Александра
Летом 2017 года после развода я переехала жить в Коктебель. Здесь я никого не знала: родственники жили далеко, друзьями так и не обзавелась на новом месте, а дом с бывшим мужем мы купили на отшибе. Идеальная жертва.
Тогда же познакомилась с Михаилом Мартыновым. Он про себя почти ничего не рассказывал, больше спрашивал про меня. Первые несколько месяцев все было хорошо, мы много времени проводили вместе, а через три месяца стали жить у меня.
После переезда Мартынов начал меня всюду сопровождать и контролировать. Я к такому не привыкла, но он меня убеждал, что я раньше неправильно жила — иначе бы не развелась. Его раздражали звонки моих старых друзей — я стала выключать звук на телефоне. Потом он начал контролировать, когда я была в сети последний раз, и предъявлял претензии, если время казалось ему неподходящим. Я думала: мне нечего скрывать, его поведение нормально, он меня любит.
Постепенно общение с друзьями и по телефону, и в соцсетях сошло на нет. Они, наверное, решили, что у меня все хорошо, новый молодой человек. Но на самом деле он меня изолировал.
Когда у нас начались отношения, я удалила из инстаграма все фотографии бывшего мужа, кроме одной, где мы с двумя нашими собаками. Где-то в январе 2018 Мартынов ее увидел и начал скандалить: «У тебя какие-то мужики». Я объяснила, что с этим человеком я прожила восемь лет и это часть моей жизни, я не могу его просто вычеркнуть.
Тогда он меня впервые сильно избил. Избивал двое суток, сломал нос, ухо, скулу. Вот, видите? (Александра показывает ямку на скуле, которую «никуда не деть теперь»). Все это время я не ела. Я ничего не видела несколько дней, даже не могла в туалет без его помощи сходить, мои губы были разорваны, глаза опухли. Он удалил мои аккаунты из всех соцсетей, сменил мне номер телефона. К тому моменту друзья уже почти не звонили.
Он меня запугивал, говорил, что если я куда-то обращусь, мне никто не поверит. А ему терять нечего и проще меня убить: «Обратишься к друзьям или родственникам, придут и их убьют, а будешь хорошо себя вести, все будет хорошо». Рассказывал про свои связи, утверждал, что у него в прокуратуре и полиции все завязано.
Одновременно он рассказывал, как девушки его всегда любили, а я одна непутевая, но все равно влюбился он именно в меня. И тогда мне казалось, что я тоже искренне его любила. Он смог внушить мне, что я во всем виновата: довела фотографиями — и он меня побил. Я поверила в свою вину и осталась. Думала, если буду хорошо себя вести, то все наладится. Друзьям не рассказывала, боялась, что ответят: «Ты дура и сама это допустила».
Мартынов говорил, что у него есть магазин в Смоленской области, но потом стал рассказывать, как реально зарабатывает. У него были кодграбберы — это такие сканеры для электронного вскрытия машин. Они похожи на брелки, если не знать — не поймешь. Он показывал, как все работает: человек паркуется, выходит и закрывает машину не на ключ, а кнопкой, сигнал записывается и высвечивается марка и год машины.
Я была в ужасе, когда он мне это рассказывал — в моей жизни никогда такого не было. К нему приезжали так называемые гастролеры из Белоруссии и Украины — люди, которых он обучал вскрывать машины. Так они обворовывали отдыхающих. По всему дому он раскладывал круглые упаковки с порошком. Берешь обувь, а там пакет лежит. Что в них было не знаю, но думаю это были наркотики.
Второй раз он меня избил в июне 2017 года, сломал два ребра, а потом повез к озеру — сказал, что утопит меня. Мы просидели в машине на берегу полтора часа и поехали домой. На следующий день мне стало тяжело дышать, и он повез меня на рентген. Врачам я должна была сказать, что сломала ребра при падении с мопеда.
Он смог внушить мне, что я во всем виновата: довела фотографиями — и он меня побил. Я поверила в свою вину и осталась.я
Из больницы мы сразу поехали к нотариусу. Он заставил меня написать договор купли-продажи на машину и договор дарения на дом. Все вместе это стоило около 15-ти миллионов рублей. Он не верил, что я буду себя хорошо вести и никуда не обращусь, поэтому я должна была написать расписку.
В тот день он начал меня мучить с вечера, надавливал на гематомы, которые болели, опять рассказывал про свои связи и друзей на зоне. Он внушал мне, что я потеряла документ на какую-то угнанную машину, бил меня по голове и говорил: «Ты же тупая, могла потерять и забыть. Ты ничтожество, может вспомнишь, что потеряла». Я пыталась ему объяснить, что ничего об этом не знаю, но в итоге со всем соглашалась.
