Рассылка Черты
«Черта» — медиа про насилие и неравенство в России. Рассказываем интересные, важные, глубокие, драматичные и вдохновляющие истории. Изучаем важные проблемы, которые могут коснуться каждого.

«Мир — не сволочь, люди — не гады, и всегда есть человек, который захочет тебе помочь»

феминизм кавказ
Читайте нас в Телеграме

Кратко

Светлана Анохина — дагестанская журналистка и главный редактор сайта Daptar. Помимо журналистской работы, она помогает женщинам, попавшим в кризисную ситуацию на Кавказе. После угроз убийством она уехала из России. Светлана рассказала «Утопии» про угрозы, особенности работы на Кавказе и эвакуацию женщин, переживших насилие.

Угрозы и родственники в полиции

Я думала, что угрозы, которые мне поступают, — это временные заморочки отдельных людей. Оказалось, что все серьезнее. Позвонил мужчина и сказал, мол, ему дали распоряжение «расправиться с феминистками». Я записала этот звонок, номер владельца и направила обращение в МВД. Следователь явился оперативно и записал мое объяснение. Но дальше дело не двинулось: в МВД отвечали невнятное, а позже сообщили, что в возбуждении уголовного дела отказано.

Допускаю, это все из-за связей звонившего: он искренне хохотал, когда я предложила ему встретиться у Советского РОВД, сказал, что его двоюродный брат — начальник райотдела. И судя по тому, что дело затихло, думаю, так и есть.

Угроз всегда много, но сложно понять, насколько они реальны. Пока с тобой ничего не случилось, на них можно махнуть рукой и воспринимать как обычное хейтерство. Сложно предсказать, когда угрозы могут перерасти во что-то серьезное.

Сейчас я за пределами России, называть страну не хочу. Планирую возвращаться, даже в мыслях нет просить убежища. Пострадавшими и всеми делами, которые не требуют физического присутствия, продолжаю заниматься.

Лично моя жизнь не очень изменилась, но становится страшно, когда думаю о возвращении в Россию даже ненадолго. Кажется, что, как ступлю на землю своей прекрасной страны, в меня сразу же вцепятся страшные лапы.

На расстоянии все переживается легче, но читаю новости, и дышать тяжело. От поступка Ирины Славиной не могу отойти до сих пор. Оказалось, что у нас было очень много общих знакомых, и я думаю, в каком она была отчаянии, что решилась на это. Какая перед ней должна была быть стена?

Эвакуации через окна и без документов 

Моя первая эвакуация произошла около пяти лет назад. Девочка свалилась на меня внезапно: она сбежала без документов, без ничего. Я ее приняла, стала обзванивать знакомых из женских некоммерческих организаций, они сказали «вези ее к нам». Это было стремно — у нее нет документов, а нам надо проехать кучу блок-постов — но дуракам везет, и все получилось.

Сейчас в моем ежедневнике записи с 29 июня с кейсами, в которых я участвовала, и выделяется один день — 6 июля — где написано: «Ничего не случилось. Никто не умер, никого не убили, никого не шантажировали, никого не надо вывозить, никого не избили. Ура!» И это только мои обращения, у Марьям Алиевой (блогер и автор книги «Не молчи». — Ред.) их больше. Огромное количество боли, слез, несчастий и страхов.

Мы эвакуируем, заранее договорившись с женщинами, которые просят о помощи. В последний раз девушка передавала свои вещи через окно, и среди них была детская бутылочка. Я бежала с этой бутылочкой в руках к машине и думала: «Вот сейчас мне выстрелят в затылок, бутылочка упадет и разобьется. А там еда для ребенка».

Но страшно не было. Помогать людям — не страшно. Я разгребаю таким образом не только мир вокруг себя, но и свой, личный. Когда в нем появляется избитая женщина, которая боится уйти из дома и которую постоянно возвращают обратно, то, помогая ей, я раз за разом укрепляю свой мир и свою уверенность в том, что он правильно устроен. Что мир — не сволочь, люди — не гады, и что всегда есть человек, который захочет тебе помочь.

Но бывает, что не получается помочь. Одна девушка сбежала в первый раз — пошла к брату. Через два дня туда явился муж и вернул ее обратно. Когда я ее уже сама забирала, мы очень долго искали безопасное место. Сразу сказала ей, чтобы она выбросила симкарту — начнут звонить и манипулировать. Через полчаса секретное место, в которое мы ее увезли, перестало быть секретным: туда приехали ее родные и забрали.

Третий раз она позвонила уже Марьям — та направила ее в кризисный центр, в нем она тоже прожила недолго — родственники снова вернули ее к мужу. Тогда она из дома записала мне видео, где она вся синяя: руки, ноги. Я ей сказала: «Я на тебя, конечно, злюсь, но заберу тебя и в третий, и в двадцать пятый раз, если надо». У меня уже встроено в голову, что к этому надо быть готовой. И вот недавно она звонила мне уже из Москвы: родственники наконец-то вняли ее просьбам и забрали ее от мужа.

Была еще девочка: собиралась выходить замуж, а в детстве к ней приставал брат, и она не знает, девственница она или нет. Была в ужасе, если муж узнает, что вдруг нет. Мы оплатили ей дорогу к знакомому гинекологу, она ее посмотрела и сказала, что все нормально. Она побежала выходить замуж.

Вообще с приставаниями со стороны родственников или близких друзей семьи очень часто обращаются. Но нельзя точно установить, так ли это.

