«Орали, называли нахалкой»: что такое моббинг?
Мы познакомились с Мариной на психологической группе поддержки. История, которую тогда рассказала девушка, тронула меня. Через неделю мы встретились с Мариной лично, чтобы в подробностях выслушать, что произошло с ней год назад на работе.
— Я люблю ходить новыми маршрутами, чтобы избежать рутины, — сказала Марина, вынырнув к месту нашей встречи откуда-то из глубины дворов. — Так у меня остаются хоть какие-то силы, чтобы ходить на работу.
Мы пили кофе, и моя собеседница посвящала меня в обычаи коллективной травли на работе. История Марины началась пять лет назад, когда она, молодая воспитательница, пришла работать больничным воспитателем в детское отделение региональной больницы. Когда администрация больницы взяла ее на работу, девушка буквально танцевала от счастья, несмотря на очень маленькую зарплату и большую загрузку, — Марина любит детей и любит им помогать.
— Знаешь, Марина, здесь не ценят чужую работу, — предупредила ее более опытная коллега. — Подумай, надо ли оно тебе.
Марина действительно сразу заметила и хамоватость медсестер, и надменность начальства, но ничего из этого не могло перебить радость от работы. Девушка не боялась трудностей, поддержать подопечных для нее было куда важнее. С детьми Марина играла в настольные игры, устраивала конкурсы и подвижные игры на улице, общалась с подростками, помогала им знакомиться друг с другом.
Коллегам-воспитателям эта активность не нравилась. Они привыкли к тому, что их задача — выполнить минимум: посадить детей в игровую комнату, и пусть развлекают себя сами и не мешают медсестрам заполнять бумаги. Медсестры тоже были не в восторге от того, что молодая сотрудница заступилась за подростков, то громко общавшихся по телефону, то свободно гуляющих по отделению.
К Марине стали придираться по мелочам. За то, что она разговаривает с пациентами про подростковые переживания, коллеги обвинили ее в «превышении должностных полномочий».
— Вы не имеете права использовать психологию в своей педагогической деятельности! — сказала Марине старшая медсестра. — Где у вас диплом психолога?
Будучи педагогом, Марина изучала психологию в ВУЗе. Но коллег это мало волновало. Педагогу давали разную бессмысленную и не предусмотренную трудовым договором работу. Сегодня ее просили скинуться на покупку шкафа с мизерной зарплаты, завтра — проверить срок годности продуктов в холодильнике. Воспитательница успевала сделать десять дел, задерживаясь на работе по несколько часов, и не слыша ни слова похвалы.
Перелом произошел после того, как в отделение пришла новая воспитательница Инна: «женщина с нарциссическими чертами», как описывает ее Марина. Сперва коллега вызывала доверие, располагала к себе детей и взрослых, «с артистическим надломом» рассказывала о своей насыщенной биографии, делилась советами, хвасталась своей дорогой косметикой и ценными знакомствами. Со временем Марина стала замечать, что Инну откровенно бесило то, что Марина ее опережает. Дети охотнее слушали добрую и открытую, а не надменную и хвастливую воспитательницу.
Новая коллега начала плести интриги за спиной у Марины, и результат не заставил себя ждать — девушка почти сразу стала замечать, как во время прогулок другие воспитатели сидели на скамейке и перешептывались, глядя на девушку. Марина ничего не предпринимала: она ходила на работу, чтобы играть с детьми, а не сплетничать за спинами коллег. Прямо при ней стали произносить нечто в духе «Марина просто притворяется специалистом» или «пришла тут, понимаете ли, жизни всех учить». Она старалась просто это игнорировать.
На одной из планерок группа коллег во главе с Инной выплеснули на Марину «целое ведро помоев». Появился повод: перегруженная воспитательница упустила момент, как трое мальчишек пошли гулять вокруг больницы, пока она играла с другими детьми (в тот день, как она говорит, единственная из всей смены, — «Черта»).
— Марина Алексеевна, как это понимать? Вы тут пляшете, развлекаетесь, а у вас мальчики сбежали! — кричала на хрупкую девушку «огромная тетка – воспитатель».
