Я давно слежу за вашим делом в ЕСПЧ. Откуда у вас было столько сил, чтобы пройти все инстанции, и стоило ли оно того?
Я, если честно, не возлагала надежд на ЕСПЧ — знала, что дела там разбираются годами. Поэтому когда мы выиграли, была просто вне себя от счастья и верила, что теперь все изменится. Но этого, к сожалению, не случилось — закон так и не приняли, никто из женщин, которые за него ратовали, в Думу не прошли, и в ближайшее время я сомневаюсь, что грядут хорошие перемены.
Откуда я брала силы — да неоткуда было их брать. Пройдя в России все инстанции, я не встретила никакого понимания или сочувствия со стороны полиции, следственного комитета, прокуратуры. Никто из правоохранителей не приложил никаких усилий, чтобы расследовать это дело хотя бы в рамках законов, которые уже есть.
Вы, наверное, столкнулись со всеми типами полицейских, которых женщины встречают в поисках защиты от абьюзеров. Какие у них общие черты?
Да, я практически всех знала в лицо, начиная от помощника участкового и заканчивая замначальниками. В основной массе им абсолютно плевать на пострадавших. Для них это бездумная рутинная работа, они не задумываются, что женщинам действительно грозит какая-то опасность. Шаблоны, которые мы знаем — «будет труп, приедем, опишем», «сама виновата» — я лично их слышала.
Говорить, что «полицейские сами бы рады всем помочь, да вот у нас нет закона» я не буду. В моем случае были все законы, все инструменты воздействия на этого человека, не было только желания и совести. Достаточно было возбудить одно административное дело, и он уже не смог бы претендовать на российское гражданство, и, возможно, это остудило бы его пыл.
Ничего не изменилось даже во время расследования после первого решения ЕСПЧ. Как вы думаете, почему?
Я не могу утверждать точно, но, мне кажется, дело в коррупции. Он писал мне, что проплачивает всех, чтобы уголовные дела не возбуждали. Указывал суммы: «Уже потратил полмиллиона. Потрачу еще семьсот тысяч. А мог бы тебе купить машину, квартиру, но теперь у ментов есть машины и квартиры».
А откуда у вашего бывшего столько денег и свободного времени?
Его отец занимается строительным бизнесом, и у него самого строительная фирма. Мы познакомились, когда он приехал в Ульяновск на строительство завода по производству шин. Его строила турецкая компания, а поскольку он азербайджанец, языки похожи. Вся его работа заключалась в том, чтобы находиться поблизости от объектов и заключать договоры. Он был сам себе предоставлен: свободный график, свободные перемещения, никакой отчетности.
С 2016 года вы не скрывали имя бывшего молодого человека в интервью. Почему вы теперь его не упоминаете?
Из-за поправок в закон о клевете, которые вернули уголовные сроки. У нас же законы против женщин работают, поэтому пока этот человек не признан судом виновным по конкретному делу, я не могу утверждать, что он это сделал. Несмотря на все зло, которое он совершил, я не могу распространять его личные данные. Хотя когда мы выиграли в ЕСПЧ, до того как этот закон вступил в силу, практически в каждом интервью упоминалось его имя. На это он уже никак повлиять не может, но я не хочу лишний раз провоцировать — думаю в мою сторону российский закон сработает четко и не допустит, чтобы я осталась безнаказанной.
После всех неудачных судов вы переехали во Францию. Почему именно туда и чувствуете ли разницу в отношении к женщинам?
Бегство из России было для меня единственным выходом. В 2017 году я завела анкету на сайте знакомств с единственной целью — бежать, все равно куда. В первую неделю познакомилась с будущим мужем, несколько месяцев мы общались, потом я прилетела к нему в гости. Вернувшись в Россию, решила поменять фамилию в целях безопасности и уже в 2018-м переехала насовсем.
Здесь намного лучше, чем в России: уважают права людей, к женщине относятся как к человеку, а не как к придатку мужчины, кухарке, матке и так далее.
Как вашему нынешнему мужу удалось так быстро завоевать ваше доверие? У вас не было триггеров из-за прошлых отношений?
Я не хотела бы говорить о своем муже. Он далек от всего этого, и я пытаюсь его в это не впутывать. Он очень деликатный и тактичный, за все время, что мы знакомы, с его стороны не было никаких посягательств на мои личные границы, на мою свободу, поэтому триггеров не возникало. Мы в принципе даже не ругались, я наконец обрела гармонию и потихоньку собрала себя по кускам.
