эти проекты, связанные с поддержанием жертв домашнего насилия, где можно собрать всю информацию, они нужны, они необходимы. Это мое личное мнение. У микрофона был Игорь Киценко. Это была программа «Угол зрения», до новых встреч в эфире. До свидания.

Источник