Марине припомнили все ее «огрехи». Инна сумела убедить Марининых коллег, что та «никудышный педагог», «плохой сотрудник», что она «нарушает субординацию» и «не уважает старших». На девушку, как она вспоминает, буквально орали.
— Тише, тише, Марина Алексеевна, — говорила ей старшая воспитательница, когда та пыталась хоть как-то защититься
— Вообще-то вы сейчас все занимаетесь психологическим насилием, — проронила вдруг Марина.
— Какое насилие? Нет тут никакого насилия, отрезала старшая коллега.
В тот день Марина окончательно разочаровалась в своих коллегах. Коллективная травля и унижение убило в ней желание приходить в больницу и помогать детям справиться с одиночеством и тоской.
***
Рассказ Марины произвел на меня большое впечатление. Сначала я искренне не понимал, почему взрослые люди откровенно травят своих коллег, будто школьники. Я решил изучить психологические исследования и статистику на этот счет, даже несколько часов этого изучения дали мне понять, что травля на работе и во взрослых коллективах — далеко не редкое явление.
В 2021 году ВЦИОМ провел масштабный опрос об опыте буллинга. С травлей в течении жизни сталкивался каждый пятый россиянин (18%). Еще 16% лично видели травлю или слышали о ней от своих друзей и близких. Из этого числа больше половины (53%) столкнулись с буллингом, уже будучи взрослыми. Работа была вторым местом после школы, в котором россияне чаще всего сталкиваются с буллингом.
Российские цифры сопоставимы с мировым опытом. По данным проекта Workplace Bullying Institute, в 2021 году треть работающих американцев признались, что их травили коллеги. Мужчины чаще инициировали буллинг (67% агрессоров были мужчинами), в то время как женщины чаще унижали других женщин.
В подобных опросах важно сделать оговорку, что ученые полагаются на личный опыт людей, переживших травлю. Но не все люди склонны жаловаться и признаваться в насилии. Как писали ученые из Малайзии, женщины могут быть более чувствительны к агрессивному поведению и скорее готовы рассказать о насилии в свой адрес. Авторы исследования считают, что мужчины в целом склонны терпеть и не подавать виду, даже если их оскорбляют прямым текстом. Из-за культурных особенностей многие пострадавшие от моббинга люди не обращаются за помощью и стыдятся признаться, что им вообще-то некомфортно от травли и унижений.
«Травля со стороны коллектива, особенно когда за человека никто не заступается, переживается особо тяжело. Жертве кажется, что она сама провоцирует травлю, испытывает по этому поводу стыд и вину», — говорит клинический психолог Анастасия Ксенофонтова.
Часто травлю на работе обозначают термином «моббинг», хотя изначально это более широкое понятие. Термин «моббинг» в употребление ввел биолог Конрад Лоренц. Корень слова «mob» в переводе с английского означает «агрессивная толпа, свора». Лоренц долго изучал поведение птиц и часто видел, как стая пернатых нападает на одного своего собрата, особенно если у него есть уникальные отличительные признаки. Серые вороны, например, готовы заклевать белую ворону до смерти.
Моббинг в человеческом коллективе по своей сути от этого мало отличается — жертвой коллективной травли также становится человек, слишком выделяющийся из толпы. Такой белой вороной может быть кто угодно: представитель меньшинств, человек с особенностями характера или просто человек с отличающимся поведением — в случае Марины, например, это было обычное трудолюбие.
«Моббинг — это враждебное и неуважительное общение, с помощью которого группа систематические причиняет вред одному человеку», — так определил в 1990 году моббинг шведский психолог Ханц Лейман. Моббинг не следует отождествлять с буллингом: ситуацией, когда один человек травит другого, отличие, подчеркивает психолог Анастасия Ксенофонтова, исключительно в том, какая часть коллектива участвует в травле; если большая — это уже можно назвать моббингом.
