В какой момент вы решили сделать аудиопутеводитель по квир-местам в России?
Когда выходил законопроект о полном запрете «гей-пропаганды», люди были напуганы. Они хотели поддержки и объединения. Годом раньше фактически запретили ЛГБТ-фестиваль «Бок о Бок». В 2021 году нас обвинили в «пропаганде» среди несовершеннолетних, хотя все формальные требования закона были соблюдены, все флажки на сайте стояли: нам сказали, что, если можно получить доступ, нажав «18+», то все это могут сделать. Мы судились, пытались отменить это решение. Но когда стало понятно, что его никто не отменит, а ситуация ужесточается, то мы начали придумывать новые проекты.
Например, «Кино в твоем городе» для стран, где ЛГБТ не преследуются: если вы хотите устроить кинопоказ для знакомых, мы легально предоставим авторский фильм. Показы проводят в Испании, Португалии, Грузии и других странах. Что касается России, то мы понимали, что не можем собирать людей и подставлять их. Нужно было придумать активность, которая была бы безопасной для участников.
Мы подумали про экскурсии: они дают ощущение объединения и совместного действия. Но водить классические экскурсии небезопасно, поэтому мы сделали карту, которую можно скачать, и записали аудио, чтобы человек мог идти по маршруту и слушать один или в компании.
Как устроены ваши экскурсии?
В начале июня 2022 года мы выпустили первую экскурсию — по Петербургу. В ней мы рассказываем, что происходило 150 лет назад — в царской России и раннем СССР. Мы берем важные места и описываем весь пласт тем, который с ними соприкасается. Например, приводим на плешки — места встреч [гомосексуальных людей] — и рассказываем не только об этой точке на карте, но и как люди одевались, с помощью каких фраз знакомились и где продолжали общение.
В экскурсии по Москве мы взяли другое время с 1990-х до 2020-х: с самого конца советского периода, когда нравы становятся свободнее, а люди — смелее. Мы старались затронуть все сферы жизни: где ЛГБТ-люди знакомились, где пытались проявлять свою политическую инициативу, какие СМИ, кино и перфомансы они делали, чтобы показать, насколько полной разнообразной и нормальной эта жизнь была еще недавно.
Какие места вы выбрали для этого?
Мы начинаем с Тверского бульвара — тут плешка лесбиянок, одно из немногих мест, где собирались негетеросексуальные женщины.
Дальше идем в сторону правительства Москвы, около которого в разные годы легально или нелегально проходили прайды, и рассказываем о квир-активизме.
Оттуда отправляемся в сторону Цветного бульвара, где говорим про ночные клубы. Тему трансгендерности мы не привязали к конкретному месту, но рассказываем о том, что даже в Советском союзе делали трансгендерный переход, это было сложно, но можно.
Дальше говорим о квир-культуре: кино, перформанс, театр. Идем через сад Эрмитаж и подходим к месту, где когда-то была Якут-галерея: именно в ней проходила первая большая выставка Владислава Мамышева-Монро — важного для России квир-артиста.
Заканчиваем экскурсию на месте, где раньше был Тверской ЗАГС Москвы: здесь мы говорим о семьях, которые пытались регистрировать свои отношения и вообще заявлять об этом.
Что говорят слушатели после экскурсии, какие эмоции она вызывает? Это в основном жители столиц?
Аудитория из разных городов. Наш аудиогид многие слушают, не находясь на месте экскурсии: у нас много просмотров на ютубе и прослушиваний на сайте, а это удобнее делать со стационарного компьютера из дома.
Основные эмоции — любопытство, интерес, благодарность. Но не только. В новой экскурсии любая тема заканчивается рассказом, что сегодня все не так, как было пятнадцать, десять или даже пять лет назад. И впечатление к финалу остается очень печальное. Но это реальность, от которой невозможно уйти.
Когда мы говорим, что до 2014 года был журнал «Квир», который входил в топ-пять самых продаваемых мужских журналов в столичном регионе, а теперь очевидно, что ничего подобного не может появиться легально, конечно, становится грустно. Как и все остальные истории: например, о том, как зарождались гей-клубы в Москве, мы говорим на фоне сегодняшних облав.
Я жил в Брянске, потом лет семь в Москве, последние года три в Питере и многие места застал. Когда в гей-клубах произошли массовые облавы, для меня это было даже болезненнее инициативы, связанной с «экстремизмом», хотя я и не был большим ходоком по таким заведениям. Появилось ощущение, что физически теряется пространство, куда можно было бы вернуться, что старая реальность рушится в прямом смысле. Было место — и его уже больше нет.
Этот проект направлен поддержать людей, которые остаются в Москве, в России?
Да, конечно. Мы видим запрос нашей аудитории, чтобы мероприятия проводились в России, чтобы были кинопоказы и, как раньше, встречи. С юридической точки зрения, это невозможно и небезопасно для самих участников.
Но любые мероприятия, которые можно провести вместе с другом или подругой, — это уже история про объединение, про понимание, что ты не один. И воспоминания о нормальной жизни — это тоже способ поддержки.
