Резонансные убийства в последнее время в Абхазии не редкость. Не успели отгреметь скандалы вокруг так называемых убийств чести, как общество всколыхнула новость об убийстве женщиной собственного мужа. Психолог, эксперт Хатуна Логуа анализирует разные случаи семейного насилия и приходит к печальным для общества выводам.
Анаид Гогорян: В последнее время в Абхазии были громкие случаи насилия в семье, убийства родственников. Еще пару лет назад в обществе звучали мнения, что в республике нет такой проблемы. Но сегодня мы чаще становимся свидетелями страшных случаев расправы родственников над членами своей семьи. Как вы считаете, почему в Абхазии такое происходит?
Хатуна Логуа: На мой взгляд, в последнее время происходит какое-то нравственное ментальное одичание. Мы оказались в условиях, когда почти не работают механизмы власти, когда судебная власть, правоохранительные органы просто не справляются со своими задачами. У нас в последнее время все чаще и чаще имеют место чуть ли не суды Линча. Потому что в условиях, когда власть бездействует, включаются стихийные механизмы самоорганизации.
Когда случается какое-то событие, меня, может быть, больше, чем само это событие, шокирует реакция общества на него. И это тоже является неоспоримым свидетельством того, что у нас на уровне, может быть, даже коллективного бессознательного что-то точно не в порядке. Даже звучат вопросы: что же с нами такое, народ болен, народ нездоров. Отрицать это как минимум глупо, а как максимум – это не очень полезно. Об этом не то что говорить, об этом уже кричать давно пора. У нас это тоже в культуре – это тоже, кстати, одна из причин, способствующих тому, что процветают такого рода явления, – замалчивание. На мой взгляд, это немного даже лицемерно, и это приводит именно к развитию этих тенденций и этих нездоровых процессов, симптомы, которые мы сегодня наблюдаем.
Как видно из статистики, такое явление, как домашнее насилие, цветет буйным цветом именно в тех социумах, в которых есть тенденция скорее оправдать агрессора, насильника и обвинить жертву.
Если говорить о проблеме, которая какой-то частью, кстати, немалой, к сожалению, частью нашего общества упорно не признается – домашнее насилие. Видно из статистики, что это явление цветет буйным цветом именно в тех социумах, в которых есть тенденция скорее оправдать агрессора и насильника и обвинить жертву. И мы это слышим: достаточно, если на ленте появляются новости, прочитать комментарий, и это будет иллюстрацией к тому, что я говорю. У нас почему-то склонны люди скорее оправдать агрессора. Несоизмеримо насилие больше касается сегодня женщин и девочек, больше, чем мужчин и мальчиков. И эти два случаи, которые были буквально за последние несколько дней, два убийства, они как раз – те самые исключения, которые подтверждают правила.
А. Г.: Вы имеете в виду последние случаи, когда женщины убили мужчин. А можно говорить о какой-то обратной ситуации, тенденцией можно назвать?
Х. Л.: Я бы не стала называть это тенденцией, это просто доведенные до отчаяния женщины, которые просто не нашли другого способа защитить себя. Я думаю, что особенно убийство в семье, которое произошло, – оно было в аффектном состоянии. Можно только предполагать, что могло женщину на это толкнуть. Если женщина, тем более, беременная, совершает такое убийство, то какое же было воздействие на нее, что ее довело до какого отчаянного шага.
А. Г.: Есть ли какая-то статистика? Кто совершает преступления? Возраст? Почему такая агрессия у людей? Может быть, это как-то связано с последствиями войны, как вы считаете?
Х. Л.: В том числе тоже. Статистика, не знаю, может быть, она и есть. Это очень важно, чтобы начать лечить, нужно понимать, что мы лечим, хотя бы оценить масштабы бедствия. И это тоже очень серьезная тема для тщательного анализа и изучения. А если говорить об уровне агрессии, то он действительно зашкаливает. Стоит просто посмотреть на детей, даже не подростков, даже просто маленьких детей, уровень агрессии и уровень тревожности, к сожалению, крайне высокий. Да, война в этом сыграла свою роль, потому что сегодняшние родители – это те самые дети войны. Если говорить о характерных чертах, то это, конечно, тревожность. А тревожность – это тот способ поведения, который, к сожалению, передается трансгенерационно от поколения к поколению. Тревожные родители потом растят тревожных детей.
У такого ребенка, который сам стал жертвой насилия или просто был свидетелем домашнего насилия, в будущем развитие жизненного сценария сводится к двум вариантам: он тоже станет или агрессором, или жертвой.