Ваша жизнь устаканилась, но дело вы не бросили. Хотелось оставить в прошлом суды и забыть, что с вами это произошло?
По поводу ЕСПЧ я никакого дискомфорта не испытывала — мои дела вела «Правовая инициатива»* по доверенности. Другой вопрос, что после решения ЕСПЧ российских полицейских обязали перерасследовать все дела, и они периодически дергают меня на допросы — это напрягает. Перелеты, во-первых, недешевые. Во-вторых, небезопасные — тот человек по-прежнему на свободе и у него по-прежнему есть ресурсы. В третьих, я понимаю, что эти мотания ни к чему не приведут. Из всех эпизодов, среди которых были серьезные обвинения с возможностью уголовного наказания, они возбудили самое безобидное, по которому заведомо истек срок давности — угроза убийством посредством СМС.
Когда вы дошли до ЕСПЧ, вы стали символом для женщин, которые годами добиваются справедливости. Готовы были к этой роли?
После первого решения ЕСПЧ обо мне многие писали и говорили, но я на тот момент была настолько раздавлена, что совсем не хотела публичности. Мне было очень плохо, и я сама искала поддержки. Но перед вторым решением я поняла, что теперь готова поддерживать, освещать, дискутировать и рассказывать истории женщин. Поэтому собралась с духом и завела аккаунты в соцсетях.
Я думала, что раз моя фамилия на слуху, сразу соберется какая-то аудитория, но, видимо, упустила первую волну после суда. Стала писать медийным женщинам, которые высказывались по теме насилия, просила упомянуть мой аккаунт и поддержать общее дело — монетизировать свое или чужое горе я не собираюсь и не нуждаюсь в этом. И, к своему огорчению, столкнулась с полным, абсолютным игнором. То есть, феминизм феминизмом, а реклама по прайсу.
Что будете делать в случае популярности? Не боитесь, что вами заинтересуется «Мужское государство»?
Я удивлена, что этого еще не случилось. Ко мне на страницы несколько раз забегали «не такие», которые писали, что мужчины тоже страдают, а я сама виновата, но жесткого хейта не получала. По поводу мг-шников — это кучка люмпенов, обиженных на жизнь. Думаю, на моей стороне будет все-таки больше людей — правозащитники, юристы, журналисты. Будем бороться вместе против этих мужских государств. Я сама была бы не против завести такую группу и сливать туда данные по абьюзерам и насильникам, но если создать Женское государство, его в два счета признают экстремистским, заблокируют, а потом еще и уголовку сверху накинут.
Если с женщинами стереотипизация работает, то к безопасности детей у нас в стране обычно относятся однозначно. Были в вашем случае попытки со стороны бывшего подействовать на вас через сына?
Конечно, много раз. На момент тех событий моему сыну от первого брака было 13-14 лет, и бывший караулил его возле школы. Физического вреда не причинял, но сильно давил психологически и на меня, и на него. Я в тот момент как раз находилась в очередных бегах, и у меня просто сердце кровью обливалось: я не могла проконтролировать ситуацию, не могла защитить своего ребенка. В итоге я попросила свою маму, у которой он жил, не отпускать его в школу — пусть пропустит четверть, но, по крайней мере, будет в безопасности.
Потом произошел слив фотографий, когда бывший добавил на фейковый аккаунт с моими интимными фотографиями моего сына, его одноклассников, его друзей. Это, опять же, был удар, в первую очередь, по нему, а потом уже по мне. Эту ситуацию мы пережили очень тяжело. Я пыталась донести до сына, что такое могло случиться с кем угодно, что проблема не в том, что я делала подобные фотографии, а в том, что я доверилась не тому человеку, что человек оказался мразью. Сейчас он уже совершеннолетний парень, у него своя жизнь, и все хорошо.
Какая первая реакция была у ваших близких на слитые фото?
Сначала на фейковых аккаунтах были нормальные фотографии — с отдыха, с родственниками, с сыном. Очень многие повелись и добавили, а поскольку я сама была в очередных в бегах, мониторить эту ситуацию не могла. Когда он набрал достаточную аудиторию, начал публиковать там интимные фотографии. Мне просто хотелось выйти в окно от позора, разочарования, обиды, бессилия и чувства вины. Я до сих пор не снимаю с себя ответственности, именно я познакомилась с этим человеком, привела его в семью и заставила своих родных стыдиться от этих фотографий и всего происходящего.
Что помогло вам пережить это?