Получается, единственный возможный активизм, протест для тех, кто остается в России — невидимый? Вставить наушники в уши и пойти по городу по историческим местам: никто об этом не узнает, кроме тебя и твоего девайса.
Я бы не назвал это активизмом, скорее, это форма самоподдержки. Активизм может проявляться в создании таких поддерживающих проектов. Никакие большие собрания сейчас точно невозможны, но такая форма поддержки себя или окружающих все еще безопасна.
Все, что происходит в период войны, — ненормально. Но важно помнить, как это — когда нормально. Экскурсии в прошлое — во многом про то, чтобы сохранить критерии этой нормальности, которая еще недавно была тут, буквально на том месте, на котором ты сейчас стоишь.
Мне кажется, главное не допустить, чтобы все привыкли к нынешней реальности, чтобы как можно меньше людей говорили и думали «да что вы, для нас это вообще никогда нормальным не было, на Руси такого сроду не было». И чем у большего количества людей будет знание о том, что было по-другому, тем лучше. Когда мы сохраняем память — это больше про будущее.
Все, кто озвучивают в вашем проекте аудиогид, уехали из России. То есть, это проект уехавших для оставшихся?
Есть уехавшие, есть оставшиеся. Когда мы начали делать этот проект, истории с [признанием ЛГБТ] экстремизмом не было. Но все, кто остался в России, все пожелали сохранить свои имена, свою видимость.
А чем это обосновывали?
Кто-то говорил, что сделал уже довольно много, и еще одно событие не сделает погоды, что невозможно стереть десятилетнюю историю своей жизни.
Жест против невидимости?
В том числе, да. Квиры не уезжают из России по разным причинам. Кто-то остается из принципа, кто-то по личным причинам: из-за родственников, домашних животных, друзей, нехватки сил и средств — на переезд нужны деньги, силы.
И все же многие инициативы покинули Россию. Нет ли проблемы сохранения контакта с комьюнити в условиях репрессий и эмиграции?
Проекты стараются оставаться на связи [с комьюнити], даже если официально закрываются. Многим нужно выйти в безопасную зону, чтобы иметь возможность помогать.
Мы стараемся сохранять контакт за счет соцсетей, прямых эфиров, онлайн-мероприятий, которые пока разрешены. Активностей, безусловно, меньше.
По сравнению с прошлым законом о полном запрете «гей-пропаганды» и новым об экстремистской организации запросы и настроения вашей аудитории изменились?
Каждый раз сначала это вызывает страх, панику и непонимание, что делать дальше. Постепенно волна сходит на нет. Про экстремизм еще не сошла, потому что это случилось совсем недавно, и правоприменительная практика еще не ясна. Никто не понимает, как это будет реализовываться, в том числе и юристы. У нас были эксперты, которые раньше с нами общались, а теперь они попросили, чтобы мы их из материалов удалили. Еще год назад такого не было.
Усилился страх, что ты можешь поплатиться за принадлежность к группе или ее поддержке. Но запросы остались теми же — люди в России хотят чувствовать поддержку. В прошлом году большое количество медиа перекрасили в радужный свои логотипы, и это была супер инициатива очень заметная для всех квир-людей. Остается запрос на оффлайн-встречи. Но после облав один клуб закрылся, другие вечеринки отменили.
Ваш проект — креативный способ обойти цензуру и репрессии. Замечали ли вы аналогичные проекты у коллег?
В конце прошлого года фонд «Сфера» проводил онлайн-прайд. Объединилось довольно много активистов и организаций. Это было ярко и масштабно. Были онлайн-встречи, конференции, лекции, организовывали кинопоказы: в течение недели были доступны фильмы. С VPN, да. Но это один из доступных вариантов. Запускаются новые подкасты, новые медиа.
Кроме аудиогида какие форматы еще вы используете?
У нас сейчас выходят новые эпизоды подкаста «Квирь культуру». Раз в три месяца мы выпускаем новый сезон с несколькими историями. Сейчас стараемся продолжать и ориентироваться не только на Россию, но и на тех, кто уехал.
Долгие годы ваш фестиваль отвечал за визуальную культуру. Насколько критично, что российские стриминговые сервисы начинают удалять сцены с квир-героями, а в поп-культуре начинается цензура клипов?
Безусловно, это важно. В российских сериалах последнего десятилетия квир-персонажей становилось все больше. Они были на втором плане, но не стереотипные, а вполне себе с характером, с историей и очень часто — с поддержкой окружения. Они показывались как нормальная часть общества. И то, что это уходит, — огромный минус.
Наверняка на пиратских платформах останутся старые версии. Но мы знаем, что люди ленятся задействовать обходные пути, и большинство будет смотреть легкодоступные версии.
Плюс началась активная самоцензура. Пока это больше заметно в музыке. Например, Сергей Лазарев удалил свой клип, где был поцелуй девушек. Елена Темникова удалила клип, где был поцелуй девушек. За показ клипа Николая Баскова телеканал оштрафовали. Самоцензура дальше будет делать свое дело. И это, конечно, будет влиять на видимость.
