Wonderzine поговорили с тремя женщинами, ставшими жертвами физического и психологического насилия со стороны партнёрш, о том, как это было — и что помогло им уйти.
С Еленой мы познакомились около трёх лет назад через общих друзей. Она показалась весёлым человеком, который может поддержать разговор в любой компании — и, может, именно этим и привлекла. Она резко шутила, хотя мы ещё были мало знакомы, и мне показалось, что это моветон — но я списала всё на манеру общения.
Через неделю после знакомства мы пошли в кино, потом с той же компанией отправились за город, на природу. Там всё и началось: костёр, озеро, разговоры в палатке. Мне показалось, что я узнала человека — и то, что я узнала, мне понравилось. Мы стали встречаться, а спустя пару месяцев — жить вместе. В начале отношений всё было классно — бабочки в животе. У нас были общие друзья, мы проводили много времени вместе. Могли ночью сорваться друг к другу и разговаривать до утра. Она уделяла мне очень много внимания, казалась очень начитанной.
Первая ситуация, которая могла бы меня насторожить, произошла в День города, у общих друзей. Немного перебрав, она начала вести себя странно — могла говорить неприятные вещи, хотя только что сидела и смеялась. Я списывала всё на то, что человек подвыпил и не совсем отдаёт отчёт, что делает. Она выбегала из квартиры, и если её не начинали догонять, могла вернуться и опять убежать — это были такие крючочки, показывавшие, что человек хочет притянуть внимание.
Когда мы начали жить вместе, стали возникать мелкие бытовые конфликты. Поводы могли быть очень разными. Например, если я пришла домой и не убрала куртку. Или съела всё печенье. Сказала что-то, что ей не понравилось, — или моя шутка показалась ей слишком обидной или злой. Она могла сказать: «Ты для меня ничего не делаешь», — хотя полгода жила за мой счёт.
Все ссоры проходили по одному и тому же сценарию. Сначала завязка — находится какая-нибудь причина. Потом обида, скандал — и она прекращала со мной разговаривать. Дальше мы вновь начинали общаться, но с холодком: было понятно, что грядёт что-то грандиозное. Наступала огромная ссора, а за ней опять период молчания. Затем мы уже более тепло мирились и наступали две-три недели, может, месяц хороших отношений. А дальше всё по новой.
Как-то я снова начала общаться со старой знакомой. Мне что-то понадобилось от неё по работе — и после мы стали вместе заниматься небольшими проектами. Но Елена подумала, что это что-то большее. Выдвинула ультиматум: либо знакомая, проекты — либо она. Она спрашивала: «Почему ты всё время в телефоне?» Я говорила, что нам периодически нужно улаживать дела. Она говорила: «А почему ты улыбаешься, когда смотришь в телефон, а когда говоришь со мной — нет?» Я объясняла, что мне прислали шутку или возникла смешная ситуация.
До того я общалась с теми, кого она знала — а та знакомая появилась внезапно. Хотя и раньше бывало разное. Например, когда возникал конфликт с друзьями, она пыталась очень жёстко, манипуляциями перетянуть меня на свою сторону, чтобы я защитила её или выгородила, хотя была явно не права. Друзьям она угрожала, а в мой адрес летела всевозможная брань.
Это был моральный террор. Человек не поднимал на меня руку, но постоянно разными способами давил, действовал на нервы. Изнутри оценить всё очень сложно. Ты постоянно оправдываешь человека — ведь раньше она была белой и пушистой. За два с половиной года у меня сильно упала самооценка. Она убедила меня, что я виновата во всех проблемах.
В финале возникло и физическое насилие. Она отдыхала с родственниками, а я уехала пораньше и легла спать. В семь утра меня разбудил стук, я открыла — и с ходу получила ботинком в нос. Я закрыла дверь и предложила ей пойти проспаться или успокоиться. Тогда она стала выбивать дверь ногой — в дырку, которую пробила, она и пролезла.
У неё непростые отношения с алкоголем: если она начинает пить, пьёт, пока не уснёт. В тот день она приехала пьяной — а на вопрос, почему она бьёт меня ногой в лицо, в приказной форме сказала мне покинуть дом. Жильё мы снимали вместе, и большую часть оплачивала я, но тот месяц оплатила она — и, соответственно, решила, что теперь это только её дом. Я отказалась: мне через три часа на работу, куда я пойду? После моего отказа она начала прыгать. Я не утрирую и не выражаюсь фигурально — она на самом деле прыгала и пыталась ударить с прыжка, но мимо цели. Я была трезвая и ловкая.