Люди, с которыми мне удалось пообщаться, чаще описывали именно коллективную травлю. Как писал в свое время Лейман, моббинг направлен на «выдавливание» коллективом одного человека. Индивидуальная и коллективная травля начинается одинаково. Как правило, ей предшествует какой-то инцидент, триггер, который побуждает агрессоров начать травлю. Людей может раздражать внешний вид, поведение, манера общения. Им остается лишь дать повод, чтобы начать унижать и третировать коллегу.
«Коллеги перестали со мной здороваться»: моббинг со стороны коллег
Саша — менеджер из IT компании. Она окончила университет в небольшом городе и долго искала работу, связанную с дизайном и SMM. Когда Саше было 23 года, она наконец-то устроилась на постоянную должность в своем небольшом городе, SMM-менеджером в сфере общепита. Но продержалась там недолго: коллеги буквально выдавили Сашу из своего коллектива.
Девушка вспоминает, что ее коллеги, хоть и недолюбливали ее изначально, никакой агрессии к ней не проявляли. До одного момента.
Этим моментом был короткий роман со старшим коллегой, которого к новичку приставили в качестве куратора. «Переспали. Отшили друг друга», — кратко описывает девушка эти отношения После этого отношение коллег изменилось — с нейтрально-пренебрежительного на агрессивно-угрожающее.
Как писал Ханц Лейман, после выбора формального повода для прессинга коллектив выбирает способ наказания для «белой вороны». Сам способ зависит от фантазии инициатора травли. Это может быть бойкот, сплетни, жалобы начальству на «непрофессионализм» и «некомпетентность» работника. Более изобретательные абьюзеры могут красть личные вещи, отпускать неприятные шутки в присутствии работника или загружать его бессмысленной и непосильной работой.
«Коллеги перестали со мной здороваться. При мне начали шутить недвусмысленные шуточки, — вспоминает Саша. — Оказывается, мой несостоявшийся парень распустил про меня слухи, рассказывал интимные подробности. Было очень неприятно, когда я зашла к своей начальнице чуть раньше, а там был этот парень. Он сразу же отошел с коллегой в сторонку и они начали противно смеяться, посматривая в мою сторону».
Конечная цель такой травли, сходятся эксперты, — выдавить человека из коллектива, сделать так, чтобы он по минимуму контактировал с коллегами, а в идеале вообще уволился с работы. Так и произошло: в 2020 году, в разгар пандемии коронавируса, начальство вежливо попросило Сашу написать увольнение по собственному желанию. Она не стала сопротивляться: унижения и наплевательского отношения хватало на то, чтобы без колебаний уйти с работы.
Травля, с которой столкнулась Саша — так называемый «горизонтальный моббинг», или травля коллегами. Исследователи моббинга настаивают, что нужно разделять случаи, когда инициаторами травли становится коллектив и начальство. В первом случае у жертвы моббинга есть шанс получить поддержку или элементарное понимание со стороны вышестоящих сотрудников. Во втором такие «безобидные» вещи, как распускание слухов, грубость, неуместные и оскорбительные шутки, могут перейти в итоге к жестким формам с угрозами, шантажом и физическим насилием, отмечает Анастасия Ксенофонтова.
«Сказали, чтобы ни в коем случае меня не брали на работу»: моббинг как удар по репутации
Илья, работающий учителем истории в небольшом городе, рассказал нам о некоем промежуточном варианте моббинга, когда более опытные коллеги, пользуясь своим уважаемым статусом у начальства, третируют младших коллег.
«Я иногда позволяю себе на уроках небольшие вольности. Было дело, когда прямо во время урока по классу на компьютерном стуле проехался. Хотел снять напряжение в классе, показать детям, что я такой же человек, как и они. Меня за это отругали, мол, веду себя как „сумасшедший”» — вспоминает учитель.
Помимо этого учителям не нравилось, когда на уроках обществознания Илья говорил о современной России, сравнивал ее с США. На уроках он мог использовать новые слова вроде «кринж». Когда весной 2022 учителей истории и обществознания попросили провести урок о «спецоперации» и пользе импортозамещения, Илья отказался. Как считает учитель, это дало еще один повод считать его «ненадежным».
