Рассылка Черты
«Черта» — медиа про насилие и неравенство в России. Рассказываем интересные, важные, глубокие, драматичные и вдохновляющие истории. Изучаем важные проблемы, которые могут коснуться каждого.

Нет иноагентов, есть журналисты

Данное сообщение (материал) создано и (или) распространено
средством массовой информации, выполняющим свои функции

От дружбы народов к еврейским погромам: социолог Евгений Варшавер об исламизации Дагестана и антисемитских акциях

Читайте нас в Телеграме
ПО МНЕНИЮ РОСКОМНАДЗОРА, «УТОПИЯ» ЯВЛЯЕТСЯ ПРОЕКТОМ ЦЕНТРА «НАСИЛИЮ.НЕТ», КОТОРЫЙ, ПО МНЕНИЮ МИНЮСТА, ВЫПОЛНЯЕТ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА
Почему это не так?

Кратко

Вечером 29 октября в аэропорт Махачкалы ворвались погромщики, которые протестовали против прибытия в Дагестан «беженцев из Израиля». До этого жители Хасавюрта собрались у отеля «Фламинго» и обыскивали номера в поисках евреев. Всплеск антисемитских настроений случился на фоне войны на Ближнем Востоке, а сами акции координировались телеграм-каналом «Утро Дагестан». Но ни внешнеполитическая ситуация, ни манипуляции со стороны медиа не объясняют до конца, как мог произойти конфликт там, где мусульмане и евреи исторически жили вместе. Кандидат социологических наук и руководитель группы исследований миграции и этничности Евгений Варшавер рассказал «Черте» о предпосылках и возможных последствиях антисемитских акций в Дагестане.

Вы понимаете, что произошло в Махачкале 29 октября?

Исторически люди в Дагестане жили селами и смотрели на себя и на других как на представителей замкнутых джамаатов. Мое село, соседнее село — это и составляло основную релевантную социальную классификацию. Потом советская власть во время переписи 1926 года сказала: «так, это — аварцы, а это — даргинцы, лакцы, кумыки». Деление было основано на этнографических и лингвистических исследованиях царского периода. И люди в основном приняли идею, что они являются представителями соответствующих народов. В 1970-е, 80-е, и особенно 90-е эта система деления на народы была для всех в Дагестане принятой и осмысленной. 

Но потом эта классификация по национальностям перестала быть релевантной. Одна из причин — приход ислама, который очень не любит деление на народы внутри уммы. Кораническое предание говорит, что не надо делиться внутри сообщества мусульман, давайте выступать единым фронтом. И если советская система делила людей на русских, аварцев, даргинцев и так далее, то исламская система делит людей на мусульман, людей книги и язычников. Люди книги, в свою очередь, делятся на христиан и евреев. 

Евгений Варшавер. Фото из личного архива

Причем ранняя исламская умма имела очень разнообразное отношение с евреями — от любви до ненависти. Пророк Мухаммад сначала обращался к евреям, но потом местные еврейские общины его не приняли в качестве последнего пророка, поэтому появился ислам как отдельная религия. В результате этого в Коране можно найти много негативного по отношению к евреям. Можно найти и хорошие вещи — и в этом смысле ислам действительно очень разнообразен. 

В силу того, что Дагестан исламизируется, все больше людей начинает считывать реальность через призму ситуации на Ближнем Востоке. Люди, которые идентифицируют себя как мусульмане, солидаризируются с Палестиной, а израильтяне в этом смысле считываются как коранические евреи. И таким образом ситуация, которая была во времена пророка Мухаммада в начале VII века, проигрывается и в конфликте на Ближнем Востоке сейчас, и в Дагестане, когда туда приезжают мифические беженцы из Израиля. 

Евреи, которые воспринимались как добрые соседи мусульманских национальностей в Дагестане, в результате прихода ислама начинают интерпретироваться в кораническом ключе.

Если деление на национальности перестало быть релевантным, а принадлежность к одной религии приобретает все большую значимость — значит ли это, что этнических конфликтов будет меньше? 

