Как изменились проблемы, с которыми вы работаете, с момента появления кампании «16 дней»?
За 29 лет прогресс есть, но его недостаточно. Ни одна страна мира за это время не достигла гендерного равенства по всем секторам и областям, представленным в Пекинской декларации. Это касается равенства в социальной, экономической, политической сферах и борьбы со всеми формами насилия в отношении женщин и девочек.
Из положительного: в большинстве стран, с которыми мы работаем, есть законопроекты и политические решения по предотвращению насилия в отношении женщин и девочек. Эти программы и стратегии финансируются, но пока недостаточно, чтобы решить проблему. Есть успехи в сборе данных о насилии в отношении женщин и девочек, но данные поступают нерегулярно, и не во всех странах они отвечают международным стандартам. Мы все еще не можем преодолеть гендерные стереотипы и патриархальные нормы в обществе и семье.
В этом году ситуация усугубилась из-за пандемии COVID-19, которая затронула все страны и обнажила существующие проблемы. Конечно, пандемия и карантинные меры сказались на здравоохранении, образовании людей, занятости и других сферах. Но одновременно мы наблюдаем другую скрытую многолетнюю пандемию – насилие в отношении женщин и девочек. До пандемии мы говорили, что более 18% женщин и девочек в возрасте от 15 до 49 лет подвергались разным формам насилия. За последние 12 месяцев в наименее развитых странах этот показатель выше — 24%. Сейчас эта цифра, к сожалению, выросла в разы.
Какой сейчас порядок цифр?
Если говорить о средней цифре по нескольким странам — обращений на телефоны доверия стало больше до пяти раз. И это именно за время карантина, с марта по июнь. В Канаде, Германии, Испании, Великобритании и США государственные органы, правозащитники и партнеры из гражданского общества указали на увеличение количества сообщений о домашнем насилии и повышенный спрос на временное убежище во время коронакризиса.
А в России?
У нас нет сопоставимых официальных данных об уровне распространенности насилия в отношении женщин по России. Но мы обратили внимание на цифры, озвученные уполномоченной по правам человека в России госпожой Татьяной Москальковой. Она сказала, что, по данным российских неправительственных организаций, в апреле 2020 года количество случаев домашнего насилия увеличилось в два с половиной раза по сравнению с мартом. К тому же не все случаи насилия вообще регистрируются. Это только те женщины, кто смог обратиться в неправительственные организации и кризисные центры, настоящая цифра намного больше.
Вы опираетесь на слова Москальковой, но в то же время есть официальные заявления Министерства внутренних дел: по их данным, число случаев насилия во время карантинных ограничений в нашей стране снизилось. Как вы расцениваете эти цифры и какой статистике больше верите?
Достоверные и качественные данные — один из ключевых вопросов. Цифры, о которых вы говорите, представлены МВД по факту обращения в ведомство. Но не все пострадавшие обращаются в полицию. Есть еще и обращения в кризисные центры, причем большая часть женщин все же сначала идет в неправительственные организации или другие службы, оказывающие помощь.
Если стали меньше обращаться в полицию, это еще не значит, что снизился общий уровень насилия. Возможно, люди предпочитают обратиться сначала в другие структуры и только за определенным видом помощи, например, психологической. К тому же мы знаем случаи, когда женщины переставали обращаться в полицию потому, что не видели результата от своих обращений.
Например, в Казахстане есть процедура «примирения», и обычно судьи сначала стараются использовать ее: примирить насильника и пострадавшую. Когда насилие повторяется, понятно, что пострадавшая может не пойти на примирение и уже обратиться не в полицию и суд, а в другие инстанции или социальные службы. Как правило, это кризисные центры.
Мы понимаем, что даже доступ к правосудию имеет четко окрашенную гендерную характеристику. Суды пытаются свести к тому, что это личное, семейное дело. Зачастую это обосновано существующими патриархальными и стереотипными пониманиями прав женщин и прав человека в целом.
Мы используем международно признанную методологию сбора данных по распространенности насилия. Ее разработала Всемирная организация здравоохранения вместе со Структурой «ООН-женщины». Сейчас такие исследования в нашем регионе провели в Казахстане, Молдове, Грузии и Албании. В 2021 году Статистические комитеты Казахстана и Молдовы собираются провести следующий раунд исследования, чтобы оценить ситуацию и возможные изменения. Наши партнеры в Беларуси и Кыргызстане рассматривают возможность впервые провести такое исследование в ближайшее время.
Статистика собирается через опросы населения, работу с административными данными через секторальные профильные министерства и уполномоченные службы, неправительственные организации. Важно, чтобы эти данные были регулярными, так мы сможем отследить динамику изменений.