На какое-то время он забыл про расписку. Но пинки и подзатыльники не прекращались с самого первого избиения. Это были не только удары в лицо, если ему что-то не нравилось, он мог меня душить, пока я не потеряю сознание. Дважды я пыталась сбежать, но это закончилось сотрясением мозга и потерей сознания. Решила — больше не буду пытаться. Я была в ловушке, не понимала, что происходит. Я хотела только одного — чтобы не били.
Состояние было такое, что жить уже не хотелось: у меня было две попытки суицида. Первый раз я напилась таблеток и вина. Когда проснулась, мне было плохо. Он выбил из меня признание о попытке покончить с собой. Второй раз — то же самое. Когда он вернулся домой, я уже лежала без сознания. Он вызвал скорую. Фельдшер, по словам соседей, спросила: «Что у нас, суицид?» Он сказал — нет. Мне сделали промывание и капельницу, Мартынов заплатил пять тысяч, и попытку суицида не зафиксировали. С тех пор он от меня не отходил, а соседям говорил, что я отравилась арбузом. Я тогда думала: «Что это такое, даже умереть не получается».
Позже я поняла, что близка к третьей попытке суицида. Деваться было некуда, и это казалось единственным выходом. Обратиться за помощью не могла — была уверена, что он убьет меня и друзей. Потом подумала: «Такой радости я ему не доставлю» и решилась на побег. Мартынов случайно оставил ключи от моей машины, которые обычно брал с собой. Я уехала 16 августа.
После побега я позвонила в службу психологической помощи пострадавшим от домашнего насилия, долго общалась с психологом. Я ничего не понимала: ни про расписку, ни про мошенничество. Я знала одно: меня бьют, и я в этом виновата.
Я ехала в Москву и по дороге восстанавливала все свои контакты: старый телефон с моей учетной записью был у мамы, и она переслала мне номера друзей. Они были в ужасе — меня никто не слышал больше полугода.
Моя первая встреча с адвокатом прошла в торговом центре. Я вышла с парковки, и мне казалось, все подстроено — меня здесь убьют. Позже моя подруга собиралась навестить меня в Крыму, но не приехала — у нее нашли опухоль в груди. Мне снова показалось, что все подстроено — мол, не надо ей в больницу, нет у нее рака. Она позвонила своей подруге — психотерапевту. Та приехала, поговорила со мной и прописала терапию от ПТСР.
После терапии я начала возвращаться к жизни, продолжала общаться с адвокатом. Он настаивал на заявлении — я боялась, что меня найдут и убьют. Когда мы все же приехали в Крым, я взяла машину в аренду и носила кепки, чтобы меня не узнали.
В полицию мы с адвокатом обратились 1 сентября 2017 года. Я рассказала, где Мартынов хранил кодграбберы и порошок. Он остался жить в моем доме, думал, со мной все: психушка, суицид — явно не полиция. К нему пришли с обыском, кодграбберы не изъяли, нашли порошок: четыре пакетика с остатками и четыре полных, обмотанных черной и красной изолентой, и две долларовые купюры, свернутые в трубочку. Еще у него нашли два пистолета и гладкоствол.
Экспертиза по порошкам показала мел. Только остатки мефедрона, все остальное мел. Думаю, взятка и здесь имела место — зачем так хранить мел? Это подтвердила его нынешняя девушка. Она тоже сначала пыталась с ним бороться — подавала заявление, в котором написала, что Мартынов дружит с полицейскими, которые проводили обыск. Но ход делу так и не дали.
Я была не первой жертвой Мартынова. Я связалась с его бывшей женой и узнала подробности. Он тщательно выбирает: я — после развода, у меня крупная сумма на счету, дом, хорошая машина. Вторая жена — дочь богатого человека; его новая девушка, с которой он сейчас живет, тоже дочь богатых родителей.
У всех, кто с ним знакомится, происходит помутнение рассудка. Я обычно очень активная, а в этих отношениях много спала, у меня было апатичное состояние. Он говорил: «Ты после развода, у тебя стресс, восстанавливаешься, тебе нужно отдыхать». Похожая ситуация была с его второй женой. Она мне рассказывала, что он ее тоже избивал и изолировал. Они жили в одном городе с ее родителями, она долгое время не общалась даже с ними.Четыре стены и все. Ей вдруг стало все неинтересно. То же и с нынешней партнершей — у нее была хорошая работа, образование. Они встречались полтора месяца, она забеременела, он ее избил, и ребенка она потеряла, но в итоге все равно к нему вернулась.