В Махачкале внутри города есть три села, которые в советское время депортировали. Это были депортации по принципу домино: чеченцев выселили в Центральную Азию, на их место переселили людей из трех колхозов на территории нынешней Махачкалы. И вот когда чеченцы туда вернулись, то периодически стали устраивать акции и говорить, что это их земля. Дальше вопрос: чья их? Нарративы старшего поколения говорят, что эта земля их села, джамаата. Но для людей следующего поколения эта земля уже «кумыцкая», то есть их недовольство уже выражалось на языке национальности. А на следующем этапе о том, что это «кумыцкие» земли, люди скорее забыли, это снова стала земля джамаата, но права которого нарушаются уже с точки зрения ислама. 

В советское время была рамка взаимодействия между национальностями, которая называлась «дружба народов». Она, по сути, продолжилась в российской национальной политике. Сейчас же эта политика постепенно перестает работать, потому что нужны не столько фестивали, где танцуют в «национальных» костюмах и угощают «национальной» едой, а интерпретация Корана. «Битва» за умы молодежи, грамотная политика в отношении разных умных людей, которые умеют интерпретировать ислам, строительство мостов и создание сообществ — этим должно заниматься государство, если оно хочет предупредить такого рода конфликты.

Так что, отвечаю на ваш вопрос: конфликты не уходят, но перестают интерпретироваться в национальном ключе. 

Какие факторы определили исламский поворот в последние 30 лет? Что тут сыграло ключевую роль?

Ислам — хороший ответ на то, что в социологии называется аномия, или отсутствие институтов. Когда происходит бардак и все друг друга убивают, ислам оказывается эффективным регулятором социальных отношений, позволяет обществу прийти в некоторую норму. Эта рамка многим может не нравиться, она может казаться репрессивной, патриархальной и так далее, но на некотором этапе она   эффективный инструмент создания пространства для коммуникации. 

Есть такой ученый, Андрей Коротаев, он разработал экологическую теорию возникновения ислама. Идея следующая: на территории Аравийского полуострова были государства, потом случились экологические катаклизмы, эти государства распались, стали промышлять бандиты — это было неудобно и опасно. Снизу появился запрос на сильную руку. В результате конкуренции между разными религиями и рамками, которые могли эту сильную руку обеспечить, победил ислам. Слабость государства — фактор, который в случае Дагестана способствовал исламизации. 

Я думаю, что там был еще эффект сдавленной пружины. При советском официальном атеизме ислам существовал, что называется, «по углам». Люди понимали, что Аллах есть, что он велик, что когда ты постареешь, надо соблюдать все по максимуму, чтобы попасть в лучший мир. И вот когда появилась возможность это публично исповедовать, эта пружина распрямилась. 

Но интересна механика произошедшего: как получилось, что несколько десятков людей в один момент решили перейти к активным действиям? 

В этом смысле велика роль телеграм-канала «Утро Дагестан», который координировал акции. С учетом того, что этот же канал координировал антимобилизационные протесты год назад, которые тогда в большей степени были направлены против федерального центра, я вполне верю, что речь идет о «раскачивании лодки» в самом прямом смысле из возможных. При том, что обычно «раскачивание» это элемент политической риторики, не более того. Но здесь не так. 

Почему люди так легко повелись на «раскачивание лодки»? Какие были триггеры, кроме нынешней войны Израиля и Палестины? 

Надо понимать, как ткется это поле смыслов. Люди не глупцы, которые идут за какими-то крысоловами. Постоянно ведутся разговоры, в которых выражается недовольство, возникают объяснения, появляются bad guys и good guys. На этом поле смыслов и возникают такие события-протуберанцы. 

Если последить за лексикой, которую употребляет канал [«Утро Дагестан» — Черта]: яхуды вместо еврей, урус вместо русский — это частью исламизация, частью инсургенизациядискурса. Зачем? Чтобы поместить людей в некоторую мыслительную рамку, которая окажется самосбывающимся пророчеством. Когда называешь русских на языке сопротивления XIX века, ты неизбежно будешь относиться к ним хуже, чем когда называешь их на языке дружбы народов.