«Учителей не устраивает политическая „агитация”, — говорит учитель. — Но это работает в одну сторону. Если я скажу, что Путин — молодец, меня похвалят. А если я упомяну Навального в любом контексте, то меня реального могут уволить. Когда дети спросили меня, что я думаю по поводу поднятия российского флага утром перед занятия, я заявил, что „полностью это поддерживаю”. Но по лицу они поняли, что я на самом деле думаю».
Еще большую выволочку Илья получил, когда на уроке про Великую Отечественную упомянул лендлиз (Лендлиз – система поставок продуктов, оборудования и оружия из США и Великобритании в СССР в годы Великой Отечественной войны, — «Черта»). Кто-то из детей сообщил другим учителям, что он этим упоминанием якобы присвоил победу в войне американцам.
На педсовете на Илью вылили обвинение в непрофессионализме, инфантилизме, самовлюбленности. Как считает педагог, эта история была лишь предлогом для того, чтобы устроить ему выволочку. Пожилых учителей раздражала живая и жизнерадостная атмосфера на уроках Ильи, его манера шутить.
Его коллега, заслуженный педагог и победительница многих учительских конкурсов, недавно заявила ему, что он «ходит под статьей» из-за своих политических взглядов. Как говорит учитель, такие истории случаются регулярно: старшие коллеги устраивают выволочку по любому поводу, начинают критику на ровном месте. Порой — на повышенных тонах.
«Когда я пытаюсь сказать что-то в ответ, меня перебивают, говорят, что я веду себя не по-мужски, — говорит Илья, — [Они говорят, что] я должен молчать, когда меня ругают. Это раздражает».
Слава о «непрофессионализме Ильи» — и цеховая травля — вылилась за пределы школы.
«Этой весной я на всякий случай позвонил в „престижный” лицей, узнал, что им преподаватель нужен, — рассказывает он. — И потом узнал от той самый исторички, что она „на всякий случай” позвонила директору лицея и сказала, чтобы меня туда ни в коем случае не брали».
Свою лепту в травлю вносят родители. Недавно Илью вызывали на педсовет за то, что кто-то из родителей очень внимательно просмотрел странички учителя в социальных сетях и написал на него «донос».
«Коллеги получили скрины, на которых я что-то говорю против современной политики — говорит Илья, — Но я понятия не имею, что это за скрины и что на них запечатлено, я их не видел. Мне сказали закрыть аккаунт или не писать ничего на тему политики. А я хочу свободно выражать свое мнение, пусть и вне школы».
Несмотря на постоянный буллинг, Илья признает, что его школа — далеко не худшее заведение в городе. Директор школы и завучи пока что не вызывали «ненадежного» учителя на ковер и к его травле не присоединились. Ученики в основном не раздражают и стараются хотя бы немного учиться. Илье нравится его работа, общение с подростками на уроках «заряжает» его. Но полученные таким образом силы в любой момент могут забрать коллеги.
«Все эти стремные истории на работе доводят меня. Из-за стресса и переживаний я начал пить кучу БАДов, чтобы дожить до нового года — признается Илья, — Когда я осознаю, что в других школах все еще хуже — завучи грубее, а директора фанатичнее, становится совсем грустно».
Илья получил репутацию «плохого педагога», которая разошлась по другим школам. Как говорит юрист по трудовому праву Ярослав Павлюков, репутационные потери в теории могут быть основанием для иска о компенсации морального вреда.
«Можно попробовать возбудить гражданское производство и запросить компенсацию через суд, — говорит Павлюков, — Но работает эта система плохо. Суды требуют явных доказательств, вроде выкладывания в соцсети публичных унижений. Если человека били и обзывали, это можно доказать, но тут уже уголовная статья».
Моральный вред — понятие из гражданского кодекса, под которыми понимаются «физические или нравственные страдания». По идее, любое оскорбление или унижение может стать основанием для получения денежной компенсации через суд. Но, как говорит все тот же гражданский кодекс, для начала нужно доказать сам факт унижений. Суды требуют у жертв травли доказательств, потому что моральный дискомфорт — это субъективная категория, которую трудно измерить.