В конце июля прошлого года мы проиграли дело по расписке в суде первой инстанции в Феодосии. Иск изначально был на 623 миллиона рублей — расписка была под проценты, он их насчитал и потом великодушно отказался. Там судья открыла материалы дела с копией его паспорта и сказала: «Что вы хотите сказать? Вот этот мальчик всех избивает и заставляет писать расписки? Что вы наговариваете на человека?»
Я раньше не была на судах, но это показалось мне абсурдом. После проигрыша мы подали апелляцию. Моему адвокату Мартынов сказал: «Она мне расписку написала, пусть вернется, будем жить нормально». Адвокат спросил: «Как вы докажете, что у вас были эти деньги, вы же понимаете, что это афера?» А он ответил, что ему плевать.
В ходе дела Мартынов постоянно менял показания: сначала говорил, что дал мне свои деньги, потом — что деньги ему дал отец. Его отец тоже трижды поменял свою версию событий: сначала сказал, что дал сыну деньги — якобы у него доход 500 миллионов рублей. Потом сказал, что никаких денег никому не давал, с сыном 8 лет не общался, а меня он вообще не знает.
В третий раз заявил, что дал сыну только 80 миллионов, а у того были остальные 20. Он предоставил свои налоговые декларации, в которых было сказано, что его доход — 100 тысяч в месяц. Миллионов опять не было.
Мартыновы — отец и сын — ранее судимы. Я сомневаюсь, что отец в рамках уголовного дела подтвердит, что давал 80 миллионов рублей сыну. Он отсидел срок в Белоруссии за подделку документов. А у сына кража: он врезал в магазин городскую газовую трубу нелегально и пользовался газом бесплатно. Получил год лишения свободы условно и должен был погасить сумму за газ, который наворовал.
Мартынов так и не смог доказать, что у него были сто миллионов, которые он якобы мне одолжил. Все, что он смог предоставить суду, — это выписка, в которой сказано, что у него есть четыре старые дешевые машины: одна разбитая начала 2000-х, еще одна — четыре года как сломанная и две «нексии». Но суд все равно принял это как подтверждение существующего имущества.
Также суд проигнорировал официальное письмо замминистра внутренних дел по Крыму о признаках состава преступления и о том, что расписку я писала под пытками. Даже когда мы привели свидетеля — женщину из Коктебеля, которая видела как Мартынов меня избивает, — ее отказались допросить.
Судья открыла материалы дела с копией его паспорта и сказала: «Что вы хотите сказать? Вот этот мальчик всех избивает и заставляет писать расписки? Что вы наговариваете на человека?»
Есть второй свидетель — сварщик, Андрей Катанцев. Мартынов сломал ему нос и тоже заставил написать расписку на миллион рублей — так он пытался заставить Катанцева работать бесплатно. Для сварщика миллион — неподъемная сумма. Андрей проработал около недели, сбежал, тоже написал заявление и тоже получил отказ. Он пытался оспаривать, но ничего не вышло. На моем суде по расписке прилагались показания Андрея, который видел мое состояние и синяки. Мартынов написал объяснительную, мол, да, есть расписка от Катанцева, но он к нему не имеет претензий.
Решение суда по делу о расписке вступило в силу 17 июня 2020 года. Теперь я должна сто миллионов рублей, которых у меня нет: с меня можно взять только дом и машину в счет долга — этого и хочет Мартынов. Решение надо отсрочить, но это сложно, потому что нужно снова идти в суд первой инстанции в Феодосии.
Чтоб выиграть дело, мне с адвокатом нужно привлечь Мартыновых к уголовной ответственности, но ни один пока не допрошен по делу о мошенничестве. Я собираюсь подавать иски по уголовным делам в Верховный суд. Есть четыре дела: два по побоям, одно по мошенничеству и одно по наркотикам. По делам о телесных повреждениях не могут установить, кто мне их нанес. С мошенничеством проще: известно, что Мартынов отнес мою расписку в Феодосийский городской суд.
Когда мы добьемся суда и решения по делам о побоях, мошенничестве и наркотиках, мы сможем, в связи с открывшимися обстоятельствами, подать гражданский иск по расписке — это единственный способ выиграть дело. Я живу только тем, чтобы выиграть этот суд и сохранить свое имущество. Хочу все это забыть и жить нормальной жизнью.
Автор: Аля Кедреновская
Все слова Александры подтверждаются документами. В распоряжении редакции есть объяснительные Михаила Мартынова, его отца, данные об их судимостях, все упомянутые заявления, аудиторская экспертиза, экспертиза по результатам обыска, официальное письмо от замминистра внутренних дел по Крыму, а также аудиозапись разговора со второй женой Мартынова, подтверждающая слова Александры.
