Женские организации для российского государства — красная тряпка. Правозащитники давно говорят об этом, но в последние годы давление властей заметно усилилось. В декабре 2020 года Центр «Насилию.нет»* внесли в список НКО-иностранных агентов. Причиной, то есть политической деятельностью, Минюст счел задачу организации «сделать проблему домашнего насилия видимой и создать такие условия, чтобы пострадавшие знали, куда обращаться за помощью, а общество перестало бы обвинять их в произошедшем». В 2016 году с похожей формулировкой в реестр иноагентов попал и Кризисный центр «Анна»*.
В декабре 2020 правозащитники и активисты попали под новую волну давления. Силовики выдворили из страны директора правозащитной организации «Правовая инициатива»* Ванессу Коган. Она работает в России уже 11 лет и занимается темой защиты женщин от насилия. За работу ей пришлось «заплатить» — несмотря на то что у нее есть двое детей с российским гражданством и муж-россиянин. А активистку Дарью Апахончич* признали физлицом-иноагентом.
Достается и регионам — проверять начали Нижегородский женский кризисный центр. В Комсомольске-на-Амуре уже давно преследуют фем- и ЛГБТ-активистку Юлию Цветкову. Примеров накопилось очень и очень много.
Проблемы у женских организаций продолжаются столько же, сколько и борьба за законопроект о профилактике домашнего насилия. Активная фаза началась с принятия закона об иноагентах в 2012 году. «Очень быстро в реестр попало большое количество организаций, которые занимались защитой прав женщин, необязательно темой насилия. А еще туда попали практически все организации, у кого в названии было слово гендер», — рассказала адвокат и руководитель Центра защиты пострадавших от насилия Мари Давтян.
При этом власти применяют закон об НКО-иностранных агентах реактивно, отмечает юрист «Агоры» Кирилл Коротеев: «Общество обсуждает фальсификации на выборах — в иноагентах “Голос”, войну в Украине — “Солдатские матери Санкт-Петербурга”, домашнее насилие — “Насилию.нет”». Он называет общественные организации — кормом для чиновников Минюста, которым нужно находить все новых и новых “агентов”, чтобы сдавать отчеты руководству и получать надбавки к жалованию.
Для государства отсутствие иностранного финансирования у организаций — не проблема. Как отмечает Коротеев, если нужно кого-то признать иноагентом, можно легко «организовать 20-рублевый перевод от иностранного гражданина».
Несмотря на давление в мире появляется все больше женских организаций. А проблемы, с которыми они работают мирового масштаба. Женщины становятся более видимыми, их интересы вынуждены учитывать, а вторая волна феминизма принесла утверждение, что все личное — политическое, объясняет директор Центра «Насилию.нет» Анна Ривина.
«В нашей стране интересы граждан и гражданок не защищаются ни правоохранителями, ни законодателями. Мы вынуждены отстаивать женскую повестку будто это спорный “неоднозначный” момент, что конечно же, абсурд. Очень сложно кого-то защищать в обществе, построенном на насилии и на власти сильного. Если с правами человека в целом в стране все плохо, отчего с правами женщин будет хорошо?» — задается вопросом Ривина.
Политическая подоплека
В России режим подавляет любые формы гражданской активности, но к женским организациям особое отношение, убеждена председательница гендерной фракции партии «Яблоко» Галина Михалева. «Государственная идеология — консерватизм в самом его жестком реакционном виде, — рассуждает она. — Свободной женщине в таком мире места нет, женщин можно бить, к ним можно приставать. Этим даже бравируют, как депутат Госдумы Леонид Слуцкий».
Впрочем, есть и другая точка зрения: власть одержима борьбой со всем, что считается внешним влиянием, — отсюда и обвинения НКО в западной поддержке. Проблемы у самых разных организаций, не вписывающихся в тренд, поэтому говорить о преследовании именно женских не приходится, считает политолог Алексей Макаркин. По его словам, в нашей стране традиционализм — официальная идеология, хотя она и невозможна по Конституции. «В такой идеологии женщина может быть либо хранительницей очага, либо защитницей, но только в чрезвычайной ситуации, например, на войне. Феминизм вызывает неприятие как западническая альтернатива якобы исконно русским образам», — резюмирует Макаркин.
С этим частично соглашается и Мари Давтян. Она считает, что сейчас все, кто не входят в сферу интересов власти, получают по шапке. А сильные женщины и те, кто помогает другим, противоречат курсу на скрепы: «Россия активно пытается себя представлять последним оплотом консервативного патриархального государства на территории Совета Европы».
