Война для меня началась не 24 февраля. За несколько дней до вторжения было липкое ощущение постоянной тревоги. Накануне президент [Владимир] Зеленский говорил, что никакой войны не будет, мы должны быть спокойны и думать о шашлыках на майские праздники, но я не буду его критиковать. Я просто понимала, что война будет — и все. Может не 16 февраля, как прогнозировали, но рано или поздно вторжение случилось бы.
23 февраля я была на работе и ощущала, что внутри меня все сжалось до предела. Чтобы отвлечься, вечером мы пошли с подругой в кафе поужинать. Я точно помню, как сказала ей: «давай посидим подольше, мне кажется, мы тут в следующий раз побываем нескоро». Дома я машинально собрала документы, деньги, основные вещи — тот самый тревожный чемоданчик. Небольшая сумка так и стоит собранная. Легла спать после часа ночи, а около шести утра меня разбудил звонок брата: «Ты что, спишь? Ты не знаешь, что происходит? Это пиздец, сестрен! Нас бомбят». Страха не было, тревога, которая накапливалась, будто прорвалась. Не понимала только, что будет дальше, но понимала, что должна остаться в городе, не уезжать.
24 февраля в городе большинство людей еще работали, но в многих уже охватила паника — километровые очереди в супермаркеты и к банкоматам. Кто-то уехал в тот же день.
«Здесь говорят, что в ту ночь мы сошли с ума»
Энергодар захватили в первые дни войны. За несколько дней до этого колонны русской техники были на всех дорогах вокруг города, стояли в соседних селах, но боев не было. Нагнетали ситуацию, расставляли в полях «грады» и делали вид, что направляют оружия в сторону АЭС (В Энергодаре находится Запорожская АЭС — это самая крупная атомная электростанция в Европе — «Черта»). На въезде в город жители начали обустраивать блокпост — простое укрепление из шин и мешков с песком. Украинских военных тут не было, только ребята из Нацгвардии, которые охраняют АЭС, но это специальная часть.
Два раза 2 марта русская техника подъезжала к нашему блокпосту, но их встречали тысячи энергодарцев — встали живой стеной. Русские говорили, что «просто хотят охранять станцию» — до сих пор непонятно, от кого и зачем. На следующий день в третий раз техника снова направилась к городу, люди не успели выйти массово на протест. И это хорошо, потому что русские военные, как только подъехали, сразу начали стрелять по блокпосту. Там стояли обычные жители города, не военные.
В городе уже были российские диверсанты. Началась стрельба на улицах. Точно знаю, и мэр Энергодара Дмитрий Орлов это писал в своем телеграм-канале, что на блокпосту и в городе ранили несколько человек. Пострадали несколько квартир — в одной начался пожар после попадания снаряда, в некоторых пулями выбили окна. На следующий день мэр, вероятно, под давлением военных РФ записал обращение, что якобы в городе русские стреляли холостыми.
После того, как 3 марта русские вошли в город, часть из них поехала сразу к мэрии, а большинство — к АЭС. Через какое-то время русские открыли огонь по станции, попали в здание учебно-тренировочного центра и несколько часов не пропускали пожарных.
Была глубокая ночь, когда мы узнали, что русские «кадыровцы» (информация из источников героини, которые мы скрываем в целях ее безопасности — «Черта») выстрелили по первому энергоблоку. Мне кажется, это было точкой невозврата. Наши приняли решение прекратить бой, чтобы не допустить катастрофы. Ни один человек до последнего не мог поверить, что эти идиоты будут обстреливать крупнейшую в Европе АЭС.
В Энергодаре нет бомбоубежищ — они не предусмотрены планом. Если на атомной электростанции случится ЧС, то все должны эвакуироваться. В первые дни войны подвалы некоторых зданий в городе оборудовали под бомбоубежища. Во время сирен и обстрелов я не ходила в укрытие. Пользовалась правилом двух стен и сидела с животными в коридоре. Во время артобстрелов рекомендуется, чтобы между человеком и улицей было две стены: первая берет на себя всю силу взрывного удара, вторая — защищает от осколков. В самую страшную для города ночь, 3 марта, тоже сидела в коридоре. Была на связи со всеми друзьями и близкими. Многих приходилось успокаивать.
Три часа ночи, ты слышишь жуткие взрывы и знаешь, что это на АЭС, а тебе звонят и пишут в слезах и хотят услышать, что все будет хорошо. Это тяжело. В пять часов утра, когда бои на станции закончились, но еще не было понятно, все ли в порядке с энергоблоком в который стреляли, у меня уже не осталось сил и я ушла спать в комнату. Мы здесь говорим, что в ту ночь мы, кажется, сошли с ума.