Какие последние актуальные цифры есть у вас?
В прошлом году 243 миллиона женщин подверглись насилию со стороны интимного партнера. Из них меньше 40% обращаются за помощью. Вот, о чем мы с вами говорим: есть данные по распространенности насилия, а есть данные, которые могут предоставить полиция, министерство внутренних дел, суды и другие органы.
Самые интересные и свежие данные привели эксперты Фонда ООН в области народонаселения (ЮНФПА). Они утверждают, что если каждые три месяца будет повторяться глобальный карантин, то дополнительно к уже существующим цифрам будет добавляться по 15 миллионов новых пострадавших за этот период.
Кстати, в сентябре появилась очень полезная инициатива — платформа Global Tracker. Она агрегирует все меры государств, которые они приняли во время пандемии. Оказалось, что среди трех блоков — насилие в отношении женщин, социальная защита и меры на рынке труда — около 70% гендерно-связанных мер пришлись именно на работу по снижению домашнего насилия в условиях карантина. Конечно, это касалось стран, в которых уже есть действующие законы по домашнему насилию, при этом власти смогли ввести дополнительные указы и распоряжения, чтобы адаптироваться к изменившимся условиям. Например, многие службы по правовой защите, медицинской и психологической помощи перешли полностью на режим работы 24/7.
Есть полезная инициатива, финансируемая Европейским союзом, «Луч света» (Spotlight Initiative). Она нацелена на искоренение насилия в отношении женщин и девочек и работает почти во всех странах мира. В этом году она запустилась в регионе Центральной Азии и в Кыргызстане, и это позволило временным шелтерам и кризисным центрам работать бесперебойно, а в Таджикистане — организовать выездные мобильные группы по регионам.
Есть известная цифра: каждая третья женщина в течение жизни подвергается одному из видов насилия. Но это усредненный показатель, в разных регионах крайне разнятся образ жизни, общественное, религиозное и политическое устройство. Насколько корректно к этой цифрой апеллировать?
Да, мы используем показатель «каждая третья женщина». В менее развитых странах он чуть выше, но в наиболее развитых — не так уж и отличается от среднего. При этом часто усугубляется другими проявлениями: онлайн-насилием, травлей, слежкой, кибербуллингом, всем, что можно сделать с помощью IT-технологий. В условиях карантина увеличиваются риски не только домашнего насилия, но и, как показывают наши экспертные наблюдения, увеличивается психологическое насилие онлайн.
Зачем нужна Структура «ООН-женщины»?
Десять лет назад, когда стало понятно, что вопросы гендерного равноправия эффективно не решались, ООН решила создать отдельную организацию. У Структуры «ООН-женщины» есть уникальный мандат по надзору за исполнением международных обязательств со стороны государств — членов и агентств ООН. Мы занимаемся не только вопросами насилия в отношении женщин — это одна из шести наших тематических областей. У нас есть большой блок вопросов по экономической безопасности и экономическим правам женщин. Еще один — про роли и участие женщин в процессах принятия решений на всех уровнях, политического лидерства. Еще одна важная тема — «Женщины, мир и безопасность» или гендерно-ответственные гуманитарные действия.
Я работаю в этой организации с ее основания, и мы понимаем, что мы еще далеки от полной реализации своих амбициозных задач — слишком много остается вопросов по финансированию и политической воле.
Что должна сделать наша страна в первую очередь, чтобы приблизиться к гендерному равенству?
Мы надеемся, что законопроект в отношении домашнего насилия, которому уже много лет, наконец доведут до логического завершения и примут. Он бы серьезно помог. Кроме того, долго обсуждается вопрос декриминализации некоторых форм домашнего насилия, эту меру приняли несколько лет назад в России и Казахстане. Идея была в улучшении доступа к правосудию — случаи можно легче зарегистрировать и быстрее наказать абьюзера. Но это не решает самой проблемы насилия, оно лишь увеличивается — это показывает практика.
Декриминализация может стать триггером роста насилия?
По крайней мере мы не наблюдаем снижения насилия в странах, где произошла декриминализация. Мы можем это хорошо отслеживать в Казахстане, где у нас есть офис, мы проводим мониторинг. Если декриминализация не привела к снижению роста насилия, значит должна быть четкая политическая воля криминализировать, то есть признать все формы насилия против женщин как нарушение их прав. И внедрить это в сферу уголовного, а не административного кодекса.