Время, терапия и поддержка родных и близких. Тем более я столько раз пересказывала эту историю, что внутри меня ничего уже не отзывается, как будто даже не о себе рассказываю. Юристки «Правовой инициативы»* меня поддерживали, когда я в слезах звонила после очередных гадостей со стороны бывшего. Я могла позвонить в любое время и ни разу не встретила грубости. У них вся команда замечательная: Татьяна Савина, Ольга Гнездилова — без них бы не было ни судов, ни ЕСПЧ, ни огласки, возможно, меня бы уже не было в живых. И потрясающая Ванесса Коган, которую выслали из страны с ремаркой, что она представляет угрозу нацбезопасности РФ.
Перед оглашением второго решения по ЕСПЧ я ожидала, что всплывут эти самые фотографии, из-за которых весь сыр-бор, что их раскопают какие-нибудь отморозки или что сам бывший их снова куда-то выложит. Я прорабатывала все эти ситуации с психологом и морально была к этому готова. Мы с моей семьей эту ситуацию уже пережили, ребенок уже взрослый, и особо это никого не зацепит.
Вообще, говорят, что попало в интернет, никогда оттуда не исчезнет. Вы находили свои интимные фотографии после всей этой ситуации?
Одно время у меня день начинался с мониторинга всех соцсетей и поисковиков. С утра до вечера писала в техподдержку, чтобы удалили тот или иной фейковый аккаунт. Большинство удаляли, хотя во ВКонтакте мне говорили, что могут заблокировать только через полицию, по два-три дня не отвечали. За это время фотки уже у 800 человек вместо 600 — в этом плане было тяжело. Но сейчас я уже давно ничего не проверяла. Знаю, что во ВКонтакте один закрытый профиль остался и на Фейсбуке, но они неактивные.
Про вас писали много гадостей в комментариях. Как-то реагируете на них?
Обо мне чего только не пишут — и чернильница, и сама виновата, и на деньги развела. Я стараюсь от этого абстрагироваться, потому что, если на каждого реагировать, никаких ресурсов не хватит.
А вы получили компенсацию в итоге?
Да, первую компенсацию мне выплатили в марте 2020 перед началом карантина, по второй решение вступает в силу через полгода, а потом на усмотрение РФ выплатят или не выплатят. Я, если честно, думала, что никогда этих денег не увижу, да и каждый второй в комментариях писал: «Ничего она не получит, Россия не выполняет решения ЕСПЧ». Но я получила, хотя это совершенно не те деньги, которыми можно окупить все мои моральные и физические страдания. Если бы я еще и юристов за свои деньги оплачивала, то вообще бы в минус ушла, а без них во всех этих бесконечных ходатайствах, прошениях и заявлениях женщине без юридического образования в жизни не разобраться.
В интернете о вас остается след замученной запуганной женщины, обивающей пороги и просящей о помощи. Но вы, кажется, не такая. Как вы сейчас живете, чем занимаетесь?
Я всегда была легким на подъем человеком, веселым, жизнерадостным. Конечно, после всех этих событий направо-налево всем не доверяю, но человек такой же. Сейчас у меня спокойная размеренная жизнь, сын на стажировке, тоже за границей. Я начала писать книгу, написала уже наполовину. Пишу, когда есть настроение, вспоминаю тяжелые моменты прошлого, описываю их на бумаге. Книга будет из двух частей: первая автобиографичная, а вторая — про феминизм.
Хотели бы заниматься активизмом в классическом понимании? Открыть свой проект, например?
У меня есть огромное желание помогать, но нет для этого ресурсов. Чтобы помогать женщинам в России проектами, нужно как минимум жить там. Если бы кто-то предложил мне сотрудничество или быть идейным вдохновителем, я бы с удовольствием согласилась, но самостоятельно делать проект помощи — просто не смогу и не считаю, что готова нести такую миссию. Пока я просто хочу создать сообщество, где женщины смогут откровенно рассказать о своем опыте и получить поддержку.
А как вы думаете, можно ли эту проблему решить, в принципе поменять отношение к женщинам в России?
Бороться за свои права могут только сами женщины. Им нужно самим в первую очередь осознать, что мы — не второй сорт. Если бы было больше таких женщин, как Алена Попова, Оксана Пушкина, мы смогли бы лучше объединять усилия. Сейчас некоторые женщины, наоборот, поддерживают патриархат, мол, не бьет — уже должна быть счастлива, а бьет — значит заслужила. Пока хотя бы эта ситуация не изменится, говорить об улучшении положения женщин в России вообще нет смысла.
*Внесена в реестр НКО-иноагентов.