Что было дальше, в подробностях уже не вспомню, но в ход пошли ножи: первый я выхватила и выбросила, потом был второй. Потом в окно полетели все мои вещи, до мелочей. Я ушла в машину и вернулась минут через двадцать-тридцать — она успокоилась, спокойно собрала всё, что выбросила, и легла спать, как ни в чём не бывало.
На работу я уже не пошла — у меня была разбита губа, опухший нос, большая синяя шишка на лбу. Пока она спала, я отнесла вещи в машину. Дошло до того, что мне приходилось защищаться электрошокером, так что складывать вещи приходилось тихо, чтобы не разбудить её. Я поехала к подруге (той самой, с которой вела рабочие дела) и осталась у неё.
Я оставила ей квартиру и забрала вещи, но мы продолжали общаться. Лена решила, что у меня новые отношения, начала угрожать, предлагала мне деньги, чтобы я больше не общалась с этим человеком. Продолжала устраивать скандалы. Подругу, к которой я переехала, преследовали — с каким-то мужчиной они ждали её у подъезда. Били кулаками по моей машине, ночью мне звонила её мама и угрожала, вымогала деньги. Лена писала моей подруге, что наймёт людей, чтобы её убили.
Однажды она попросила приехать поговорить — я согласилась, чтобы попрощаться по-человечески. Я даже не выходила из машины, но каким-то образом она украла у меня портмоне с документами и телефон. Она просмотрела все мои страницы в соцсетях и мессенджеры. Вошла во все мои аккаунты, начала писать ругательства в рабочие чаты, рассказывать родственникам и друзьям гадости про меня. Даже позвонила моему руководителю, но бросила трубку. Она хотела рассказать близким о моей ориентации. Я не то чтобы что-то скрываю — просто не кричу об этом. Но даже если бы она что-то рассказала, и родственники, и знакомые адекватно к этому относятся, поэтому это было бы не самым страшным.
Мы отследили телефон, я приехала и забрала и его, и документы. Этот телефон она подарила мне на день рождения, но всем вокруг сказала, что я его украла. Она удержала у себя документ на мою машину, просила за него денег. Написала на меня заявление в полицию о краже, пугала уголовным делом, сроком, тремя годами тюрьмы, чуть ли не строгим режимом.
Следователь посоветовал вернуть телефон, поменять номера и просто больше никогда не пересекаться. Заявление не зарегистрировали, но Лене об этом, конечно, не сказали, чтобы она успокоилась. Меня предупредили, что продолжать не стоит, и я тоже подумала, что слишком устала. Я переехала и стараюсь максимально избегать этого человека. Единственное — периодически проглядываю соцсети и вижу, что меня то блокируют, то достают из чёрного списка — без предпосылок.
Уйти было очень тяжело. Думаешь, что надо — а как? А куда я уйду? А что там? Потом наступает момент, когда чувствуешь, что уже край — но тебя начинают останавливать. Слёзы, постоянные звонки, извинения — становится просто жалко человека. Она просит второй шанс, и ты задумываешься: столько же вместе уже пережили, свои люди как-никак. Но потом вспоминаешь, что человек два раза полетел на тебя с ножом, и решаешь, что теперь точно всё. Такое в моей жизни было в первый раз и настолько меня шокировало, что сразу избавило от розовых очков.
В моих любовных отношениях не было физического насилия — я не говорю, что у меня его вообще не было, но партнёр_ки меня не били. Но меня в отношениях часто обесценивали, потому что я женщина. Мол, с женщиной не считается, это баловство, а секс, уж тем более «настоящий» — только с мужчиной. В одних абьюз начался, когда мы съехались, и продолжался три года — всего мы были вместе пять лет.
Я переехала из другого города в Питер, никого кроме неё тут не знала. Полгода мы тусовались на съёмной квартире, и первые звоночки начались уже тогда. Например, меня должны были оперировать, удалять глаз — это была плановая операция, но я переживала. Я пыталась поделиться этим с партнёркой, у которой тогда серьёзно болела бабушка, и получила ответ: «Подумаешь, глаз, вот у меня душа болит!»