Власти инстинктивно не доверяют никаким НКО, потому что это форма гражданской самоорганизации, объясняет политолог Екатерина Шульман. Она называет еще одну причину преследования женских объединений. «Феминистические НКО, как и те, что борются с ВИЧ, считаются частью международной сети неправительственных организаций. Предполагается, что они входят в некие транснациональные структуры, обмениваются опытом, действуют по общей, как принято выражаться в госСМИ, методичке. И тем самым проводят какую-то нероссийскую политику, враждебную идее суверенитета», — говорит Шульман.
Будущее для женщин-политиков и женской повестки
Интерес к женской повестке при этом, безусловно, есть. «Не нужно никаких секретных опросов ФСО, чтобы заметить, насколько тема гендерного равенства и феминистическая повестка интересует молодое поколение, — уверена Екатерина Шульман. — По этой причине женские гражданские организации тоже воспринимаются как опасные в рамках очевидно объявленного “крестового похода против детей” — борьбы властвующего поколения 65+ со всеми ценностными отличиями тех, кто моложе. Им очень хочется передать свою картину мира следующим поколениям, но для этого надо истребить ценности и интересы, которые эти поколения у себя сформировали, не спросив старших».
Впрочем, сегодня в России почти нет конкретно политических женских организаций. Гендерный исследователь Ирина Костерина напоминает, что в 90-е были женсоветы, организованные Раисой Горбачевой, была Лига избирательниц Санкт-Петербурга. Сегодня же организации не занимаются прямой борьбой за власть: есть консервативные повестки вроде материнства, социальные вроде борьбы с насилием.
Многие страны уже приняли специальные меры, которые продвигают женщин в политике: тренинги, программы подготовки к выборам. Причем речь не только о Европе, но и об Африке и Латинской Америке. Костерина напоминает, что в Советском союзе женский вопрос курировался государством как специальная мера для продвижения женщин-работниц: фотографии успешных женщин на производствах, женщин-героев труда, женщин-депутатов.
«Это придумали, чтобы женщины были активной трудовой силой и Советский союз выглядел хорошо, — пояснила Костерина. — В современной России нет квотирования для женщин, специальной гендерной политики, только демографическая. В Госдуме у нас не так много реальных женщин-политиков, если не брать спорстменок и оперных певиц, которых туда поставили для декоративных нужд». Мало в России и женщин-руководителей субъектов федерации.
Впрочем, Костерина соглашается с Анной Ривиной: дело тут не совсем в принятии или непринятии женщин, а в специфике российской политики. Настоящего разнообразия нет, как и борьбы партий, одна подгребла под себя все.
При этом трудностей в политической карьере женщине не избежать, говорит гендерный исследователь: все еще сильные предубеждения в массовом сознании. «Женщин мало поддерживают на топ-уровне, и политика — часто “мужской клуб”, который строят с друзьями, многие обсуждения происходят в саунах, на совместном досуге, куда женщинам очень трудно попасть. Поэтому в большой политике реально всего несколько женщин, чьи имена люди могут назвать. А на уровне министерств все гендерно сегрегировано. Есть отрасли, которые считаются традиционно мужскими, а есть образование и культура, которые воспринимаются как женские. На этих должностях женщины могут быть. Министром обороны у нас женщина еще долго не будет, хотя для многих стран Европы это норма», — считает Костерина.
Левада-центр* в 2017 году проводил опрос, который показал, что 54% россиян в ближайшие 10–15 лет не хотели бы видеть в качестве президента женщину и только 33% считают это возможным. Среди опрошенных «против» высказалось более 70% мужчин всех возрастов.
Екатерина Шульман подчеркивает, что абстрактный вопрос неуместен применительно к политике. «Когда человека спрашивают, нравится ли ему идея президента-женщины — это очень абстрактно. Ответ никак не будет коррелировать с реальным электоральным поведением людей, когда появится кандидат любого пола, который заинтересует избирателя, — резюмирует Шульман. — Тогда вопрос будет: поддерживаете ли вы такого-то или такую-то. Дальше все будет зависеть от отношения к кандидату. Регулярно проводятся опросы, хотите ли вы работать с начальником-женщиной. Люди часто отвечают, что не хотят, при этом мирно подчиняются женщинам всю свою жизнь, от детского сада до Пенсионного фонда».
* Организации признаны иностранными агентами в РФ.