«Если человека травят коллеги, то было бы правильнее написать заявление в полицию, — считает Ярослав Павлюков, — Оскорбления — это административное правонарушение, которое по идее должно пресекаться органами правопорядка».
«Заведующая довела меня до слез, заставив складывать одну футболку два часа»: моббинг со стороны начальников
«Вертикальный» буллинг со стороны босса отличает практически полная неспособность работника что-то такой травле противопоставить. У начальства слишком много способов надавить на сотрудника и даже уволить его, в том случае, если человек откажется играть по правилам абьюзера. Именно в такую ситуацию попала 27-летняя Ася из Санкт-Петербурга.
«В 2017 году я пять недель проработала продавцом одежды. Все это время надо мной издевалось начальство, — вспоминает Ася, — В смене всегда был один продавец, который должен был находится под „присмотром” управляющего или администратора».
Как вспоминает Ася, оба начальника без конца подшучивали над девушкой, ее внешностью, интересами. Им не нравилось, как Ася одевалась, общалась, то, что она увлекалась астрологией.
«Меня называли „тупой”, если я что-то неправильно делала — говорит Ася, — При этом я постоянно перерабатывала и вместо графика 2/2 ходила на работу три дня, четыре дня с одним выходным, сильно уставала, не всегда понимала, что от меня требуют».
Девушке давали унизительные задачи: заставляли убираться на складе в выходные, когда в магазине был большой поток клиентов и она могла заработать процент с продаж. «Однажды управляющая довела меня до слез, заставив складывать одну футболку два часа, — вспоминает девушка, — Ей не нравилось, как я складываю одежду на полках. Поэтому управляющая решила меня „проучить”».
Как говорит Анастасия Ксенофонтова, корни травли со стороны вышестоящих коллег лежат в нормализации морального насилия в семьях. Ребенок привыкает, что родители и учителя повышают на него голос, унижают, манипулируют. В будущем такой ребенок может использовать те же приемы по отношению к своим коллегам: насилие для него — привычное дело.
Но привычное — не значит нормальное и даже законное. В теории очевидные нарушения трудового законодательства — переработки, оскорбления, раздача не предусмотренных договором задач — могут стать основанием для проверки и суда, подчеркивает Ярослав Павлюков. Но, отмечает юрист, здесь все снова упирается в проблему недоверия жертве со стороны судов и полицейских. Плюс к этому в таких процессах работники в целом не спешат «выдавать» начальство и признавать факт травли. Особенно когда в моббинге участвуют и начальство, и коллеги.
Вот как это описывает Ася: «На складе со мной работал коллега, который постоянно шутил про мою внешность, отпускал всякие комментарии в духе „ты же женщина, значит, тупая”. Остальные работники смеялись надо мной вместе с ним».
В один момент к «шуткам» подключалась Асина начальница. «Когда в свой день рождения я пришла на работу в новом платье, надо мной посмеивалась начальница, — говорит Ася, — Потом она прямым текстом сказала: мол, мы тут обсуждали, беременна ты или нет. Тогда я пила нейролептики и набрала вес. Очень неприятно было такое слышать».
Моббинг со стороны начальства бывает неприкрытым и может происходить на глазах коллектива. Сотрудники при этом чаще всего присоединяются к травле, которую инициирует начальство. Подобную историю вспоминает Саша, работавшая в общепите — после того, как Саша ушла из агрессивного коллектива, с травлей столкнулась уже ее подруга Вера.
«Моя подруга Вера проработала в компании пять лет, но из-за проблем с ментальным здоровьем часто уходила на больничный, — вспоминает Саша, — Это всех устраивало до тех пор, пока в отдел маркетинга, где она работала, не пришла новая начальница».
Женщина сразу начала подговаривать других сотрудников писать жалобы на Веру, собирать на нее компромат. Ей не нравилось, что девушка слишком часто уходит на больничный, при этом требует соблюдения дедлайнов, своевременной публикации постов. Некоторых сотрудников это тоже раздражало и они хотели избавиться от требовательной коллеги.