Когда её бабушка умерла, мы переехали в её квартиру, и тут всё и началось. У моей партнёрки не было друзей (и сейчас нет), поэтому мне всегда было стыдно оставлять её дома одну. Мои друзья, появившиеся ещё до переезда, ей не нравились, новых питерских знакомых она тоже считала «аморальными личностями». Это была даже не ревность — она испытывала отвращение к людям, которые, по её мнению, не соответствуют «добропорядочной» женщине. Например, ей не нравилось, если у женщины много партнёров, она любит секс, употребляет много алкоголя, иногда принимает наркотики. Мне нельзя было приглашать никого в дом, друзей я толком завести не могла, потому что всё время проводила с партнёркой.
Она постоянно утверждала, что я не приспособлена к жизни, ни с чем без неё не справлюсь и умру в одиночестве — и я ей верила. Она критиковала, как я одеваюсь, диктовала, что мне носить. Меня обвиняли, что я недостаточно женственная, что у меня нет фигуры «песочные часы» — я ненавидела себя и своё тело. Когда мы ходили куда-то, она относилась ко мне как к ребёнку: если я жаловалась, что хочу есть, она упрекала меня, что я должна была сделать это дома, и вообще, раз она может потерпеть, значит, и я могу. Ещё меня обвиняли, что я недостаточно оптимистична: она вспоминала подругу, которая и в болезни остаётся позитивной, а у меня «кислая рожа».
Я поддерживала её хобби, а она ругала мои рисунки: недостаточно стараешься, мало прогресса, вон Маша уже давно рисует лучше тебя, а ты всё на месте топчешься. Из-за этого впоследствии я года три почти совсем не могла рисовать — и сейчас всё ещё бывает тяжело. Был и газлайтинг: когда я говорила, что меня что-то обидело, меня убеждали, что такого не было или что всё вообще не так.
В сексе я почти никогда не была в принимающей роли — я доставляла ей удовольствие, и мы ложились спать. Я люблю секс, но мне очень важны чувства к человеку — без них теряется и значительная часть удовольствия, а заниматься сексом на стороне для меня неприемлемо. Так что я могла оставаться без секса, где мне доставляли бы удовольствие, месяцами и очень от этого мучилась.
Я постоянно чувствовала себя в чём-то виноватой. Мне казалось, что я вечно что-то делаю и веду себя не так, что я сама во всём виновата, раз позволяю вести себя так с собой. Я бесконечно пыталась работать над отношениями, но, конечно, это было бесполезно. Даже думала покончить с собой — но не сделала этого.
Становилось только хуже. Она стала унижать меня просто так, потому что я бесила её сама по себе. Обвиняла, что я застряла в своём «рафинированном» мире: не интересуюсь ничем вокруг, про политику со мной не поговорить, про новости — тоже. Я могла часами рыдать, пока моя партнёрка, которая была в курсе моих слёз, играла в соседней комнате в ММОРПГ. Ещё она начала угрожать вышвырнуть меня на улицу. Идти мне было некуда, денег и друзей не было — только приятели, которые жили с родителями или с партнёрами. Доходило до совсем странного. Как-то подо мной сломалась старая табуретка — просто ножки сложились внутрь. Я упала и сильно ушиблась, на что партнёрка разоралась и потребовала немедленно чинить табуретку или идти на улицу со всеми вещами.
К счастью, мы расстались — инициатором была я. После этого мы спокойно прожили год под одной крышей как соседи, а потом она очень некрасиво съехала к мужчине. Я хожу к психологу. У меня пучок неврозов, я восстановила самооценку из руин, но я боюсь вступать в отношения, боюсь людей, у меня проблемы с творчеством, заботой о себе и самопомощью. Того, что проживают люди рядом с абьюзерами, я бы никому не пожелала. Я оглядываюсь и не понимаю, как не замечала, что живу в аду. А тогда казалось, что всё в порядке, просто я что-то не так делаю, поэтому партнёрка меня обижает.