Будет страшнее снять подобный клип. Раньше Оле Серябкиной, которая поет про то, что влюбилась в гея, было нестрашно. Сейчас даже если такая песня появится, вряд ли на нее будут делать ставку [промоутировать]. Была песня «Слеза», ее сделал Виктор Дробыш с группой «Принцесса Авеню» — про двух невест, которые не могут быть вместе, на нее сняли клип. Все было в порядке еще 10 лет назад. В 2022 году Дробыш со своей новой артисткой Лизой Гинзбург и героиней шоу «Пацанки» сделал новую версию. Девушка эта [Крис Штрэтфонд] — открытая лесбиянка, релиз показали на концерте по НТВ. А дальше началась инициатива с запретом «ЛГБТ-пропаганды», и на песню не сняли новый клип, не поставили на радио, хотя очевидно, что такие ставки были — слишком опасно.
Очевидно, большое количество контента мы просто не увидим, он не случится. А контент, который был, частично будет исчезать. Но на это можно смотреть и с другой точки зрения: наверное, так же быстро можно будет откатиться обратно.
Поколения девяностых и нулевых росли на дрэг-квин Верке Сердючке, на «Тату» и так далее. Насколько естественно для российского общества такое репрессивное отношение к ЛГБТ-культуре и людям? И хватит ли одной отмены последних законов, чтобы вернуть ощущение безопасности, если оно вообще было?
Мне кажется, худшее в этом смысле сделал закон еще 2013 года про запрет «ЛГБТ-пропаганды» среди несовершеннолетних — снизил видимость квиров. Когда говоришь с людьми, которые квир-культурой не интересуются, часто они уверены, что кроме группы «Тату» ничего не было. А то, что было 10 лет назад, и тем более 15 или 20, уже стерлось в памяти. Люди не ассоциируют как травести-персонажей, например, «новых русских бабок».
Но никто слово «пропаганда» до 2013 года рядом с «ЛГБТ» вообще не ставил, это не было мейнстримом. Как только массово СМИ и спикеры перестанут это делать, постепенно негатив пойдет на спад. Нам понадобилось 10 лет, чтобы люди забыли, что кроме «Тату» были еще «Гости из будущего», «Рефлекс» и многие, кто квир-тему эксплуатировал. Можно предположить, что столько же понадобится, чтобы это воспринималось не как провокация, а как одно из возможных проявлений.
В канале «Русский шафл» был скрин, где авторы «Комсомолки» и «Известий» возмущались тем, что на «Евровидении» запретили поцелуй «Тату». Это было не так давно, и возмущались вполне себе консервативные СМИ. Думаю, все очень быстро откатится до условно базовых настроек, которые были в середине нулевых.
Когда в Москве запретили лав-парад — не совсем прайд, но френдли-мероприятие, — тогда в «Аргументах и фактах» колумнист рассказывал, что неправильно запрещать, что это альтернатива летней городской культуре. И Владимир Жириновский высказывался тогда против отмены парада. Проводились опросы по поводу гей-браков, и в одном из них больше 60% читателей были за легализацию. Про это у нас в экскурсии тоже есть.
Это было совсем недавно. Тогда не потребовалось специальных действий: нужна была лишь площадка для высказывания мнения. А ведь за 15 лет до этого в СССР была статья за «мужеложство» — не «экстремизм» за поддержку, а за сам факт существования.
Что касается исчезновения физических мест — как вы считаете, исчезнут теперь все, в том числе и плешки?
Я думаю, плешки — единственное, что точно останется: со времен царской России и Советской многие места не поменяли дислокации. Даже когда приложения для знакомств появились, плешки все еще жили, и кто-то из моих знакомых туда ходил целенаправленно. И я уверен, что теперь они заживут гораздо более активной жизнью.
А у вас были любимые квир-места в Москве, в Питере, по которым вы скучаете больше всего?
Мне кажется, года с 2013 был тренд на то, чтобы уходить от разделения: квир — не квир-место. Я вспоминаю вечеринки Clumba в кафе «Март» — вечный карнавал. А специальных мест было не так много. Сложно вспомнить отдельные [квир] секс-шопы, книжные магазины, кафе, и это лучше всего демонстрирует, что ЛГБТ все больше становилось нормальным в восприятии людей в России на базовом уровне.
Когда я приехал в Москву, сразу же пошел волонтером в «Бок о бок», это был важный ежегодный фестиваль. Закрытие «Центральной станции» — тоже веха. Клуб был с конца 1990-х до 2022 года — как будто всегда, как Ленинская библиотека.
А в Брянске единственный гей-клуб был, когда я еще учился в школе, но потом его закрыли, и никакой альтернативы не появилось. В любых городах-миллионниках с этим гораздо лучше. Те или иные активности, культовые места или хотя бы места сбора были и остаются в каждом городе.
Их можно изучать отдельно. Возможно, если все пойдет хорошо, мы сделаем третью экскурсию, которая будет в другом городе или, может быть, пойдет по Золотому кольцу России.