На следующий день «освободители» уже играли роль хороших парней, мол, пришли навести порядок и не более. Когда им пытались объяснить, что никто освобождения не требует, они рассказывали, что мы просто «зазомбированы нациками и бандеровцами».
Через пару дней после захвата люди собрались перед Дворцом культуры, чтобы провести в последний путь военнослужащих Национальной гвардии, которые погибли при защите АЭС. Людей было много. Дальше русские вели себя более-менее тихо. Хотя известно, как они давили на органы местного самоуправления, добиваясь сотрудничества и как прессовали проукраинских активистов.
«От чего нас освободили? От хорошей жизни?»
В конце марта, не добившись ничего от властей города, русские выкрали первого заместителя городского головы Ивана Самойдюка. О нем до сих пор ничего не известно, хотя нам попытались скормить склеенный на быструю руку фейк, что его видели в Польше в аэропорту.
20 марта, когда все узнали о похищении Самойдюка, жители вышли на митинг к мэрии. Когда стали расходиться, подъехали несколько вояк и попытались повязать пару человек, но их отстояли. Военные стреляли в воздух, к счастью, никто не пострадал. На следующий день в город завезли ОМОН — специально для разгона митингов. Городские власти просили жителей не подвергать себя опасности и не выходить на митинги.
Пару раз энергодарцы организовывались сами по себе, собирались с украинскими флагами возле Дворца культуры. 2 апреля во время такого митинга российские военные применили оружие. Стреляли из автоматов, бросали светошумовые гранаты. В итоге — четверо раненых и один задержанный. О нем ничего неизвестно до сих пор. Мы можем только предположить, сколько за два месяца оккупации похитили людей: кто-то вернулся, а кто-то до сих пор нет.
Каждый раз, когда люди пытались показать, что Энергодар — это Украина, оккупанты сильнее закручивали гайки. Задерживали людей, вывешивали свои флаги и так далее. Я не буду излишне героизировать жителей нашего города — есть и те, кто этому рад, но большинство конечно были подавлены. Вы живете в маленьком, богатом городе, строите свою жизнь, растите детей, ездите в отпуск, как вдруг приезжают придурки на танках, стреляют по АЭС и говорят, что нас освободили. От чего? От хорошей жизни?
После их освобождения город проваливается в «совок». Мне, как человеку с абсолютно проукраинской позицией, даже сложно описать свои эмоции от произошедшего. Я вижу из окна триколор, и все внутри обрывается. Нет слов, которыми можно описать любовь к своей стране и ненависть к тем, кто вломился в твой дом, все в нем развалил, насрал и сказал, что вот теперь хорошо живется, вот теперь все правильно.
Наш городской голова Дмитрий Орлов сейчас в Запорожье, а россияне устанавливают свои порядки. Поставили коллаборанта (депутат горсовета Андрей Шевчик — «Черта») у власти, насобирали какое-то количество «самоубийц», которые с ними сотрудничают.
Были в городе и случаи насилия, и неоднократно. Один раз остановили машину, вытащили водителя и избили мужчину просто на улице. Есть видео. За что били — не знаю. Моего знакомого вывезли в лес и мордовали несколько часов. Еще двух знакомых вывозили на допросы, они не распространяются, что там с ними делали. Судьба еще одного неизвестна до сих пор. Знаю, что военные вывезли главу ОСДМ (Объединение совладельцев многоквартирного дома), требовали данные жильцов. Особенно рьяно искали активистов. О количестве покалеченных и, не дай бог убитых, ничего неизвестно.
Еще русские очень любят что-нибудь попраздновать. Захватили экраны на Дворце культуры и сначала два дня крутили концерты группы «Любэ», а теперь там играет что-то в стиле «россия-матушка». 9 мая и шествие «Бессмертного полка» провели, и вечером салют устроили. Но вроде без стрельбы. В этот день мало кто выходил на улицу.
Я несколько раз сталкивалась с российскими военными. Они бродят по городу с автоматами, многие оделись в гражданское, но их все равно видно. Если не по говору — а тут много кадыровцев и акцента сложно не заметить — то просто по ощущениям: «не свои». Первый раз я зашла в магазин, где были вусмерть пьяные русские. Я спросила, стоят ли они в очереди — один из них гаркнул в ответ «А че, не видно, бля?» Потом его друзьям не понравился цвет моих брюк — похож на хаки. Я промолчала и вышла из магазина. Второй раз была провокация с лозунгом «Слава Украине». Военные шли за мной и крикнули — я тоже промолчала.