убийства чести кавказ
Иллюстрация Анастасии Лукашевич для «Утопии»

Глазированный сырок символ свободы

По этическим соображениям я не могу подталкивать никого к побегу. Решение женщина должна принять сама. Я могу только реагировать на запрос «заберите меня» и, если человек просит помочь, — связать с людьми, поместить в шелтер — минимум на три месяца, найти психолога, юриста, помочь восстановить документы. Но потом им надо выходить в жизнь самостоятельно. Поэтому я просто с ними разговариваю. Иногда женщинам достаточно просто пожаловаться: сказать, что все плохо и не услышать в ответ, что они сами в этом виноваты.

Полгода я переписывалась с девушкой и уже была уверена, что она никогда не решится. Отец отобрал у нее паспорт, когда ей было 18, и запретил ей выходить из дома. Она прожила так до 26 лет. Без документов, просто прислуга по дому, которую периодически избивали. Как она сама рассказывает, однажды отец уехал, а она услышала, что за воротами мяукает котенок, и вышла его погладить. Отец что-то забыл дома, вернулся, увидел ее и избил до полусмерти.

Но жаловалась она не столько на избиения, сколько на несвободу. Она хотела жить, учиться, развиваться. И через полгода она наконец решилась. Появилась на моем пороге с кучей книг и банкой меда. Первое, что спросила: «Можно я схожу в магазин?» Я растерялась, предложила сходить с ней. Она говорит: «Нет, можно я сама?»

Она ушла и вернулась с каким-то дурацким глазированным сырком. Говорю: «Зачем? У нас есть еда, мы можем заказать все, что захочешь». А она в ответ: «Ты не понимаешь. Это первая вещь за восемь лет, которую я захотела и купила сама».

Что для нас привычное, обыденное, для нее — символ свободы и ее участия в жизни.

Интимные фотографии и страх смерти

Недавно мне девушка в панике писала, спрашивала, что делать. Ей на почту пришло сообщение, что она просматривала какой-то сайт, а хитрая специальная программа «записала», как она мастурбирует. И теперь ей надо зайти в группу «Карфаген Ингушетия», куда якобы выложили ее фотки. Она боялась позора — у нас на Кавказе все страшно боятся позора, даже если ничего дурного не сделали. Пришлось объяснять, что это обычная разводка, попытка вытянуть бабки. Здесь им даже обратиться не к кому.

Другой кейс: в группу Вконтакте скинули фотографии 13-летней девочки. Ничего криминального, просто парень развел ее, и она сфотографировалась в ванной в черном лифчике на фоне каких-то висящих полотенец. Очень трогательно и очень за нее обидно. Видимо, он и продал этот снимок — в соцсетях идет целенаправленная охота за такими девушками: за 700 рублей скупают фотографии и потом девчонок шантажируют.

Еще одну девушку подружка сфотографировала в нижнем белье и слила фотки. Мама с дочкой в ужасе, если узнают отец и братья — могут убить. Недавно в Ингушетии дядя убил девочку лишь за то, что увидел ее с сигаретой. А уж если фотографию дочери или сестры рассматривают масса людей — это позор семьи. Вот мама с дочкой ходили по всем этим группам и платили, чтобы все снимки удалили, потратили около 30 тысяч на это. Но администраторы групп удаляют у себя и тут же пересылают в другие — и так по кругу.

Мне сложно представить, как нужно строить семью, каким нужно быть человеком, чтобы твой ребенок боялся тебе рассказать, что с ним приключилась беда.

убийства чести кавказ
Иллюстрация Анастасии Лукашевич для «Утопии»

Бездействие полиции и клятва на Коране

Как взаимодействовать с правоохранителями на официальном уровне я не представляю: ну приедут они в этот дом, и? Они же не умеют работать с такими девочками. Например, опрашивают избитую девушку рядом с тем, кто ее избил.

Как-то ко мне обратилась уже взрослая женщина. Мы с коллегой поехали ее записывать как журналисты. Она долго не разводилась, сначала ждала, пока дети вырастут, потом муж стал опасен: избивал ее, издевался. Она наконец развелась, забрала младшую дочку и уехала из села в Махачкалу. За три года после развода он так и не оставил ее в покое: приходил к ней на работу, доставал нож и при сотрудниках грозил, что убьет. Нашла ей адвоката, думала, что с ней все будет хорошо.

Вдруг она звонит и говорит, что он ломится в ворота дома ее родственников, где она временно жила. Они вызвали полицию, я поехала в отделение объяснять дознавателю: «Он опасен. У меня есть диктофонные записи. Он угрожал ей убийством. Пожалуйста, занесите в протокол». Он кивает, заносит. Еду домой — снова звонок. Оказалось, что полиция его сразу отпустила и он опять пошел туда, где пряталась его жена. Человек дважды за ночь приходит к дому, кричит, что убьет жену, все это фиксируется — и его дважды за ночь отпускают.

Поэтому я не вижу смысла забирать женщин вместе с полицией, они не понимают элементарных вещей, а закон дает им право просто наплевать на такие обращения.

Другие госорганы тоже не справляются. У нас сейчас есть девушка, ей 17 лет, ей угрожают убийством, но она не формирует запрос на эвакуацию. Девушка встречалась с парнем, и он силой ее взял. Она все рассказала его маме и услышала в ответ: «Ничего не знаю, ты шалава, просто хочешь замуж за моего прекрасного сыночка». История тут же стала достоянием общественности, парня повели в мечеть, и он на Коране поклялся, что насилия не было — она сама к нему полезла. Все ему поверили и отпустили с миром, а девочку заперли дома, и теперь она пишет письма, что ее грозят убить. Если бы она сбежала, я бы придумала, что с ней делать — потребовала бы отправить ее в реабилитационный центр, например. Мы написали в органы опеки, они даже пришли к ней домой, но ничего не сделали.