Из-за постоянного стресса, переработок и необходимости всех „пинать” у Веры начиналось выгорание, она часто уходила на больничный, что еще сильнее злило коллектив: она всех заставляет работать, но сама постоянно на больничном! Поэтому когда в один прекрасный день Вера вернулась с больничного, коллеги попросили ее уволиться.
«Моей подруге устроили „очную ставку” с коллективом, — вспоминает Саша, — у них и раньше атмосфера была не очень дружелюбная: коллеги могли друг друга и матом послать, и накричать. В тот день ее грубо предъявили, что она „не справляется с работой” и что никто не хочет видеть на работе».
Веру попросили уволиться несколько человек во главе с начальницей, остальные молча смотрели за тем, как на их коллегу клевещут. Они боялись, что в следующий раз также вынудят уволиться их. Девушка подписала увольнение по собственному желанию.
«Когда отношения в коллективе выстроены вертикально, людям „проще” прибегать к насилию», — говорит Анастасия Ксенофонтова. С точки зрения психолога, буллинг провоцируют не сколько «злой характер» человека, сколько среда, в которой вышестоящие работники наделены властью над нижестоящими. Моббинг будет возникать до тех пор, пока у людей не появится гарантий, что их достоинство и личные границы защищаются законом.
«Мне страшно вливаться в новые коллективы: последствия моббинга»
Все описанные нами истории подтверждают, что жертвы моббинга страдают от чувства бессилия, им труднее работать из-за травли, они меньше зарабатывают из-за предвзятого отношения коллег и начальства. Подвергшиеся травле работники рискуют столкнуться с депрессией и тревожными расстройствами.
Современные исследователи говорят о том, что длительная и жестокая травля на работе может спровоцировать посттравматическое стрессовое расстройство: каждый второй человек, подвергшийся травле, испытывает симптомы ПТСР. Моббинг повышает риски суицидального поведения. В среднем от 20 до 50% людей, подвергшихся травле на работе, страдают от суицидальных мыслей (с оговоркой, что люди с проблемным ментальным здоровьем воспринимают травлю более болезненно). Жертвы травли хуже и меньше спят, часто просыпаются посреди ночи из-за кошмаров или тревоги.
Отдельная проблема — это газлайтинг и обесценивание, с которыми сталкиваются жертвы морального абьюза. Пережившие травлю люди часто склонны не доверять своим эмоциям, они опасаются, что другие люди осудят их.
«Возможно, я слишком тревожная и все надумала. Может, ничего из этого и не было, — рассуждает Саша, — Но в любом случае мне было очень плохо от всей этой истории. Неприятно, когда люди сначала доброжелательны к тебе, а потом оказывается, что под маской доброжелательности скрывается нетерпимость и злоба».
Саша признается, что после увольнения она полгода не могла найти работу. Уже на новом месте она опасалась слишком сближаться с кем-то из коллег или говорить о личных переживаниях: слишком свежи были воспоминания о негативном опыте.
С такой же проблемой столкнулась Ася. Длительная и повторяющаяся история буллинга в школе и на работе выработали у нее страх новых коллективов. Девушка признается, что больше всего боится вновь столкнуться с ситуацией, когда коллеги обсуждают ее за спиной.
«Мне страшно вливаться в новые коллективы, страшно представить, что коллеги будут обсуждать меня за спиной, — говорит девушка.
Что до Марины, то еще до случая на планерке она пробовала уйти из больницы и поработать в частном детском саде. Тогда через пару месяцев она вернулась в больницу, слишком уж ей по душе общаться с детьми, попавшими в трудную ситуацию, но сменить место работы она по-прежнему хочет. За год, прошедший с прилюдного унижения, она окончательно перестала общаться с коллегами и ушла работать на полставки. Чем меньше в жизни Марины тех людей, тем лучше она себя чувствует.
— Опыт в больнице научил меня одной вещи, — говорит она, — Теперь я точно могу сказать, что моральное насилие — это не нормально. И я готова всегда говорить об этом открыто.
Имена всех героев статьи изменены по их просьбе