Жизнь Энергодара
Русские вешают триколоры, перекрашивают стелу на въезде в город — наверное, так они себе представляют комфортную жизнь, которую показывают в российских СМИ. Сюда завозят какую-то прессу и снимают сюжеты, как хорошо теперь живется в Энергодаре. У них есть канал в Телеграме, где пишут, как в городе навели порядок, как люди рады россиянам, как спокойно и организованно стоят в очередях. То есть мы, видимо, должны быть благодарны за то, что сейчас, чтобы купить хлеба, я должна отстоять в очереди пять часов. Или обойти десять магазинов, чтобы купить обычных продуктов по ценам в два-три раза выше.
Поначалу российские военные играли роль «нормальных ребят», убеждали людей, что они спасут нас. Когда поняли, что спасение никому не надо, стали агрессивнее, начался своего рода бандитизм. Ходят по городу или ездят на отжатых у энергодарцев машинах, занимаются рэкетом в стиле 90-х. Я неоднократно слышала от предпринимателей, что работать им можно, только если заплатят дань. Кто-то на это идет, но многие не соглашаются, например, сетевые супермаркеты типа АТБ, Сильпо, Варус закрыты.
В городе много магазинов, которые держат или армяне, или азербайджанцы, привозящие продукты откуда-то и торгующие ими с рук. Продукты есть, но цены выросли в два-три раза, поставки украинских продуктов все чаще блокируют, зато русские — пожалуйста. Я хожу и одергиваю не очень внимательных друзей, которые не смотрят на этикетки. Русские товары не покупаю принципиально, хотя понимаю, что рано или поздно буду вынуждена это сделать, если ситуация не изменится.
В Энергодаре до сих пор исправно работают коммунальные службы — в этом заслуга только самих коммунальщиков и наших властей. Последняя колонна, которая должна была доставить в город топливо для коммунальных предприятий, стояла много дней на блокпосту — русские ее не пропускали.
Со связью периодические перебои. Кто-то говорит, что глушат. В области идут бои и повреждают линии. Сегодня связь есть, два дня до того — не было. Еще в городе пытаются запустить работу школ и детских садиков, но по российским программам, и с обучением на русском языке. Получается пока не очень. Местное Управление образования отказалось идти на сотрудничество, да и жители не хотят отдавать туда детей.
Сейчас огромная проблема с лекарствами. Волонтеры всеми правдами и неправдами стараются привезти в город медикаменты, которые жизненно необходимы. Иногда на это уходит несколько недель.
Еще проблема с наличными. Банки не работают, в нескольких местах можно обналичить, но с комиссией под 10%. Русские завезли наличку в Сбербанк и там обезналичиввют, но тоже под процент. Под проценты можно обналичить и в одном городском обменнике. Многие магазины и продавцы, торгующие с рук, ввели практику перевода на карту. Но почти все делают, при без того высокой цене на продукты, наценку 10%. К тому же не всегда есть связь, чтобы можно было перевести по карте.
Эвакуироваться из Энергодара сейчас можно, но только на своем транспорте — организованная эвакуация не проводится. И не всегда гуманитарные коридоры срабатывают. Бывало, что людей по три дня подряд русские разворачивали на полпути. Первые колонны военные вообще не пускали, они возвращались обратно в город.
«Я хочу увидеть город под украинскими флагами»
Мой день в условиях оккупации выглядит так: резко просыпаюсь среди ночи от жуткого сердцебиения. Сны не помню, но знаю, что снова снилась война. На часах около трех, понимаю, что ночь закончилась. Может, удастся уснуть на полчаса где-то на восходе солнца. Просто лежу. Бесцельно переключаю каналы — украинское телевидение у нас давно отключено, и все каналы русские, к счастью, не новостные, но везде ужасно дурацкие.
Если есть связь — так же бесцельно листаю ленту новостей. Везде война. Ракетный удар по восьми областям. Русские денацифицировали железную дорогу, по которой эвакуируются люди. Ракетный удар по Одессе. Ракетный удар по Днепропетровщине. Удар, удар, удар. Выхожу на балкон выкурить две сигареты подряд. До войны я не курила 12 лет. Снова пытаюсь уснуть, снова листаю новости.
От реальности немного отвлекают книги. Читаю Ремарка. В этом мире ничего не поменялось. Те же методы, те же поводы, тот же ужас войны. Утром заставляю себя позавтракать, выпить кофе и как-то жить. Книга, выход в магазин, если это безопасно, а для меня не всегда, и домашние дела. Донаты на волонтеров и армию.
Два месяца превратились в один сплошной, бесконечно тревожный день. В котором как-то барахтаюсь и ищу успокоение хоть на секунду. Мне многие предлагают уехать, но мне нигде не будет спокойно. И пока все же я верю в нашу победу. Я хочу увидеть наш город под украинскими флагами. И когда это случится, надеюсь, я буду тут.