А что касается агрессии и домашнего насилия, оно, к сожалению, тоже передается из поколения в поколение. И это есть самая большая опасность. Ребенок, который сам стал жертвой насилия, или даже если его пальцем никто не тронул, просто он был свидетелем домашнего насилия, когда насилию подвергался кто-то из членов его семьи или его близкие, то в будущем развитие жизненного сценария у такого ребенка сводится к двум вариантам: или он в будущем тоже станет агрессором и будет практиковать агрессивное поведение по отношению к своему партнеру, к своим детям, или жертвой. И роли распределяются таким образом, это опять же статистика, что чаще всего роль агрессора выбирают мужчины, а роль жертвы примеряют на себя женщины.
А. Г.: Есть ли какая-то психологическая помощь? Может быть, какие-то традиционные механизмы помощи семье. Или может ли семья прийти на консультацию к психологу?
Х. Л.: Не первый год организация «ООН-женщины» проводит очень серьезную работу в сотрудничестве с местными организациями. В Сухуме – с Ассоциацией женщин Абхазии, в Гале – с организацией «Авангард». АЖА давно и очень серьезно занимается этой проблемой. И масса мероприятий были, и круглых столов, и даже акции были в прошлом году, «16 дней без насилия». Опять же наблюдается неоднозначное отношение у нас в обществе к этому. Я сама сейчас сотрудничаю в качестве эксперта и провожу встречи. Буквально сегодня у нас была встреча с представителем правоохранительных органов, которые тоже являются частью нашего общества и тоже являются носителями этих стереотипов, мифов и этого отношения.
Представители правоохранительных органов склонны вообще даже не вмешиваться в это, считая, что это бытовое дело, это дело внутрисемейное.
Агрессор, когда получает такое молчаливое одобрение и оправдание, тут, конечно, очень трудно на него как-то подействовать, не говоря о том, что у нас нет закона о домашнем насилии. И представители правоохранительных органов склонны вообще даже не вмешиваться в это, считая, что это бытовое дело, это дело внутрисемейное и не стоит в это вмешиваться. Это явление воздействует как на уровне личности, так и на уровне семьи и ее ближайшего окружения, социума и государства в целом. То есть оно затрагивает абсолютно все сферы и те государства, которые склонны таким образом поощрять это – в этих странах, в этих государствах домашнее насилие является очень серьезной проблемой. К сожалению, мы в их числе.
А если говорить о традиционных механизмах, любые традиции, механизмы возникают как ответ, как реакция на какие-то вызовы среды. В принципе, все эти нормы возникают из желания и из потребности людей как-то упорядочить, иначе будет хаос и разброс и полный распад. И чтобы этого не случилось, в том числе в обществе, люди как-то договариваются, придумывают эти нормы поведения. Вот эти нормы, которые тоже, кстати, трактуются очень по-разному. И мы даже сегодня являемся с вами свидетелями того, что на наших глазах формируются новые нормы, абсолютно дикие. Я имею в виду т.н. убийства чести. Люди, которые изучали этнографию, говорят, что это совершенно не характерно было для нашего общества. И сегодня мы являемся свидетелями зарождения новой нормы и новой традиции. И это еще одно из свидетельств ментального одичания, потому что при попустительстве государства правоохранительные органы и судебная власть не работают, и судебные решения, даже если суд принимает решение, то оно просто совершенно не обязательно. То есть суровость судебного решения смягчается необязательностью его выполнения. И это становится нормой.
К сожалению, есть случаи, когда правоохранительные органы не подчиняются решению суда, чего уж говорить о простых гражданах. И в этой ситуации, конечно, возникают случаи самосуда и права сильного. Причем эти убийства, они же совершаются именно с самыми незащищенными людьми, с теми, кто не может за себя постоять.
А. Г.: Какие механизмы необходимо выработать, чтобы как-то изменить ситуацию?
Суициды, большинство из них – это такой крик о помощи, о том, что так жить нельзя. Я не знаю, сколько еще нужно таких криков и таких смертей, чтобы одуматься, заглянуть внутрь себя и признать эту проблему.
Х. Л.: Сегодня у нас нет духовного учителя Махатмы Ганди, но у нас есть власть, у нас есть государство. Каждый, кто идет сегодня во власть, должен понимать, осознает или нет, принимает или нет, но эта ответственность ложится в первую очередь на них. Сегодня единственное, что нас может, наверное, спасти, – это все-таки договориться о том, что должны соблюдаться правила. Нужно просто соблюдать законы и жить по правилам. И, может быть, тогда хаоса в нашей жизни, в нашем обществе будет меньше. Суициды, большинство из них – они не про смерть, это такой крик о помощи, это такой крик о том, что я так больше жить не могу, так жить нельзя. Я не знаю, сколько еще нужно таких криков и таких смертей, особенно когда суицид совершают дети или подростки, молодые люди, и это на самом деле ужасно. Сколько еще нам нужно смертей для того, чтобы одуматься и заглянуть внутрь себя и признать эту проблему.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
Автор: Анаид Гогорян