Когда я только начинал заниматься антропологическими исследованиями в Дагестане десять лет назад, информанты брали меня с собой по всяким кафе. Тогда была война в Сирии, они, их знакомые и вообще люди вокруг — все сидели в Фейсбуке, активно общались, отслеживали новости. Так они и становились мусульманами — за счет погружения в этот международный контекст, за счет испытывания эмоций, за счет солидаризации с сирийцами. Если вы окажетесь вечером в Махачкале, там будет много кафе и ресторанов, где сидят мужчины и разговаривают-разговаривают-разговаривают. Представьте себе, сколько миллионов разговоров ежедневно ведется — и за счет этих разговоров и ткется это поле смысла. 

Если религиозная принадлежность выходит на первый план, то почему происходят такие события, как захват аэропорта — ведь искали врагов не по вероисповеданию, а по паспорту?

Вот иногда человек читает какую-нибудь книжку, поднимает глаза и понимает, что мир переописан через эту книжку. Ты прочел Фрейда, и теперь когда твой ребенок плачет, ты думаешь не о том, что у него плохое настроение, а о том, что у него какая-то травма. Ты видишь мир через новые теории. Тут такая же история: ты смотришь на тех же самых евреев, но не через призму дружбы народов и добрососедства, а через призму Корана, и, конечно, к евреям начинаешь относиться совершенно иначе. А там есть и история добрососедства, и история резни. 

Почему получается, что из всего многообразия интерпретаций люди выбирают ту, что радикальнее и насильственнее? Сейчас это связано просто с внешнеполитической ситуацией?

Я думаю, что доступные интерпретации существуют автономно от происходящего на Ближнем Востоке. Но в результате синергии разных факторов локального и глобального порядка действительно выигрывают негативные интерпретации. Чего я сам не понимаю — эту историю про беженцев из Израиля. Она очень странная. Не то, чтобы сейчас в Дагестане какое-то бесконечное количество евреев, которые скрываются от войны на Ближнем Востоке. Такого нет. Думаю, что там произошла манипуляция, которая, в свою очередь, попала на обильно увлажненную почву. 

Как вы думаете, подобные конфликты будут повторяться в ближайшем будущем?

Меня здесь беспокоит вопрос, не перекинется ли это недовольство на дагестанских евреев. По большому счету, это логично — их подозревают в двойной лояльности: «В Израиле происходят ужасные события, а они тут сидят, ухмыляются. Надо спросить с них, порицают ли они Израиль». Дагестанские евреи вполне себе связаны с Израилем, Израиль вполне признает их евреями. И что будет, когда кто-то из них скажет, что действия Израиля не порицает? И как его позиция отразится на отношении к остальным? Потому что в Дагестане прекрасно знают, кто мусульманин, а кто еврей. Это действительно может как-то изменить положение вещей, я думаю, что дагестанские евреи, конечно, напуганы. И не без повода. 

Вы говорили про социальную и национальную политику, которая могла бы подобные инциденты предотвратить. Что конкретно можно сделать? 

Россия последние 15 лет ликвидировала разные неконвенциональные версии ислама, не разбираясь, насильственные они, или нет — и это способствовало тому, что происходит сейчас. В регионе почти не осталось людей, которые были бы авторитетны, могли дать другую, неофициальную религиозную трактовку и объяснить тем, кто громил аэропорт: «Ребята, это не по исламу». Вообще-то в России есть духовное управление мусульман, которое призвано быть медиумом между государством и мусульманами. Но часть Дагестана духовному управлению не доверяет. Согласно такой точки зрения,ДУМД — коллаборанты режима, который не легитимен. Соответственно, ему не верят. В результате людей, которые могли бы повлиять на радикализирующуюся молодежь, просто нет.

Мы конечно всерьез не знаем, есть ли устойчиво работающие модели сосуществования религиозного разнообразия в обществе. И, как я говорил, ислам допускает разные прочтения. Насильственные интерпретации могут заснуть на некоторое время, но ведь они никуда не денутся. Ты не можешь отрезать из коранической истории эпизод про войну с одним из еврейских племен Аравийского полуострова. А политическая и экономическая ситуации будут влиять на интерпретации. При этом в исламе очень много посвящено порядку и добрососедскому существованию. Все это вопрос интерпретации и социальных сил за этими интерпретациями.