Борьба с насилием — это не только помощь пострадавшим женщинам, но и работа с агрессорами. И здесь тоже Казахстан очень хорошо себя показывает: у них есть пилотные проекты и инициатива и поддержка Генеральной прокуратуры. И это дает результаты. К ним присоединилась и Грузия, там тоже есть программа работы с насильниками. Изначально это пилоты наших проектов, которые потом становятся национальными программами и планами действий. Важно не только реагировать на насилие, но и его предотвращать через образование, внедрение культуры ненасильственных отношений.
Что вы вкладываете в термин политическая воля?
Политическое руководство страны должно быть ответственно за имплементацию принятых международных обязательств и целей. Принятые и подписанные обязательства необходимо трансформировать в практические действия. Политическая воля — это не только заявление, что мы будем что-то делать, но и конкретные шаги и действия в этом направлении.
Россия осталась фактически последней постсоветской страной, где нет профильного документа, закона о профилактике и предотвращении домашнего насилия. Как вы объясняете эту упертость наших властей?
К сожалению, вы не последние. Еще есть Республика Беларусь, где законопроект уже разработан, но пока не принят. В Туркменистане тоже нет этого закона, хотя все предпосылки для его появления есть. Для принятия таких законов нужна серьезная политическая воля. Все-таки в России очень сильное женское движение, сильные организации, способные оказывать поддержку пострадавшим. Но нужны шаги со стороны руководства страны.
Исходя из наших реалий, с какими странами можно сравнить Россию?
У многих стран в нашем регионе, к сожалению, общий контекст и спектр проблем. Можно написать новые законы, подтвердить их политически, но пока в обществе нет понимания, что насилие — это нарушение прав человека, пока у нас превалируют патриархальные и дискриминирующие нормы, мы не сможем его победить.
Пока мы будем говорить, что ранние и насильственные браки — это норма, что девочки должны мечтать в 15 лет выйти замуж, о каком искоренении насилия может идти речь? В России именно эта проблема не так актуальна.
Какие страны в Восточной Европе и Центральной Азии сейчас успешнее всего борются с насилием?
Положительный пример — Узбекистан. Там в прошлом году разработали законопроекты о продвижении гендерного равенства и предотвращении домашнего насилия. Законы приняли, началась их имплементация.
Еще очень поступательно работает Грузия. Она единственная программная страна в нашем регионе, которая начала серьезно работать с предотвращением домогательств и насилия на рабочих местах. Это большая тема. В прошлом году на международной конференции по труду приняли новую конвенцию Международной организации труда по искоренению домогательств и насилия на рабочем месте.
Хорошие результаты показывает Украина — наш офис был открыт там в 2015 году, но он уже один из самых крупных и с конкретными практическими результатами. Там есть не только донорская поддержка, но и мощное женское движение и политическая воля. Успехи есть в Молдове, Кыргызстане, Казахстане. В Сербии едва ли не единственный наш офис, который начал инновационную работу по вопросам гендерного равенства.
Перечислите главные проблемные точки в России в вопросах гендерного равенства.
Если говорить, куда надо направить действия, то важный момент — рынок труда и равный доступ к достойному труду. Пандемия сильно повлияла и на женское предпринимательство: закрылось много предприятий малого бизнеса, в котором занято много женщин. Неформальная работа женщин — тема номер один не только в России. В частности, невидимая и нерегулируемая рабочая сила в домашнем хозяйстве, такой труд никак не регламентируется, у них нет доступа к социальной защите, пенсиям. Вообще вопросы экономической безопасности женщин сейчас особенно важны, потому что пандемия сильно сказалась на этой сфере.
Какие есть рычаги давления на руководство страны, ведь по сути нет никаких серьезных штрафных санкций?
Санкции есть. Если женщина не удовлетворена решением ее жалобы на национальном уровне, то она может обратиться, например, в Европейский суд по правам человека. Есть структуры, которые разбирают жалобы или обязывают государство материально компенсировать ущерб пострадавшей. Комитеты ООН регулярно заслушивают правительственные отчеты стран и выносят заключения. Да, по большей части они носят рекомендательный характер, но не стоит ими пренебрегать, они основаны на ответственности за принятые обязательства. Государства должны отчитываться не только на международном уровне, но и в первую очередь перед своими гражданами, должны отвечать за гарантии, которые дают, перед своим населением.
Чтобы подать жалобу в ЕСПЧ надо опротестовать решение во всех национальных судах, к тому же в европейском суде рассматривать заявление могут несколько лет.
Да, это долгий процесс, и поэтому мы говорим, что внутри стран должна работать система правосудия. Должны защищаться права и жизнь каждого. Ключевой момент — чтобы у людей был свободный доступ к правосудию, чтобы решения судов исполнялись, чтобы люди знали свои права и как их можно защитить. В нашем регионе эти проблемы пока не решены, но мы не перестаем работать в этом направлении.
