Репродуктивное насилие
В жизни мы, женщины, настолько привыкли, что нас воспринимают как будущих матерей, что даже не думаем о том, что материнство может быть нежелательным выбором. Даже сейчас сообщить, что женщина чайлдфри — значит дать повод для долгой дискуссии о том, правильно ли она живет, правильно ли думает. Это актуально почти для всех, даже мне порой близкие люди говорят о том, что мое главное предназначение — рожать. А я долго и упорно пытаюсь объяснить им, что смысл жизни в XXI веке заключается в том, что каждый человек самостоятельно может решать, какое у него предназначение, и не нужно оправдывать свою точку зрения «природой».
Я не пытаюсь сказать, что женщина не должна рожать — но и не говорю, что должна. Я хочу донести, что от женщин нужно отстать, что они сами могут принимать решения. А когда не могут — это репродуктивное насилие, репродуктивное давление.
У него есть и более откровенные и агрессивные формы (будем говорить только про Россию сейчас): в мусульманских регионах женщина должна быть девственной, непорочной, вступить такой в брак и там рожать детей. Главная ее задача — начать или продолжить деторождение. Все остальные ее интересы в большинстве случаев будут стоять на втором месте.
Если в религиозном контексте это преподносится как очевидное, то мы и в светском далеко не ушли. Можно вспомнить ректора МГУ Садовничего, который пару лет назад 1 сентября сказал девочкам, поступившим на математический факультет, что они будут прекрасными женами своим однокурсникам-математикам. Кажется, он вообще не думал о том, что у них в голове что-то есть для того, чтобы строить карьеру.
Этого много и это везде — и мы привыкли не реагировать. Ведь женщине обычно проще отшутиться, нежели начинать долгую оборонительную просветительскую работу о том, что она сама может разобраться с тем, что будет происходить в ее матке.
Изнасилование
В «Рассказе служанки» есть изнасилования, но женщину при этом не бьют, не причиняют физической боли, а она не отбивается. Задумывались ли вы о том, изнасилование ли это? Или изнасилование — это только когда в темном переулке?
В России уголовное законодательство очень устарело, изнасилованием в нашей стране может быть только сексуальное насилие мужчины над женщиной с вагинальным проникновением. Ни анальный, ни оральный секс у нас не являются изнасилованием, и если изнасилуют мужчину — это тоже не считается.
Мы привыкли, что если женщина говорит «нет» — это значит «да». Таков наш исторический и социальный контекст. Но мир уже пошел немножко дальше. И теперь если женщина говорит «нет», может быть, это все-таки «нет»? На мой взгляд, нужно идти еще дальше, и самый правильный подход — это когда женщина говорит «да» — и это значит «да». Женщина может сказать, что она хочет секса. И тогда мужчина может идти на контакт.
Это концепция согласия. Люди могут делать друг с другом абсолютно всё, что они захотят, как и когда захотят, в любом количестве и в любое время суток. Если есть согласие. Согласие подразумевает не только четкое понимание того, что партнер или партнерша к этому готовы, но и возможность всегда из этого выйти. Все шутят, что БДСМ — это насилие, а ведь именно там как раз есть и согласие обоих партнеров, и стоп-слово, сказав которое, человек может почувствовать себя в безопасности. Впрочем, от своих коллег, которые занимаются секс-просветом, я слышала, что и в БДСМ появляется эмоциональная иерархия: люди боятся потерять связь с партнером и прибегать к стоп-слову, возникает зависимость.
Пару лет назад все обсуждали и смеялись: в скандинавских странах хотят ввести чуть ли не письменное согласие на секс, а если его нет — всё, изнасилование. У нас, конечно, любят всё доводить до абсурда, но ведь основная мысль здесь простая: если нет доказательств того, что женщина — и не только женщина, любой человек — секса хотела, секс можно считать насилием. Такая позиция нужна не для того, чтобы посадить как можно больше людей в тюрьму или сделать так, чтобы люди перестали заниматься сексом. Смысл в том, чтобы люди понимали: получение согласия партнера в вопросах секса является ключевым.
Попытка дать отпор насильнику
Скажу честно, я так и не смогла досмотреть до конца «Рассказ служанки» — у меня профдеформация, мне смотреть такие вещи тяжело. Для меня это не просто кино, за каждой историей стоит реальный кейс реальной женщины, которой мы пытаемся помогать.
В России ситуация с делами о сексуальном насилии обстоит просто чудовищно.
Во-первых, ситуация, когда на тебя нападает незнакомый человек в подъезде или в темном дворе — это практически миф. Абсолютное большинство насильников — люди, знакомые жертве.
Во-вторых, у нас, согласно статистике центра «Сестры», только около 12 % женщин заявляют об изнасилованиях. Это происходит потому, что женщинам не верит ни полицейская система, ни общество, а если и поверят, то сразу включается виктимблейминг — наша проблема номер один, когда женщине говорят, что она сама виновата во всех смертных грехах.
На «Медузе» несколько лет назад был прекрасный материал, страшный, но прекрасный. Он был о том, как оперуполномоченные используют сленговый термин «ненастоящее изнасилование» — и под этот термин они готовы подвести 80 % дел. Если женщина откровенно не сопротивлялась, не пыталась убить насильника, не пыталась сбежать, значит, она не очень-то и была против. А если женщина постарается убить, то ее — правильно — посадят.
Было дело в Московской области лет семь назад, когда женщина убила мужчину, который пытался ее изнасиловать. Тогда следственная группа в МВД хотела возбудить против нее уголовное дело: ее ведь всего лишь изнасиловать хотели, зачем людей-то убивать за это?
Ну а что такого? Что, убудет с нее, что ли? Наши полицейские так себя ведут не от того, что они какие-то конченные сволочи, которые намеренно хотят того, чтобы зло процветало. Они так живут потому, что так живет всё общество. Они просто искренне разделяют те взгляды, которые с самых первых дней впитывали.
Еще сложнее говорить о сексуальном насилии в контексте домашнего насилия. Если женщина придет сегодня в полицию и скажет, что ее изнасиловал муж, этого не воспримет всерьез никто. Если мы говорим про незнакомого или шапочно знакомого человека, будет хоть как-то понятно, что хоть и «сама виновата», но лучше бы он этого не делал. А если насилует муж, то это уже «супружеский долг», какие здесь могут быть сомнения?
Как государство может помочь жертвам насилия
Допустим, жертва насилия пришла в полицию. Полицейские могут попросить ее, сидя перед разными сотрудниками, несколько раз повторить показания, рассказать в подробностях, как и что происходило. Как вести себя в такой ситуации?
Я посоветовала бы идти в полицию с человеком, который может поддержать, который поможет не рассыпаться в подавленном состоянии. Лучше, если он(а) что-то понимает в процессуальных нормах. Да, были случаи, когда полицейские откровенно смаковали подробности изнасилования, откровенно занимались психологическим подавлением, по несколько раз приводили каких-то новых людей и говорили: «Так, а давайте еще раз». И еще раз. И еще раз.
Как это должно быть в идеале? Приведу пример практики Израиля.
Женщина может сообщить об изнасиловании в полицию или в медицинское учреждение. В обоих случаях в кабинете сразу появятся несколько специалистов. Кто-то от правоохранительных органов, кто-то от врачей, кто-то от психологов. И в одном кабинете эта женщина за полчаса может дать показания и сдать первоначальные анализы, психолог может с ней поговорить. И она уходит — всё, к ней нет вопросов, каждый специалист начинает заниматься своим делом.
У нас же в стране это семь кругов ада.