Мы были знакомы с первого курса — поступили в один университет и учились в смежных группах. Так получилось, что на втором курсе я перевелась в её группу, и через полгода она начала оказывать мне знаки внимания. Тогда она рассталась с парнем — говорила, что «он был тираном, который постоянно меня ревновал и никуда не отпускал». Я тогда подумала, что он козёл, а сейчас понимаю что она доводила его, как впоследствии и меня.
Наши отношения начались стремительно: она позвала меня встретиться, играла мне на гитаре и под конец очень резко поцеловала. Я тогда не восприняла всё это всерьёз. Мне было некомфортно — во всём ощущалась спешка, и я чувствовала какой-то страх перед ней.
Какой она человек? Многие мотивы её поступков были мне непонятны. Когда мы встречались, со многим я была откровенно не согласна. Например, она ловила кайф от издевательств над людьми. Как во фразе «без лоха и жизнь плоха»: развести кого-то, обмануть она не считала зазорным. Ещё она воровала, много и часто. Однажды мы даже попались — мне до сих пор стыдно за тот случай, хоть я ничего и не крала. Что я думала, когда это видела, — чёрт его знает. Но я влюбилась, а это дурманит голову.
Были и другие тревожные звоночки, кроме её странных убеждений — например, «лёгкие» шлепки, которые потом превратились в избиения. Она была очень скрытной и постоянно мной манипулировала. Со временем она каким-то магическим образом убеждала меня, что это я провоцирую её своим поведением — и я начинала в это верить, винить себя. Сначала она была нежной, но когда я оказывалась у неё на крючке, резко перекрывала кран. Я искала причину, почему она поменялась, прежде всего в себе — хотя на самом деле это был уже продуманный сценарий. Я боялась её и одновременно скучала по ней.
Я искала причину, почему она поменялась, прежде всего в себе.
Я боялась её
и одновременно скучала по ней
Поводы для ссор могли быть какими угодно. Поставили не ту оценку, она поругалась с матерью (она била сильнее всего после их скандалов), её кто-то бесил или раздражал — а такие всегда находились. Сценарий был всегда одним и тем же: она срывала на мне злость и заставляла чувствовать себя виноватой — мол, я сама напросилась. Я в это верила, страдала, пыталась быть лучше. Но это был путь в никуда, так как дело было не во мне — я начала это понимать только под конец наших отношений.
Я много плакала и была очень подавлена. Я мало с кем могла этим поделиться — рассказывала паре подруг, но некоторые делали только хуже, унижали меня за то, что я это терплю. Как-то раз мне стало так плохо, что я решила пойти к психотерапевту. Но я побоялась, что она может обо всём рассказать окружающим, и это отразится на моей учёбе — или что она будет пытаться «лечить» меня от гомосексуальности. В общем, я пришла на приём и просто разрыдалась — наплела, что не идёт учеба, и прочую фигню, и больше не приходила.
Я много анализировала ситуацию, и мне подвернулась книга Тани Танк «Бойся, я с тобой» — она помогла мне понять настоящую мотивацию партнёрши во многих ситуациях (Таня Танк — псевдоним журналистки и редактора Татьяны Кокиной-Славиной, написавшей книгу о том, как она понимает нарциссизм, опираясь в том числе на личный опыт. — Прим. ред.). Я любила её, но понимала, что если не уйду, то буду всю жизнь страдать. Уйти было архитяжело, но нужно: она начала в открытую мне изменять и я не собиралась терпеть это дальше.
Разрыв был очень болезненным — я отходила от него месяцев восемь. Всё осложнялось тем, что я видела её каждый день на учёбе. Она издевалась, рассказывая, как хорошо ей живётся, периодически пыталась вернуться — но я её выгоняла. Сейчас тоже пытается, но я уже поняла, что она собой представляет как человек.
Я тяжело это переживала. На душе остались шрамы, остались страхи, которые осложняют и нынешние отношения. Сложно доверять, я болезненно реагирую на спокойные замечания — но у меня терпеливая партнёрка, мы работаем над этим вместе.
В гомосексуальных отношениях тоже может быть насилие, но об этом мало говорят — словно от этого страдают только гетеропары. Ещё мне жаль, что очень мало ЛГБТ-френдли психотерапевтов. Если бы мне тогда помогли, думаю, я бы легче отправилась и быстрее вышла из зависимости.
Текст: Александра Савина, Wonderzine.com
