Театр основал в 1999 году [актер] Игорь НеупокоевНеупокоев умер в 2020 году. Он еще тогда как будто бы предугадал, что станет мейнстримом в XXI веке — искренность. В нашем театре в первую очередь работают искренние люди. Мы чувствуем дух времени, и когда он меняется, стараемся быть еще более откровенными. Но при этом пытаемся и не переступать через какие-то черты. Если бы театр был более независим от происходящих в России событий, то у нас бы были более острые спектакли. И театр должен быть таким: и удобным, и неудобным одновременно, поскольку он отображает общество вокруг.
Театр — это мобильный организм и он меняется не только под воздействием событий, местоположений, статуса и влияния, но и со временем и под воздействием времен. Театр не учит нас, как правильно, он — как отзеркаленная демонстрация того, что происходит в социуме.
Мы говорим о том, что происходит в обществе вокруг людей с синдромом Дауна. Мы рассказываем, как они понимают любовь, как они видят небо, что для них бог, семья, война, космос, деловые отношения, Россия, Европа. И мы слышим неожиданные ответы, которые нигде не произносят, а хорошо бы, чтобы они звучали везде. К этому привыкаешь и понимаешь, что это нормально. Большинство людей боится людей с синдромом Дауна, потому что никогда с ними не сталкивались.
Сейчас в театре в основной их труппе работает 13 человек, все совершеннолетние, — среди них у 10 синдром Дауна, у двоих ДЦП и у одного ментальная особенность. Также с нами сотрудничают самые разные приглашенные артисты — так, нам часто помогает [актриса] Варвара Шмыкова.
Государство нас никогда не понимало и не принимало так, как мы хотим. Многие государственные деятели и структуры приглашали нас поучаствовать в каких-то мероприятиях, но все они приходили со своими условиями, а нам было важно отсутствие цензурирования. Нам важно говорить про человеческие чувства, говорить про маленького человека. Цензуры в театре не может быть. Свобода творчества предполагает разнообразие, из которого можно выцепить то необходимое, что цепляет людей своей неограненностью.
Заграничные фонды и организации тоже всегда проявляли к нам интерес, когда мы ездили за границу с гастролями. Нам были готовы сразу же выделить помещение без каких-либо условий, если бы мы решили остаться. Но мы изначально хотели, чтобы такой театр был именно в России и работал для наших людей. Такие проекты — настоящая гордость для России.
Я думаю, что в России про нас всегда думают, что мы маленькая труппа, которая сама себе на уме. После того как 29 января я написал пост в инстаграмВ своем посте Димитрий рассказал о жалобах на театр со стороны неизвестных, о нехватке волонтеров и невозможности получать пожертвования о необходимости поддержки, я знал, что могут произойти определенные последствия и мы можем лишиться площадок для выступления, которых сейчас осталось очень мало. Но из-за возникновения череды сложностей, я просто не мог молчать.
Я написал пост, чтобы ребята с синдромом Дауна могли продолжать свою работу. Для меня это целая жизнь и я призываю других подумать чуть больше, чем только о себе.
В какой-то момент началась кампания по нашему постепенному вытеснению из общественного поля зрения. Нам часто стали отказывать в разных фестивалях и проектах с какими-то неубедительными формулировками. У меня есть подозрения, что за этим может стоять вполне конкретный человек, который никак не связан с государством или силовыми структурами, но я пока не могу называть имен. Дело в том, что мы стали очень успешными и о нас много говорили, а другие проекты поняли, что они так не могут — и решили задействовать свои связи. Это история про зависть.
Возможно, свою роль сыграло и то, что мы в своих постановках затрагиваем темы меньшинств. Мы поддерживаем тех, кто может себя причислить к аутсайдерам из самых разных сфер.
В 2022 году мы должны были сильно выстрелить. Еще в 2021 году началась большая промо-кампания: так, в августе мы дали большое интервью [блогеру Илье] Варламову, должны были подготовить огромное количество материалов с «Насилию.нет», были даже планы на «Гоголь-Центр», Еврейский музей и центр толерантности, Музей Москвы и «Вечерний Ургант». Поэтому мы должны были быть на слуху везде и всюду, чтобы рассказать о мире людей с особенностями. Но после 24 февраля этого не произошло.
На последнем нашем спектакле 28 января актерам с синдромом Дауна помогали только два человека без инвалидности: это сотрудники нашего проекта, часть из которых на сегодня уже вышла из театра. Обычно на постановках присутствует минимум пять волонтеров. Если на следующий спектакль не придет ни один помощник, мы физически не сможем выступать, а нам еще капец как много чего есть рассказать. Поэтому сейчас нам очень важно привлечь новых волонтеров.
Осенью с нами проводилось много бесед о том, чтобы мы были «немножечко» более осторожными. Это единственное, что я могу сказать, потому что те, кто проводил беседы, и то, о чем они были, внушало большой страх. Когда мы слышали, что приходили люди, которые молча сидели на постановке и что-то фотографировали, внутри было чувство, что что-то не так и как будто бы на нас собирают материал — и используют его, когда будет нужно.
Мы не знаем, что будет дальше при отсутствии людей, бюджетов и наличии вот этого косвенного страха. Но мы будем пытаться как-то существовать дальше.
Люди с синдромом Дауна максимально чувствуют и проявляют искренность. Когда к нам приходят волонтеры, они очень быстро привыкают к ним, а затем, когда эти помощники уходят от нас, они сильно расстраиваются. Но работа с ними оставляет в каждом сильный и светлый след. Я всегда физически или удаленно буду с этими ребятами, неважно, что будет происходить дальше. Они стали важной частью моей души и жизни.
Люди с синдромом Дауна проживают на сцене жизнь, которую они не могут прожить в настоящей жизни. Они проявляют самостоятельность и получают за это цветы и аплодисменты. Затем эти люди могут работать в других театрах или кино. У нас никогда не было бюджета, чтобы платить им за работу деньги, поскольку мы сами не получаем никакой зарплаты. Все деньги, которые поступают в проект, это либо наши личные сбережения, либо — с купленных билетов.
Наши актеры благодаря многолетней практике стали профессионалами среди других актеров. Они могут запоминать огромные тексты: для этого мы используем индивидуальный подход к каждому актеру. Поддержка и отзывы наших зрителей — это то, что доказывает нам, что мы не занимаемся самодеятельностью. При этом мы не профессионалы: например, у меня нет театрального образования, но своей работой я доказал, что умею это делать.
Для зрителей наши постановки были своего рода терапией. Если завтра театр прекратит свое существование, в этом мире станет чуть меньше надежды, которая так сильно скрепляет нас. Большинство людей живут на планете благодаря тому, что верят, что все будет хорошо. И пока существует театр, есть надежда, что все действительно хорошо. Если мы закроемся, тогда будет уже просто все, конец.
